В этом смысле отец Алексий Уминский, как и любой другой священник, «особую» молитву имел полное право не читать по указанным уже причинам: ее нет в Служебнике, она не имеет соборного происхождения, не утверждена Священным Синодом.
В РПЦ уточнили, с чем связано дело протоиерея Уминского
Аморализм О. Это так же, как человек узнает человека, соединяясь с ним в любви, в семейной жизни, в дружбе, когда человек другому человеку открывается, когда эти люди становятся близкими друг другу, родными, едиными. Выступает против догмата о Церкви: По катехизису святителя Филарета Московского, Церковь — это общество верующих, объединенных единой верой и едиными обрядами. Так можно сказать о любом религиозном объединении, о мусульманах, иудаистах, о ком угодно. Такое представление о христианстве — когда почти ничего нельзя — складывается у наших детей.
Эта схема приходит вместо духовной жизни, вместо любви, вместо живого отношения человека и Бога,- учит о. Она есть некий страховочный момент. У нас, например, нет такого принципа «не смотреть телевизор»… Дети ведь все равно нарушают запреты. У них своя система эстетических ценностей, они не доросли еще до нашей системы.
Педагоги по крайней мере должны знать, что наши дети делают, что им нравится. Равенство и братство При этом о. Первая священная степень, в которую посвящается человек во время крещения и миропомазания, это — мирянин, и к ней принадлежит каждый православный христианин. Белановского и А.
Боженова «Двое во едину плоть: любовь, секс и религия». Книга опубликована в издательстве «Эксмо» и рекламировалась как первая откровенная книга об интимной жизни верующих, чему вполне соответствует ее похабная обложка. Издательский совет Московской патриархии книга не прошла, поскольку там сочли, что она может смутить «иного благочестивого читателя. Учение о браке О.
Вот я тут недавно читал святого о. Алексея Мечева. Он писал: «Целью христианской семьи является деторождение». Но это очевидно неправильно.
Сейчас это стало штампом, который не обсуждается. Позднее о. Она просто не может толковаться и читаться в том смысле, что женщине надо быть исключительно репродуктивной машиной и в том якобы состоит главная ее заслуга перед Богом. Ведь в противном случае для нас идеалом христианской семьи должна стать мусульманская семья или люди племени мумба-юмба.
Именно они живут установкой: чем больше детей, тем вероятнее, что хотя бы часть из них не умрет, останется в живых и, как следствие, род будет продолжаться. Магометанские организации протестовали против сравнения магометанской семьи и семьей племени мумба-юмба «Племя мумбо-юмбо» это презрительное название африканских племен. Mumbo jumbo. Я, конечно, ни в коем случае не хотел никого оскорбить… Многодетность мусульман мне очень нравится.
И в этом смысле считаю, что мусульманские многодетные семьи дают порой христианским семьям пример для подражания. По его словам, он не имел намерения сравнить мусульманские семьи с семьями какого-нибудь традиционного племени. Замечательно в своем роде, что о. Согласно новому учению о.
Семьи же не резиновые, люди не бесконечные.
Позднее о. Уминский развивал ту же мысль: «Ведь это совершенно убогое понимание фразы, вырванной из контекста Священного Писания. Она просто не может толковаться и читаться в том смысле, что женщине надо быть исключительно репродуктивной машиной и в том якобы состоит главная ее заслуга перед Богом.
Ведь в противном случае для нас идеалом христианской семьи должна стать мусульманская семья или люди племени мумба-юмба. Именно они живут установкой: чем больше детей, тем вероятнее, что хотя бы часть из них не умрет, останется в живых и, как следствие, род будет продолжаться». Магометанские организации протестовали против сравнения магометанской семьи и семьей племени мумба-юмба «Племя мумбо-юмбо» это презрительное название африканских племен. Mumbo jumbo.
Уминский немедленно принес публичные извинения в письме на магометанский сайт IslamNews: «Я сожалею о том, что моя фраза невольно вызвала некое непонимание, и готов извиниться, если она могла кого-то обидеть. Я, конечно, ни в коем случае не хотел никого оскорбить… Многодетность мусульман мне очень нравится. И в этом смысле считаю, что мусульманские многодетные семьи дают порой христианским семьям пример для подражания». По его словам, он не имел намерения сравнить «мусульманские семьи с семьями какого-нибудь традиционного племени».
Замечательно в своем роде, что о. Уминский не принес извинения перед Православной Церковью, которую он обвинил в магометанском или дикарском учении о браке. Согласно новому учению о. Каждый имеет свой ресурс, каждый может именно то, что может… Каждому — по силам его.
Этот вопрос не может регламентироваться ни духовническим руководством, ни какими то соборными решениями». Это не мешает самому о. Уминскому давать указания Церкви. Так, он учит вопреки учению Церкви: «Я убежден, что интимные отношения — это вопрос личной внутренней свободы каждой семьи, которая свободна в том, как строить свою жизнь».
Уминский видит решение «проблемы» многодетности в контрацепции, причем считает, что Церковь никак не должна вмешиваться в этот вопрос, а принимать «выбор» супругов: На вопрос: «Если пара вынуждена планировать число детей, Церковь это осуждает или нет? Церковь осуждает грех. Человека Церковь не осуждает. Человека призывает ко спасению, человека Церковь любит прежде всего.
Сочувствует ему и сострадает. Но сегодня многие семьи планируют количество детей, исходя из сугубо практических, эгоистических соображений… В данном случае такое планирование семьи, такое нежелание многодетности, наверное, ошибочное. Я не буду говорить, что это грех. В этом может быть большая ошибка, которая не принесет радость в конечном итоге ни родителям, ни самому этому существу, которое станет взрослым, и не поможет ему стать человеком до конца».
Уминский утверждает, что контрацепция допустима, «когда родители действительно просто не в состоянии по-настоящему содержать семью из-за того, что негде жить, нечего есть, работы нет. И тогда, наверное, оправданно какое-то время, когда родители откладывают рождение своего ребенка на другой срок». Он противопоставляет венчание и Причащение: «Природа брака одинакова всегда и везде, венчаный он или невенчаный… силу благодати христианский брак получает не столько от того, что он венчан священником в церкви, сколько от того, что люди вместе живут по Евангелию и причащаются Тела и Крови Христовых». Уминский не делает различия между любовью Божественной и любовью падшего естества: «Священник должен всеми силами радеть о том, чтобы люди, которые ищут друг друга, прежде всего ставили своей целью любить по настоящему, эту любовь хранить, эту любовь приумножать и в конечном итоге делать её той царской любовью, которая приводит людей к спасению».
Он систематически относит слова о любви Божией к человеческим отношениям: «Любовь, как свойство Божие, она вечна. Напутствие отца Алексея родителям Для родителей, желающих приобщить своих детей к традициям православия, интересна будет книга «Ребенок в семье и церкви. Как не навредить детской вере». В ней отец Алексей Уминский затрагивает вопросы о том, как приобщить ребенка к молитве, рассказать ему о православных таинствах, как избежать ошибок в воспитании.
В своей книге, написанной на основе опыта работы в качестве директора и духовника православной гимназии, он пишет о месте ребенка в православном приходе, о духовности в жизни детей. Данная книга по праву является выдающимся трудом в сфере православной педагогики и может претендовать на то, чтобы стать настольной книгой для многих родителей, желающих воспитать своих детей согласно православным традициям. Таким образом, отец Алексей является не только выдающимся публицистом, но и замечательным педагогом. Алексей Уминский, книги которого вдохновляют людей идти к Богу, является автором еще одного замечательного произведения — «Что я хочу от церкви».
В этой книге он пытается ответить на такие насущные для всякого человека, ищущего Бога, вопросы: «Зачем мне Церковь, если и без нее я могу верить в Бога? Он утверждает, что именно Церковь является тем местом, которое единственно предоставляет человеку возможность соединиться с Богом. Отец Алексей доходчивым языком пишет об особенностях православного богослужения, раскрывает читателям смысл обрядов, рассказывает о неожиданных моментах, с которыми может столкнуться человек, придя в православный храм.
Ситуация в городе была ужасающей. Люди воевали и убивали друг друга, для некоторых это стало нормой, а молодая жена священника была просто в ужасе от жизни.
Но в то же время отец Алексей вспоминает этот период своей жизни с благодарностью. В конце концов, эти три года службы стали для него испытанием. Вспоминая те годы, священник благодарен прихожанам Кашицы, которые научили его главному качеству — любви к людям. Первое, с чего начинается взаимодействие приходского священника с прихожанами, — это понимание и сострадание, а все остальное приходит позже. Юношеские годы и молодость Будучи студентом, Алексей вступил в комсомол.
Он не просто числился в организации, а был ее активистом, состоял в ее штате и посещал собрания. Изменения в его мировоззрении произошли после поступления в Педагогический институт имени Крупской. Студенческие времена С ранних лет, благодаря матери, Алексей хорошо знал французский язык. В качестве места учебы он выбирает факультет романских и германских языков. Молодой человек с легкостью входит в нее.
Атмосфера в институте была совершенно иной: студенты чувствовали себя более непринужденно, высказывая свои взгляды. Там он присоединился к движению хиппи. Расцвет этой субкультуры в Советском Союзе пришелся на 1970-е годы. Вскоре после поступления в университет Алексей уже ходил с длинными волосами и в джинсах с заплатками. Он путешествовал автостопом по многим городам страны.
Из-за своей внешности он несколько раз попадался полиции. Среди своих одноклассников он встретил верующих людей, которые показали ему церковный мир, который был для него новым. Молодой человек начинает читать Евангелие и православную духовную литературу. Таким образом, он приходит к Богу. В 1980 году, в возрасте двадцати лет, Алексей принял крещение.
В конце учебы его чуть не исключили из института: преподаватель увидел у юноши крестик. Молодой человек усугубил ситуацию, назвав себя православным верующим. Студента Умински защищали другие преподаватели. После окончания института он восемь лет преподавал французский язык. Он любил свою работу.
Дьяконство в церкви В 1988 году Алексей Анатольевич посетил Псково-Печерский монастырь, чтобы присутствовать на проповеди о. Иоанна Крестьянкина. Именно тогда он вдруг понял, что хочет стать священником. В течение нескольких месяцев он служил в кладбищенской церкви в Клину, под Москвой. В это время родители о.
Алексея стали верующими. Позже он сам женился на них. Телевизионные проекты Здесь отец Алексей осознает себя в несколько иной роли. Существует множество телевизионных программ с участием священника — он принимает участие в дискуссиях, выступает с докладами и т. Однако в качестве ведущего он принял участие в трех проектах.
Сначала это была программа под названием «Повседневные дела».
Кроме книг, Алексей Уминский также является автором множества педагогических статей — здесь стал полезным опыт его работы в гимназии. Также священник входит в состав редколлегии православных журналов и сайтов. Телевизионные проекты Здесь отец Алексей реализует себя в несколько ином амплуа. Телепередач с участием священника множество — он принимает участие в дискуссиях, читает лекции и т. Однако в роли ведущего он был задействован в трёх проектах. Сначала это была программа, которая называлась «Дела житейские».
Позднее на телеэкраны вышел сериал, рассказывающий о жизни святых — «Тесные врата». В настоящее время отец Алексей ведёт ещё один православный телевизионный проект, который называется «Православная энциклопедия». Программа знакомит телезрителей с основами православной жизни. В передачах известные деятели культуры, историки, писатели и представители духовенства обсуждают темы, имеющие отношение к христианству. Каждая телепередача содержит события Патриаршего служения, сообщения о новостях и событиях православной жизни. Темы, которые поднимаются в передачах, всегда актуальны и позволяют зрителям найти ответы на многие волнующие их вопросы. Кто такой современный священник?
Задаваясь этим вопросом, Алексей Уминский ставит и другие: способен ли он ответить на самые острые вопросы нашей жизни, готов ли он к встрече с сомневающимися людьми? Отвечая на вопросы журналистов о работе в церкви, священник проводит своеобразную грань между тем, что есть работа, а что служение. Алексей Уминский говорит о том, что священство — это не работа. Служение Господу и церкви происходит постоянно и к нему особое отношение. Вот журналистика, преподавание — это работа, а остальное - это служение. И так дано самим Господом. Алексей Уминский, биография которого насыщена самыми разными событиями, от активной комсомольской юности до пастырского служения, являет собой тот непростой и противоречивый путь, увенчанный благодатью Божьей.
Протоиерея Алексея Уминского запретили в служении после антивоенных высказываний
Протоиерея Алексея Уминского в канун Рождества лишили должности настоятеля храма Троицы в Хохлах, которую он занимал с 1993 года. ? Церковный суд лишил сана протоиерея Алексея Уминского, бывшего настоятеля храма Троицы в Хохлах. If you have Telegram, you can view and join Священник Алексий Уминский right away.
Правила жизни Алексея Уминского
После института в течение десяти лет работал в школе учителем французского языка. В конце 80 годов, когда началась перестройка, я уже сознательно выбрал для себя путь священства, поехал в Псково-Печерский монастырь, и отец Иоанн благословил меня. Я был рукоположен в 1990 году. Сначала служил несколько месяцев дьяконом в городе Клин в кладбищенской церкви, а потом был настоятелем Успенского собора в городе Кашире. Время было сложное, храм был захвачен Богородичным центром, мне пришлось его буквально отвоевывать, и потом как-то налаживать в нем приходскую жизнь. До сих пор я поддерживаю отношения со своими прихожанами из Каширы, которым очень благодарен за неизменную память и любовь.
We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy I accept Русская православная церковь теперь часто попадает в скандалы, а «православная общественность» активно вмешивается в деятельность светских институтов.
Один из главных посредников нашего времени в конфликте между верующими и прочими гражданами — священник Алексий Уминский, миссионер и популяризатор церкви в медиа и социальных сетях, духовный и душевный друг очень многих потерявшихся в повседневности людей — так можно сухим официальным языком объяснить появление в этой книге интервью отца Алексия Уминского. Но если нужно объяснять, значит — объяснять не нужно. Ближе к полудню перед алтарем храма Святой Троицы в Хохлах вдруг появляется просто — в белую рубашку и джинсы — одетый лысый парень. Берет в руки гобой. Закрывает глаза и играет сонату Бенедетто Марчелло ми бемоль минор. Витиеватая барочная музыка заполняет пространство храма, но не полностью: то тут, то там слышится шепот, и даже голоса, вот — покатилась по полу стеклянная бутылочка, кто-то кашлянул, кто-то вовсе заплакал, всхлипывает. Но гобой не останавливается, а на шумящих не шикают.
Всё в порядке. Это — праздничный пасхальный концерт для подопечных детского хосписа «Дом с маяком». Лысый парень с гобоем — церковный звонарь Вася Семёнов, слушатели концерта — в колясках, детских и инвалидных. Их мамы — люди, которым редко удается выйти из помещения, где обычно лежит прикованным к кровати их ребенок. Этим мамам вообще редко удается не думать о самом страшном, о том, что их ребенок — умрет. Но сегодня в храме мамы улыбаются. И они, и их дети — счастливы.
После Васи с гобоем к алтарю выходит Симен, мальчик с синдромом Дауна. Он играет на ксилофоне. Звук у ксилофона тонкий, пронзительный, дети прислушиваются. Постепенно в храме даже наступает тишина, как на обычном концерте. Всё происходящее снимает на мобильный телефон настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, отец Алексий Уминский, выпускник романо-германского факультета пединститута, хиппи, учитель французского, кинолюб, итальянофил и страстный путешественник. На нем праздничная красная одежда. Сегодня Пасха.
До концерта отец Алексий служил праздничную литургию, во время которой произнес проповедь, настолько меня потрясшую, что не могу перестать о ней думать. Так и думаю весь концерт. Музыка помогает думать. Концерт быстро заканчивается — то ли он действительно был недлинным, то ли время пролетело. И все присутствующие вперемешку — обычные прихожане и те, кто специально по субботам приезжает в храм из детского хосписа «Дом с маяком» — садятся за трапезу. Видно, что люди хорошо знают друг друга. Прежде отец Алексий ездил в паллиативные отделения Москвы и как волонтер, и как священник.
Потом стал привлекать к поездкам прихожан. Потом вместе с прихожанами построили удобный пандус для инвалидных колясок. И вот теперь раз в месяц, в субботу, в храм приезжает хоспис. В происходящем нет ни пафоса, ни казенщины. Только свет и радость. Никто не говорит никаких речей, но без всяких речей ясно: этим людям здесь хорошо. Как, наверное, и должно быть хорошо в храме.
Иначе — зачем туда идти? Иногда кажется, что для священника почти не осталось места. Как вы сами определяете свою роль? В этом смысле ничего не меняется. И две тысячи лет назад люди ходили к психологам, терапевтам, прорицателям и колдуньям с гадалками. Но у священника была совершенно другая задача: свидетельствовать об истине, приводить людей ко Христу, молиться за них и разделять их скорби. Ничего не изменилось.
Словом, того, что может дать и священник, и кто-то из конкурентов. И бороться со злом в самом себе, конечно. Это черное, а это белое. Это простится, а это не простится». И причина как раз в мере ответственности, которую необходимо на себя брать. И так страшно брать. Знаете, хорошо быть дьяконом.
Ходишь в прекрасном стихаре, призываешь людей к молитве: «Миром Господу помолимся», участвуешь в богослужении, носишь подрясник и красивую рясу. Всё так же, как у священника, только без всякой ответственности: сплошная красота и благолепие. Но вот ты стал священником. И самое в этом трудное — большое искушение руководить по-человечески. Имея духовную власть, подчинить себе тех, кто от тебя зависим: подчинить своему взгляду на мир, своему личному чувствованию добра и зла. И лишить человека свободы. Послушание ведь часто подменяется нежеланием жить в свободе и нести ответственность за свои поступки и решения, перекладывая ее на кого-то, кому «послушен».
С другой стороны, апелляция к послушанию дает возможность апеллирующему пользоваться людьми безответственными: они становятся сверхуправляемыми, и их можно использовать, как хочешь. Но с моей точки зрения, это чисто сектантский, гуруистский подход. От него не застрахована ни одна религиозная система в мире. Здесь главный вопрос для священника в том, сможет ли он как-то выстроить свою жизнь без этих подмен. Перед рукоположением в священники я беседовал с епископом, который принимал у меня ставленническую исповедь — это такой экзамен совести, когда ты должен очень глубоко исповедоваться за всю свою жизнь. И он сказал мне слова, которые я запомнил на всю свою жизнь: «Помни, Бог гордых противится. А смиренным дает».
У меня ушло некоторое время на глубинное понимание этих слов. О том, что смирение — это не значит, что человек ничего вокруг себя не видит, не слышит, ничего никому не говорит и поэтому не действует. То есть, смиряясь перед всем и всеми, как бы и не живет. Потому что зачем это всё тогда? Смирение — это когда слово твое всегда следует за словом Евангелия, а мысли — за той заповедью, которую Христос говорит. И это очень сложный путь. Ведь человек так устроен, что вечно хочет себя показать, выдвинуть себя на первое место.
И это так мило, так понятно и так приятно, что иногда незаметно вдруг оказывается, что ты думаешь, будто говорит Христос, а на самом деле Христос давно молчит и смотрит на тебя с удивлением, а говоришь всё время ты. Это огромное искушение для священника. И со мной это время от времени происходит, наверное. А в юности, если честно, происходило довольно часто. Жизнь в тревожном состоянии. С ним подружиться. С ним в конечном итоге сродниться.
Я всё время служу. И Богу, и церкви. Я не могу отнестись к своему священству как к работе. Я работаю как журналист — вот это я работаю. Я работаю как преподаватель. Но остальное — служение. Вот тут ничего не сделаешь.
Можете высказываться как угодно по каким угодно вопросам, в том числе и во время проповеди? Нет никаких внешних запретов или дисциплинарных норм, которые бы возбраняли мне говорить то, что я думаю и считаю важным. Но, разумеется, если я буду открыто проповедовать осужденную ересь или ереси, которые идут вразрез с догматами нашей Святой Церкви, то я нарушу клятву, которую давал при получении священнической хиротонии. Это да. Но я понимаю прекрасно, что вы имеете в виду: все мы живем в таком взаимосвязанном обществе, где все друг от друга зависят. Священник зависит от священника-настоятеля, который выше его по рангу, потому как служат-то они служат, но зарплату всё равно получают, так? Священник зависит от своего правящего архиерея.
Правящий архиерей зависит от Синода и от патриарха. Все в какой-то такой не только иерархической, но и человеческой зависимости пребывают. Бывают случаи, когда настоятель может так прищучить какого-нибудь бедненького священника, что ему жить не захочется. Бывают — и нередко — случаи, когда правящий архиерей может задавить любого священника, запретить его в служении, если ему что-то не понравится. А для священника быть запрещенным в служении — это лишиться всего на свете сразу. И поэтому в каких-то случаях такие странные человеческие отношения внутри церкви выходят на первый план: священник вынужден где-то молчать, чего-то бояться, каким-то образом, может быть, даже льстить тому, от кого зависит его внешняя человеческая судьба. И речь не об абстрактном священнике.
Возьмем хотя бы меня: я служу священником двадцать пять лет, я настоятель московского прихода. Мысль, что у меня это может кто-то отнять, для меня совершенно невыносима. Мы сидим с отцом Алексием Уминским в гостях у фотографа Юрия Роста. На Уминском — широкополая черная шляпа, которую он постоянно меняет на другую — кургузую, с красным помпоном. На кухне Рост жарит картошку с грибами, отец Алексий, раскачиваясь в кресле, нахваливает ро? Она едва ли не вкуснее чачи!
И, вы знаете, она меня потрясла своим отношением к подступающей смерти. Она всё понимала и ожидала пришествия смерти, но ее это вовсе не лишало присутствия жизни. Единственное, она очень переживала за свою маму.
Вы понимаете, какой потрясающей Маржана была? Я думаю, что она сделала для меня очень много. Она — светлый лысенький ангел — так меня воспитала за этот период. Так научила верить в Бога и вечную жизнь! Это было что-то очень важное. И так я остался в хосписе. Я просто потом никуда не смог от этого хосписа деться. Потом было много других детей, много детей. А потом получилось так, что теперь не я уже в детский хоспис хожу, а хоспис приезжает к нам по субботам.
У нас тут бывает литургия для детского хосписа, куда приходят все наши прихожане, они уже дружат семьями, общаются, мы стараемся быть рядом». Что вы говорите этим людям? Я не знаю, что говорить, боюсь говорить, не знаю, нет ли в моих словах чего-то фальшивого, чего-то ложного. Я говорю не очень много. Но потом, когда у меня есть возможность, я стараюсь просто побыть рядом, подержать за руку, обнять, может быть, если уместно. Нет таких слов, которые можно было бы сказать человеку, у которого умер ребенок. И это страшные слова. Знаете, откуда они берутся? От человеческой беспомощности, от необладания опытом страдания.
Разумеется, все — и даже все священники — необязательно должны обладать опытом страдания, но все должны обладать опытом сострадания, потому что страдание и сострадание в конечном итоге в человеке производят то же самое действие. И если у тебя нет опыта сострадания, скажи: «Я не знаю, я не умею, я не могу об этом говорить», чем искать формальное: «Ответ на странице тридцать шесть. За ваши грехи». И всё. Это убийственный ответ. Авторитет священника — вещь такая, условная. По мне так может священник вообще никаким авторитетом не обладать. И худого не будет. Я помню рассказ у Майи Кучерской про одного батюшку, который служил в тихом-тихом маленьком сельском храме.
Голос у него был тихонький-тихонький, и слуха у батюшки не было. Он давал возгласы какие-то некрасивые, и хор у него всё время пел гнусаво, и батюшка не умел хорошо проповедовать, но когда этот батюшка-неумейка неавторитетный умер, все свечи в храме зажглись сами собой. Не кажется ли вам значительной роль церковных иерархов в том, что россияне имеют довольно извращенное представление о христианстве? В том смысле, что люди верят не в Бога, а в чудо: в мироточащие сосны, в целебные земли, в исцеляющие камни, а церковь посещают просто потому, что это теперь нечто вроде обязательной программы. Народ у нас порой такой благочестивый и верующий, с такой тонкостью разбирается в свойствах святой воды и прекрасно расскажет, какая икона Божьей Матери от какой болезни помогает, но, к сожалению, Евангелия он не читает. Это большая проблема. И об этом еще Лесков писал — о том, что «русский народ был крещен, но не просвещен». И как раз в этом я вижу одну из главных задач церкви: научить людей любить Евангелие, научить людей прежде всего встретиться со Христом. Потому что так легко полюбить церковную жизнь с ее огромным количеством богослужебных символов, богослужебного круга, с прекрасным пением, с чудными иконами, архитектурой, колокольным звоном — чем угодно, так легко полюбить эту церковь, не полюбив Христа.
И за эту церковь потом бороться, мундир этой церкви защищать, от ее имени выступать. Это огромный соблазн — он может пройти незамеченным даже для кого-то из священников. Потому что земная церковь — огромный мир, который вполне может жить собственной жизнью. Чего, в среднем, человек от Бога хочет? Того, что мы желаем друг другу на праздники: здоровья, успехов в труде и личной жизни. И если ты подходишь к чудотворному дереву или к чудотворному носку, к чему угодно, то это понятное действие, дающее тебе уверенность в том, что ты сможешь получить желаемое. Поэтому самое популярное у нас — это набрать святой воды, получить маслица освященного, чего-то еще, чем можно мазаться, что можно пить, чего можно касаться, что в этой жизни тебя будет укреплять, бодрить и исцелять. Вот у нас есть молитва анафоры, молитва литургии Василия Великого. Священники по многовековой традиции читают эти молитвы тихо в алтаре про себя, и народ уже не слышит их.
А там такие слова: «Господи, даруй им вместо земного небесное, вместо временного вечное, вместо тленного нетленное». То есть человек приходит за земным, а церковь ему: «Подожди. Подумай о другом». И люди этого не слышат! А если бы услыхали, то слышали бы, наверное, сам голос Христа. И тогда бы все успокоились и уже не прикладывали бы свои части одежды к чудотворным деревьям, понимаете? А просто понимали, что есть, конечно, святыни. Но они существуют не для того, чтобы мы от них заряжались, а чтобы мы их почитали как память о тех, кто в этом мире вместо земного выбрал небесное. Пока же всё это — сплошная катастрофа: мы молимся вдруг великомученику Пантелеймону о здоровье, потому что жития мы не читали и не знаем, как его, несчастного, терзали.
А если бы знали, так помолились, быть может, о том, чтобы хоть немножко нам такой веры иметь, как у Пантелеймона, не бояться страдать за Христа, как Пантелеймон? Может, это главное? Ведь никому пока не приходит в голову молиться о здравии и богатстве нашим новомученикам, исповедникам российским, которые нам по возрасту — деды. Это настолько очевидно, что нельзя просить у людей, которые прошли жуткие мучения сталинских застенков, земного благополучия. Но стояния в правде, стояния в вере и мужестве Христа у них тоже никто не просит. Как-то мы до этого еще не доросли. Во всех подсчетах. Потому что всякая борьба приносит только вред. Знаете, Катя, всегда невероятно тяжело говорить о качественном изменении человека.
Потому что внешние параметры — они очень легко определяются, да? А внутренне человеческая жизнь видна только Богу, ее никаким таким духометром не измеришь. Этот пресловутый градус ненависти, наэлектризованность, которая теперь в каждом автобусе, где, кажется, одно неосторожное слово — и на тебя бросятся с кулаками. Или мы в разных автобусах ездим? И люди в них ездят всё те же: наэлектризованные, накрученные, испуганные, очень испуганные тем, что в магазинах цены скачут, что, не дай Бог, начнется война, потому как вот эти страшные ура-патриотические призывы о том, что мы всех победим и все враги будут повержены, звучат отовсюду, но больше пугают. Потому что когда ты на площади горланишь вместе со всеми, тебе кажется, что ты такой смелый и могучий, да? А когда ты один возвращаешься в автобусе, это совсем уже другое. Тебе становится страшно, ты понимаешь, что надо возвращаться в квартиру: уметь работать, кормить свою семью, защитить и уберечь тех, кого ты любишь. А ты сможешь?
Испуганность — мне кажется, основная тональность мира, в котором мы с вами живем. И это невероятно тяжело. Потому что испуганный человек не умеет радоваться, он всё время находится в позиции напряженной защиты, потому что ждет, что на него кто-то нападет. И в нем копится эта агрессия «ответного» удара: ведь он ждет схватки. И поэтому мы так легко взрываемся, легко начинаем ненавидеть. Потаенные наши страхи выплескиваем наружу. И, надо сказать, жить в этом, наблюдать это — жутковато. Я — священник. И лекарство, которое я могу предложить, — это Евангелие, это милость Божия, это молитвы ему.
В очень тяжелом положении, когда ученики Христовы были окружены злобой, когда, того и гляди, Учителя должны были арестовать, а их всех — заставить молчать, применив жестокие санкции, Христос говорит им: «Не бойтесь, потому что я победил мир». И эта победа — не победа в политической борьбе, это не победа путем закрывания, скажем, газопроводов, это не победа, принесенная оружием. Это победа, которую он принес любовью. То же и я могу сказать: не бойтесь, потому что любовь побеждает. И чиновники — тоже не любят. Мы хотим все быть любимыми — это ясно. А хотим ли мы любить? Прежде чем такую претензию миру предъявлять — меня никто не любит, спросите себя: а я люблю кого-нибудь? И вот в этом месте начинается победа над этим миром: не я ожидаю любви по отношению к себе — не дождешься, а я — люблю.
И это очень, очень непростая любовь. Но истоки у нее просты и понятны: если мать не любит своего ребенка, он тоже не будет ее любить; он будет мучиться от невозможности любви, он страдает и будет искалечен. Но научиться любви он может тогда, когда вот эта любовь — она всё время друг другу себя отдает. Поэтому — ну чиновники, ну пускай они нас не любят. Но я могу любить не какого-то абстрактного чиновника, да? А постараться любить, по крайней мере, соседа по лестничной клетке, хотя он неприятен и всё время мусорит. Я могу научиться преодолевать какие-то вещи на самом коротком расстоянии сначала. И не отвечать злом на зло, ненавистью на ненависть, постараться действовать, не исходя из справедливости, а исходя из милости. Ведь мы все ждем к себе милости, а к другим — справедливости.
И это нечестно. Сегодня мы слышим одно из самых важных евангельских чтений в пасхальный период — Евангелие, посвященное встрече Иисуса Христа с самарянкой у колодца Иаковлева. Христос приходит в Самарию, в место, казалось бы, совершенно чужое для Него и как для иудея, и как для воплотившегося Мессии. Самаряне отвергли Истину, смешались с язычниками, у них был свой закон, свое место и свой образ поклонения Богу.
Вот и все. Это то же самое, что влекло римлян на гладиаторские бои и на казни христиан. Им было интересно, как львы пожирают святых мучеников. Все были в восторге! Этим жила империя. Сегодня этим же живет телевидение — оно ничем не отличается от римского Колизея.
Конечно, телевидение — опасное поле деятельности, и священник должен крепко подумать, на какую программу ему идти. И позиция священника, заявляющего шеф-редактору, что он на эту программу не пойдет — это тоже проповедь, по крайней мере, для шеф-редактора: если священник не идет на твою программу, задумайся! В моем представлении, это — вредные программы. Даже если темы там заявляются полезные. Я все равно не пойду, потому что сам принцип этих программ, в моем представлении, душевреден. Это как раз то самое, о чем говорит Евангелие: бисер перед свиньями метать не надо. Не надо говорить о высоком, когда на тебя смотрит человек в трусах с баночкой пива в руках. Но если строить программу на тех корпоративных принципах, о которых я говорил, на одного человека в трусах станет меньше — он наденет брюки. Либо просто выключит телевизор. Это его выбор, он его сделал, он внутренне определился.
Причем, воспитывающим фактором может стать и хороший фильм, и телевизионная программа, и детская передача, и мультфильм, и концерт — все, что угодно. Просто все они должны уменьшать количество людей в трусах с банкой пива по ту сторону экрана, а не увеличивать. А пока телевидение делает все наоборот. Не надо бояться быть честным Христианские ценности не обязательно противоречат светскому формату. Вот когда люди от этого стереотипа мышления отойдут, тогда все встанет на свои места. Потому что говорить о порядочности, о честности, о мужестве, о верности вовсе не обязательно по-церковнославянски, используя какие-то элементы проповеди. В конце концов, даже Леву Толстому, которого никак не упрекнешь в любви к Православию, тем не менее, почему-то удавалось доносить до людей правильно сформулированные православные мысли — он просто был честен как художник. Вот и на телевидении нужна элементарная честность, и там сразу появится христианство. Даже если оно и не будет так называться. Потому что честность хороша тем, что сразу все ставит на свои места: черное называет черным, белое — белым, добро — добром, а зло — злом.
И никогда не скажет, что добро и зло могут меняться местами, что они равнозначны и равносильны. Честность всегда будет на стороне добра. Если говорить о миссионерстве, то оно должно быть на всех каналах. Все каналы должны быть заинтересованы, чтобы в их эфире были такие программы, которые носят не только просветительский, церковно-исторический, но и дискуссионный характер. Ведь вопросы веры — это всегда тема для дискуссии, диалога, споров. Вопросы апологии во все века были очень острыми и очень интересными. Даже в первые годы советской власти, когда против Церкви шла страшная, жесточайшая борьба на уничтожение, и то постоянно устраивались дискуссии между атеистами и верующими. Те же диспуты Луначарского с Введенским, двух равно образованных и убежденных каждый в своей правоте людей, до сих пор вспоминаются. Это же очень телевизионно! Это не какой-то из пальца высосанный формат, где словесная дуэль никогда не несет ни философского, ни идеологического характера, так — бросается какая-то кость двум собакам, чтобы они погрызлись.
Людям интересен сам момент дискуссии, сам процесс спора о серьезных понятиях. Но такого сейчас на телевидении нет. А могла бы быть очень интересная программа. Тут как раз дело в честности. Но люди боятся — вдруг победит не тот, кто нужен? Телевидение — это же всегда мухлеж, тем более, если это не прямой эфир. Можно выиграть словесный поединок. Но если программа идет в записи, да к тому же проплачена твоим противником, в эфире все окажется наоборот. Серьезные осмысленные аргументы будут вырезаны, а какие-то неудачные реплики останутся. Но если такого шулерства не будет, эти программы могут быть очень интересными.
И чем больше будет таких программ, тем лучше будет самому телевидению. Читайте также: Святая равноапостольная Нина — 27 января день памяти: житие, иконы, молитва Арена Колизея Но инициатива должна быть обоюдной. Должна быть заинтересованность канала и честность без оглядок — а что о нас подумают? Пусть что могут, то и скажут. Если у них есть, что сказать. Нужно перестать оглядываться на какие-то второстепенные вещи и просто честно поступать в интересах не только собственного кармана, но и общества. А его интересы всегда одни и те же: общество должно быть здоровым, морально ориентированным, единым и нацеленным на взаимопомощь. А наше телевидение, к сожалению, сейчас сильно раскалывает общество. Потому что политики, которые всегда работают на свои личные интересы, пользуются им, будоража людей на пустом месте. Конечно, телевидение, по сути своей, далеко от христианских принципов мировидения.
Христианство — это культура слышать. А культура зрелищ — это культура языческая. И телевидение, естественно, тяготеет к этой зрелищности, к гладиаторским боям. Здесь сталкиваются два различных способа восприятия мира. Почему Церковь всегда выступала против театра? Потому что театр — это зрелище. Растлевающее и развращающее человека уже тем, что делает его пассивным потребителем. В этом смысле эффективность телевизионной проповеди, конечно, гораздо ниже, чем проповеди глаза в глаза. Но ведь и апостол Павел проповедовал в Ареопаге. И ходил в языческие храмы, осматривал их и даже приговаривал: какой же вы набожный, греки, народ!
И это апостол Павел, который когда-то был таким жестким фарисеем, что с язычником, наверное, за один стол бы не сел, и память о том, что языческие изваяния не суть боги, но бесы, сохранил до конца своих дней. И, тем не менее, он нашел в себе силы сказать такие странные слова. Потому что в первую очередь был миссионером. И в этом смысле телевидение для нас — поле миссионерское. Просто изначально оно — языческое. И это надо понимать. Это просто языческий театр. Кто такой современный священник? Задаваясь этим вопросом, Алексей Уминский ставит и другие: способен ли он ответить на самые острые вопросы нашей жизни, готов ли он к встрече с сомневающимися людьми? Отвечая на вопросы журналистов о работе в церкви, священник проводит своеобразную грань между тем, что есть работа, а что служение.
Алексей Уминский говорит о том, что священство — это не работа. Служение Господу и церкви происходит постоянно и к нему особое отношение. Вот журналистика, преподавание — это работа, а остальное — это служение. И так дано самим Господом. Алексей Уминский, биография которого насыщена самыми разными событиями, от активной комсомольской юности до пастырского служения, являет собой тот непростой и противоречивый путь, увенчанный благодатью Божьей. Он указывает священнику направление и даёт силы для того, чтобы освящать путь другим людям, ищущим свою дорогу к Господу в страшной тьме и суете мирской жизни. Православная Жизнь Одна из насущных проблем современной церковной жизни — развитие приходских общин. Важно, чтобы верующие, объединенные Чашей Евхаристии, стали не просто случайными знакомыми, но подлинными единомышленниками, помогающими друг другу в общем деле — деле спасения. Необходимо, чтобы человек не чувствовал себя в церкви случайным гостем, от которого ничего не зависит, чтобы храм действительно стал для него вторым домом, а община — второй семьей. О том, как организовать жизнь прихода, а также о трудностях и проблемах, которые возникают на этом пути, мы беседуем с настоятелем храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах протоиереем Алексием Уминским.
Наш храм находится в центре Москвы. Жилых домов здесь немного. Практически все здания, которые нас окружают, — это офисы, рестораны, кафе. И храмов вокруг достаточное количество. На расстоянии буквально вытянутой руки от нас находятся Иоанно-Предтеченский женский монастырь, храм святого равноапостольного князя Владимира, храм Трех Святителей на Кулишках, храм Живоначальной Троицы на Грязех. А вначале их не было совсем. Поэтому, когда в 1992 году храм был возвращен Русской Православной Церкви, наш приход сосуществовал с приходом храма во имя святого равноапостольного князя Владимира, и настоятелем обоих храмов был протоиерей Сергий Романов. И жилые помещения, и разные организации. Хотели даже разместить антропологический музей, в котором планировали хранить останки великих людей. К сожалению, судьба нашего храма нисколько не уникальна.
Бывало и хуже… В алтаре храма Владимирской иконы Божией Матери, например, находились туалеты. Как Вы этого добились? Вы что-то делали специально, чтобы люди познакомились, узнали друг друга лучше? Конечно, хорошо, если прихожане между собой знакомы, если у них есть возможность где-то пообщаться после службы. Но такое общение не должно становиться самоцелью. Я не думаю, что священник должен специально что-то такое придумывать, чтобы всех подружить. Верующих в храме объединяет общая Чаша, совместная молитва. И вся наша разнообразная деятельность вырастала не из желания непременно познакомиться, а из желания вместе жить духовной жизнью. Пока храм стоял в разоренном состоянии, весь наш приход 20—30 человек помещался в небольшом выгороженном уголке с простенькими, наклеенными на дощечки иконами. Прихожане стояли очень близко от алтаря, им было хорошо видно и слышно, что происходит, и смысл богослужения становился более понятным.
А сложные моменты я объяснял после службы. Так как нас было не очень много, у меня было достаточно времени и возможностей, чтобы подробно исповедать каждого прихожанина: с каждым поговорить, на каждый вопрос ответить. Все, что происходит в нашей общине, выросло в ней естественным путем. Подросли дети — появилась воскресная школа. Летом нужно куда-то поехать с детьми — нашлись прихожане-родители, которые стали организовывать поездки в лагеря. Из общения с детьми вырос наш маленький молодежный театр, он существует уже много лет. После Литургии прихожане хотят пообщаться с батюшкой и друг с другом? Значит, народ нужно покормить. А кто будет этим заниматься? Конечно, сами прихожане.
Священник Алексей Уминский: биография, семья, дети, фото
О старинной голубятне в Перово, московских хиппи и Гоголях и о духе мирного человека на московской кухне, который мы утратили. Я родился и вырос В раннем детстве несколько лет я жил в деревянном доме, который находился на так называемых перовских болотах — сейчас. Уминский, Алексий о. Евангелие от Марка с беседами протоиерея Алексея Уминского: для бесплатного распространения. протоиерей Алексей Уминский, давший отпор на радиостанции "Эхо Москвы" Чаплину и Смирнову и заявивший о том, что у церкви нет "цели борьбы со злом" и что насилие в семье - ошибка, которую нельзя оправдывать.
протоиерей Алексий Уминский
| Изгнание Алексея Уминского - трагедия. И вот почему | Разговор о Евангелии со священником Алексеем Уминским". |
| Алексей Уминский: протоиерей православной церкви, писатель, телеведущий — биография и творчество | О старинной голубятне в Перово, московских хиппи и Гоголях и о духе мирного человека на московской кухне, который мы утратили. Я родился и вырос В раннем детстве несколько лет я жил в деревянном доме, который находился на так называемых перовских болотах — сейчас. |
| Оборотня в рясе лишили сана - Экспресс газета | Напомним, протоиерей Алексей Уминский был среди первых священников, которые подписали письмо за мир в марте 2022 года. |
| Наставника московской интеллигенции лишили сана | Алексе́й Анато́льевич Уми́нский — священнослужитель Константинопольской православной церкви, до января 2024 года — Московского патриархата, протоиерей. |
Юношеские годы и молодость
- О либерально-обновленческих и политических взглядах протоиерея Алексия Уминского
- Публицист модернистского и либерального направления
- протоиерей Алексей Уминский
- протоиерей Алексей Уминский
- О либерально-обновленческих и политических взглядах протоиерея Алексия Уминского
- Наставника московской интеллигенции лишили сана
Письмо в поддержку Уминского
- Алексей Уминский: биография и семья протоиерея, его проповеди, лекции и книги
- УМИНСКИЙ АЛЕКСЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ - Древо
- Оборотня в рясе лишили сана
- Библиография
Алексей Уминский
С октября 2003 по декабрь 2023 года — сотрудник частного учреждения «Культурный фонд Кино-телекомпания Православная энциклопедия» директор — Гостюшина Наталья Николаевна и ведущий созданной силами данной кинокомпании телепрограммы «Православная энциклопедия». В 2014 году по просьбе архимандрита Дионисия Шишигина , благочинного Богоявленского округа , составил «Молебен о нищих, бездомных, безродных» [10]. Большинство книг составил, наговаривая их на диктофон [2]. Запрещение в служении и предание церковному суду[ править править код ] 16 ноября 2023 года протоиерей Уминский дал видеоинтервью каналу Алексея Венедиктова «Живой гвоздь» с критикой использования священниками военной риторики, в том числе во время литургии текстовая версия данного интервью опубликована на сайте интернет-издания « Эхо » [12]. Так, отвечая на вопрос одной из слушательниц канала «Живой гвоздь», о. Комментируя вскоре после интервью слова Уминского, епископ РПЦ Питирим Творогов назвал позицию Уминского «одним из метастазов страшной болезни либерализма , которая проникла в нашу Церковь и погубит нашу родину».
Ранее в судебных материалах РПЦ утверждалось, что пацифизм несовместим с православным вероучением [14] [15]. Анализируя отстранение настоятеля, агентство Росбизнесконсалтинг связало запрещение Уминского с его антивоенными и пацифистскими заявлениями [14]. По сообщениям СМИ, решение суда было утверждено патриархом Кириллом 8 февраля того же года [21]. Восстановление в сане и служение в Константинопольском патриархате[ править править код ] Уминский подал апелляцию Вселенскому патриарху Варфоломею , который, «рассмотрев апелляцию во всей ее полноте, вынес на рассмотрение Священному Синоду снятие наложенного извержения из священного сана и восстановления клирика в прежнем церковном сане, что и было единогласно решено» 27 февраля 2024 года, после чего Вселенским патриархом был принят в клир Константинопольского патриархата [22] [23] [24].
Хорошая история. Важно ведь чувство, с которым ты совершаешь то или иное действие, с каким сердцем ты это делаешь, во что веришь.
Но как человек с такой жизненной позицией, с таким живым и блестящим умом, образованный и красивый внезапно выбирает вот этот путь: стать священником. Кажется, вы, с вашим темпераментом, должны были об этом не раз пожалеть. Хотя, конечно, это кардинально отличается от того, как я себе представлял жизненный путь. То есть не так. В самом начале я ничего себе не представлял. Просто в юности, в 1988 году, я однажды пришел в Псково-Печерский монастырь.
И попал на службу, которую служил отец Иоанн Крестьянкин. И вот он выходит на проповедь в своих очочках с тетрадочкой, потому что он, несмотря на свою святость уже прижизненную и опыт духовной жизни, готовился к каждой проповеди. Вот он начинает проповедовать. И… И дальше что-то произошло. Я вдруг отчетливо понял, что я вот так хочу быть священником! Я не понимаю, откуда эта мысль во мне родилась, но вдруг она явственно прозвучала и в сердце, и в голове.
Я оттуда вернулся к своему духовнику, рассказал о том, что пережил, и он мне сказал, что он долго от меня ждал этого. И это меня совершенно поразило. Я никогда об этом не помышлял. И вдруг как какая-то вспышка, озарение. И полное понимание того, что это — мой путь. А у меня при этом — ни семинарского опыта, ни семинарского образования, ни-че-го.
И я начинал служить в 1990-е годы, когда церкви отдавались массово, священников не хватало и кого только не рукополагали. Оглядываясь сейчас на это время, с ужасом вижу картину: мы, молодые священники, были просто пушечным мясом. Вы не представляете, какое количество из нас, рукоположенных в тот период, потом были запрещены в служении, бросили священство, ушли из церкви… Понимаете, мы стали священниками на высокой романтической ноте, но совсем не были подготовлены ни нравственно, ни морально, ни богословски. А это девяностые, сложное время, когда не просто никто ничего не понимал, а когда жизнь священника — это одновременно и страшная, ужасная, безнадежная нищета, и противостояние всему миру. Это храмы, превращенные в туалеты. Это люди, тоже превращенные в туалеты.
И зловоние такое, с которым человек вообще не может справиться: священники, мои друзья, сходили с ума, срывались, отчаивались. Думаю, мы не были готовы лицом к лицу столкнуться с реальным миром, с людьми, которые к нам шли. Не все из нас были рукоположены в центральных городах, где приходы состояли сплошь из интеллигенции. Да и интеллигенция в те годы была ого-го какая — советская; с такими вывертами, с такими знаниями и с такой путаницей из религии, оккультизма и эзотерики в голове, что так, с наскоку, не распутаешь. Это сто первый километр от Москвы, понимаете? Ни одного вообще трезвого мужчины на приход.
Мне тридцать лет. Я только-только рукоположился, у меня только-только родился ребенок. И вот матушка идет с одной из женщин, которые в церкви помогают, по городу Кашире с коляской, в которой малыш, и эта баба Галя говорит моей Машеньке: «А вот тут вот муж жену топором убил в этом доме. А в этом доме жена мужа отравила. А здесь сын отца топором зарубил». И прогулочка такая по всему городу.
Маша возвращается, у нее волосы дыбом и слезы в глазах. Мне здесь страшно жить». А куда мы поедем? Если честно, то тяжелейший крест оказался. Для меня эти три года в Кашире — это почти вся моя жизнь. По времени — меньше жизни, которая оказалась впереди и которая была прежде.
Но по опыту, по переживанию и по тяжести — гораздо больше. Знаете, ведь, говоря по чести, кем я пришел туда? Тридцатилетним московским интеллигентиком с завышенным пониманием о себе и с такой же меркой к людям. Ох, сколько я дров там наломал в первое время. И как они меня вытерпели, эти несчастные женщины каширские, как я их за это благодарю, как люблю! Они меня научили самому главному и самому простому: вначале надо просто понять и пожалеть.
А остальное — потом. Я сейчас думаю, что с этого на самом деле всё во мне нормальное и начиналось. Сейчас такие же смущенные временем люди приходят? И тоже: понять и пожалеть? Когда приходят молодые люди — их много, они приходят с огромным количеством вопросов непонимания мира и себя. Они совершенно дезориентированы: немыслимое количество информации, уйма правд и истин — взаимоисключающих.
И люди теряются, отступают… Другие приходят люди с непониманием Бога после пережитой трагедии. И их очень много. То есть, понимаете, есть люди, для которых вопрос потери близкого и пережитой трагедии настолько болезненный, что они исключают его из повседневной жизни, но продолжают жить в трагедии неответа. А другие не могут жить так и идут в церковь. И это никакая не вера, конечно. Это вопрос обвинений к Богу.
Потому что еще до того, как я смог этот вопрос задать, сформулировать, я уже получил ответ и принял его. Вся моя сегодняшняя жизнь до конца дней будет пониманием этого ответа, который не решение задачки в формате: «ответ на такой-то странице». Если ты в нее войдешь, то ответ будет. Для меня еще тогда эта дверь открылась. И я думаю, что буду идти всё дальше и дальше и этот ответ будет открываться. Потому что не бывает быстрых ответов на сложные вопросы, но, если ты увидишь открытую дверь, значит, ты сможешь в нее войти.
В исключительных случаях. Только если я вижу, что человек должен мне довериться, поверить, что я говорю не просто со стороны, как это обычно многие говорят, потому что не имеют опыта личного. Ведь в этом случае все ответы — они бессмысленны. Но когда человек понимает, что ты такой же и что ты его понимаешь, тогда он начинает доверять и может пойти за тобой. И если вопрос встает именно так, то я говорю о своем личном опыте. Несколько лет назад в жизни отца Алексия произошло знакомство, сильно на него повлиявшее и во многом предопределившее всё то, что теперь происходит в храме Святой Троицы в Хохлах.
Как сам он говорит: «Ничего не предвещало. Я ехал в аэроэкспрессе в Шереметьево, должен был куда-то лететь, читать лекцию. В поездке листал фейсбук. Ну, знаете, мы так часто все делаем, чтобы убить время. И вдруг увидел пост Лиды Мониавы[41] о девочке, которая мечтает об айпаде. А мне за два дня до этого кто-то из прихожан, кажется, на Рождество, подарил айпад.
Но мой старенький айпад у меня, между тем, был и исправно работал. Я думаю: ну, мне-то два айпада не нужно! И я тут же написал Лиде, что могу свой подарить. Спросил: как передать. А Лида ответила, что так не пойдет, вы возвращайтесь из командировки, сами приезжайте и подарите свой айпад лично девочке. Так и поступили.
Оказалось, что и она, и ее мама — христианки: мама неожиданно подошла и взяла у меня благословение. Я подарил свой айпад. Но дальше… Дальше я никуда не смог от этой девочки деться. Маржана стала очень важным для меня человеком. Понемногу я стал приводить к ней ребят из храма, ее ровесников, тринадцати-четырнадцатилетних ребят. Они пели песни под гитару, болтали, в какие-то настольные игры играли — Маржане было тяжеловато ходить.
Потом у Маржаны появилось новое увлечение: фотография. И мы все ездили к ней на фотосессию, даже выставка была организована Маржаниных работ — прекрасная совершенно. Маржана была неизлечимо больна. И она это понимала. И, вы знаете, она меня потрясла своим отношением к подступающей смерти. Она всё понимала и ожидала пришествия смерти, но ее это вовсе не лишало присутствия жизни.
Единственное, она очень переживала за свою маму. Вы понимаете, какой потрясающей Маржана была? Я думаю, что она сделала для меня очень много. Она — светлый лысенький ангел — так меня воспитала за этот период. Так научила верить в Бога и вечную жизнь! Это было что-то очень важное.
И так я остался в хосписе. Я просто потом никуда не смог от этого хосписа деться.
Евгений Тенетов: Мы видим, как священники освящают ракеты и автоматы… Алексей Уминский: Всякое оружие от этого святым всё равно не становится. А такие священники просто не понимают своего предназначения.
Алексей Уминский: Да плохие отношения, практически их нет никаких. Евгений Тенетов: Я не знаю, смотрели ли вы фильм «Молодой папа» и, наверное, помните анекдотическую ситуацию, где встречается Папа с Патриархом? Алексей Уминский: Да, это конечно карикатура. В Гаване была встреча Папы с Патриархом, она сыграла важную роль в нормализации отношений, с другой стороны, она многих людей из РПЦ возмутила.
У нас же исторически сложилось, что католики — главные враги. Многим легче жить, когда есть какие-то враги, иначе зачем ты живёшь. Христианство действительно очень сильно разделено, и эти болевые точки разделения доходят иногда до классовой вражды. Однако, католики и православные осуществляют множество совместных проектов, например, помощь бездомным, вопросы семьи, потому что это общие проблемы.
Пока эти дела незаметны, но они существуют. Существуют не на уровне каких-то встреч, решений, а на уровне человеческом. И мне кажется, это лучше всего, когда люди начинают потихонечку друг друга узнавать. Василий Ларионов: Отец Алексей, в современном мире возможно быть священнослужителем тогда, когда авторитет церкви не абсолютен, когда многие люди имеют свои скептические и иногда очень радикальные взгляды.
Сложно быть священником? Алексей Уминский: Священство — особый мир, который предлагает очень серьёзное личностное общение с огромным количеством разных людей, а с другой стороны — это жизнь на виду, которая тоже несёт высокую степень ответственности. Очень большое напряжение — всегда быть на виду, не можешь себе позволить спеть «Мурку», отдыхая на берегу реки, это всегда надо делать под «ракитовым кустом», когда тебя никто не видит, только в этом сложность. А так, мы живём в XXI веке, и от этого священнику должно быть только легче, он освобождается от ненужных вещей, например, от освящения кулича и яиц, потому что это не нужно делать священнику, зачем?
Это ничего не даёт для духовной жизни. Священнику останется только служить божественную литургию и проповедовать Христа, то, чем он должен заниматься, а всякая ерунда, типа освящения машин, квартир, ракет, памятников — это безумие, такое ощущение, что священники только этих обязанностей придерживаются. Сейчас вера — это очень личное дело. Евгений Тенетов: Есть такое мнение, что церковь поддерживает самые консервативные начинания, движения, то есть она такое прибежище для ортодоксов.
Алексей Уминский: Церковь, вообще, традиционный и консервативный институт, сложившийся в обществе. Церковь хранит многие вещи, которые должны быть неизменными: священное писание, священные предания, истины богословские. Консерватизм сам по себе присущ церкви. Другое дело, что к консервативному сознанию примешиваются архетипы мышления.
До сих пор существует мышление, что если яблоко освящено, то это уже не просто яблоко, и если ты его съел, то огрызок выбрасывать в помойку ты не можешь, ты должен его закопать, оно же священное. И очень многие люди этому подвержены: они хранят огрызки, скорлупу от яиц — это же сумасшедший дом. Вот такие крайние элементы консерватизма в сознании. Если церковь консервативна, то это не значит, что в этом консерватизме нет разумности.
Для меня консерватизм — нормальное явление, я сам консерватор.
Получение опыта На пути к служению Богу Алексею пришлось преодолеть ряд препятствий. Он получил духовное образование. Сложнее было набрать необходимый опыт. В этом ему помогло изучение трудов отцов церкви и огромное желание стать священником православной церкви. Алексей был удивлен, когда, придя к своему духовнику и высказав желание стать священником Русской православной церкви, он услышал, что тот уже давно ждал этого решения. Первым городом, куда был направлен молодой священник с женой и маленьким ребенком, стала подмосковная Кашира. В городе в этот период была непростая криминальная ситуация, люди боялись вечером ходить по улицам.
Неоднозначно назначение отца Алексея было воспринято его женой. Пребывание в городе растянулось на целых три года. Именно в этот период отец Алексей сформировался как священник. Он научился такому качеству, незаменимому для человека, посвятившего жизнь служению Богу, как любовь к людям. Отец Алексей утверждает, что именно с понимания и сочувствия начинается взаимодействие с прихожанами. Годы работы в Кашире стали для отца Алексея периодом дальнейшего духовного и профессионального становления. Проповедь Очень часто в качестве общественного проповедника выступает на публике Уминский Алексей. Проповеди его затрагивают различные актуальные вопросы современной жизни.
Он предстает перед прихожанами как любящий и одновременно строгий батюшка. Священник Алексей Уминский не боится отвечать на самые сложные вопросы прихожан, в том числе о ситуации, сложившейся на Украине. Он считает, что русские и украинцы — дети одной церкви, и поэтому невозможно занять единую позицию относительно поддержки только одной из сторон. Православные России и Украины должны молиться и просить Бога о наступлении мира на многострадальных землях Восточной Украины. Православная церковь, по мнению отца Алексея, может стать фактором, объединяющим народы двух стран. Алексей Уминский как человек, имеющий, помимо духовного, еще и хорошее светское гуманитарное образование, полученное в период учебы на историческом факультете университета, свободно рассуждает о современных событиях в политической жизни страны и в церковной. Он делает это без присущей многим иерархам Церкви идеологической зашоренности. Занимая особую позицию по отношению к событиям, происходящим в стране, и не скрывая этого, отец Алексей ни на секунду не ставит под сомнение авторитет и главенствующее положение Русской православной церкви в мире православия.
Писательская деятельность Помимо пастырского служения, отец Алексей занимается еще и активной писательской деятельностью.
Священник Алексей Уминский
Например, когда Минин и Пожарский собрали ополчение в Cмутное время, или во время Великой отечественной войны. Но бывают периоды, не только в нашей стране, когда патриотические призывы становятся способом манипуляции сознанием. Тогда под патриотизм инспирируется национализм, ксенофобия, любого толка агрессия. Мы можем вспомнить из истории Первой мировой войны, что на фоне патриотических призывов разогревались, в том числе, низменные человеческие инстинкты: устраивались погромы; запрещалась немецкая речь; всякий человек, который имел какое-то отношение к Германии, ставился под подозрение и зачислялся во враги. Церковь — молитвенница за мир Я знаком с некоторыми высказываниями, что нам нужна очистительная война, которая сметет наше потребительское общество. Лично я считаю, что никакая война не нужна. Война всегда является злом, я думаю, что любой священник это тоже прекрасно знает. Когда он служит божественную литургию, в великой и просительной ектиньях он молится о «Свышнем мире и спасении душ наших», «О мире всего мира, благостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех…», «О благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных и временех мирных». Ни о какой очистительной войне Церковь никогда не молилась и не молится. Мне кажется, что когда фразы «Об очистительной войне» звучат из уст священника, надо к этому относиться не как к церковной проповеди, а как к частному мнению человека, который выражает, вероятнее всего, частную гражданскую позицию, может быть, свои политические взгляды. Но сам священник, конечно, не может не знать об ответственности любых своих слов, не может не думать об эффекте, который его слова как слова человека в сане производят в общественном пространстве.
Народ 2 августа 1914 года на Дворцовой площади перед Зимним дворцом в ожидании объявления Николаем Вторым манифеста о войне с Германией. Фото: humus. Например, вопрос, когда начинать войну, за что воевать, каковы ее цели. Тем более что подлинные цели и результаты войны часто можно понять только спустя какое-то время: что это за война, с кем она ведется, к чему она приведет. Когда фразы «Об очистительной войне» звучат из уст священника, надо к этому относиться не как к церковной проповеди, а как к частному мнению частного лица Когда государство объявляет войну, Церковь должна молиться о мире и всегда занимать примиряющую позицию, — чтобы при помощи Церкви, при помощи деятелей Церкви у государства всегда была возможность заключения мира. Церковь должна быть в этом положении свободной, в том числе и для того, чтобы исполнять свою миротворческую функцию. Церковь — обязательная молитвенница и за тех людей, которые на эту войну уходят, и за то, чтобы Господь эту войну прекратил как можно скорее. Есть древнее правило святителя Василия Великого: какой бы солдат ни был, на какую бы войну он ни шел, он отлучается от Церкви с несением епитимии сроком на три года. Надо заметить, что это правило действовало в тот период, когда военная служба еще не воспринималась как священная обязанность каждого гражданина страны по защите своего Отечества. Бывают периоды, не только в нашей стране, когда патриотические призывы становятся способом манипуляции.
Поэтому, мне хотелось бы, чтобы о них никто не узнал. То же самое происходит с человеком в социальных сетях. Он сидит один за компьютером, но в то же время в обществе других людей, и не замечает, как начинает сообщать окружающим то, что обычно хранит внутри себя. В социальных сетях все это вылезает наружу и становится для человека его реальностью, он перестает стесняться других. Наклонности, страсти, с которыми он до сих пор боролся, становятся нормальными, потому что в социальных сетях так принято. Социальные сети сами провоцируют такой стиль общения. Прочел какую-нибудь статью может быть, не до конца даже и тут же прокомментировал: «Вот, урод! А потом этот человек делает так.
Ну, тогда, раз так, я тебя... Одному бан, другому бан, третьему бан. Всех пострелял бы и жил спокойно. Ведь они больше не существуют в его пространстве. Он их забанил. Присутствие человека в социальных сетях привнесло в духовный мир сугубые интернет-грехи. Например, сильнейшую зависимость, когда сообщения, комментарии, фотографии проверяешь ежеминутно, благо теперь они приходят и в компьютер, и в телефон, и ты «всегда на связи». Или сугубое интернет-тщеславие, когда ты считаешь, сколько получил лайков, сколько перепостов, сколько людей у тебя в друзьях — это виртуальное собирательство, цена которого понятна человеку, живущему духовной жизнью.
Батюшка, благословите, сели в самолет! Хорошо ли это? Частная жизнь священника должна быть сохранена от других. Иначе от этой жизни, от самого священника просто ничего не останется. У меня, например, частенько бывает, когда в четыре часа утра приходит сообщение. Просыпаюсь, продираю глаза, читаю «Батюшка помолитесь! Хватаюсь за сердце. Читаю дальше: «Благословите, сели в самолет, улетаем на Кипр!
У меня чуть сердце не оборвалось, а они — на Кипр улетают. И если бы это было один раз. Поэтому в течение последнего года я стал отключать свой телефон на ночь. Утром включаю — как правило, примерно шесть сообщений и четыре непринятых звонка. Полезно ли духовнику читать странички своих чад? Без всякого сомнения. Он не будет публиковать на своей странице что-то, что разрушит его имидж.
Этим жила империя. Сегодня этим же живет телевидение — оно ничем не отличается от римского Колизея. Конечно, телевидение — опасное поле деятельности, и священник должен крепко подумать, на какую программу ему идти.
И позиция священника, заявляющего шеф-редактору, что он на эту программу не пойдет — это тоже проповедь, по крайней мере, для шеф-редактора: если священник не идет на твою программу, задумайся! В моем представлении, это — вредные программы. Даже если темы там заявляются полезные. Я все равно не пойду, потому что сам принцип этих программ, в моем представлении, душевреден. Это как раз то самое, о чем говорит Евангелие: бисер перед свиньями метать не надо. Не надо говорить о высоком, когда на тебя смотрит человек в трусах с баночкой пива в руках. Но если строить программу на тех корпоративных принципах, о которых я говорил, на одного человека в трусах станет меньше — он наденет брюки. Либо просто выключит телевизор. Это его выбор, он его сделал, он внутренне определился. Причем, воспитывающим фактором может стать и хороший фильм, и телевизионная программа, и детская передача, и мультфильм, и концерт — все, что угодно.
Просто все они должны уменьшать количество людей в трусах с банкой пива по ту сторону экрана, а не увеличивать. А пока телевидение делает все наоборот. Не надо бояться быть честным Христианские ценности не обязательно противоречат светскому формату. Вот когда люди от этого стереотипа мышления отойдут, тогда все встанет на свои места. Потому что говорить о порядочности, о честности, о мужестве, о верности вовсе не обязательно по-церковнославянски, используя какие-то элементы проповеди. В конце концов, даже Леву Толстому, которого никак не упрекнешь в любви к Православию, тем не менее, почему-то удавалось доносить до людей правильно сформулированные православные мысли — он просто был честен как художник. Вот и на телевидении нужна элементарная честность, и там сразу появится христианство. Даже если оно и не будет так называться. Потому что честность хороша тем, что сразу все ставит на свои места: черное называет черным, белое — белым, добро — добром, а зло — злом. И никогда не скажет, что добро и зло могут меняться местами, что они равнозначны и равносильны.
Честность всегда будет на стороне добра. Если говорить о миссионерстве, то оно должно быть на всех каналах. Все каналы должны быть заинтересованы, чтобы в их эфире были такие программы, которые носят не только просветительский, церковно-исторический, но и дискуссионный характер. Ведь вопросы веры — это всегда тема для дискуссии, диалога, споров. Вопросы апологии во все века были очень острыми и очень интересными. Даже в первые годы советской власти, когда против Церкви шла страшная, жесточайшая борьба на уничтожение, и то постоянно устраивались дискуссии между атеистами и верующими. Те же диспуты Луначарского с Введенским, двух равно образованных и убежденных каждый в своей правоте людей, до сих пор вспоминаются. Это же очень телевизионно! Это не какой-то из пальца высосанный формат, где словесная дуэль никогда не несет ни философского, ни идеологического характера, так — бросается какая-то кость двум собакам, чтобы они погрызлись. Людям интересен сам момент дискуссии, сам процесс спора о серьезных понятиях.
Но такого сейчас на телевидении нет. А могла бы быть очень интересная программа. Тут как раз дело в честности. Но люди боятся — вдруг победит не тот, кто нужен? Телевидение — это же всегда мухлеж, тем более, если это не прямой эфир. Можно выиграть словесный поединок. Но если программа идет в записи, да к тому же проплачена твоим противником, в эфире все окажется наоборот. Серьезные осмысленные аргументы будут вырезаны, а какие-то неудачные реплики останутся. Но если такого шулерства не будет, эти программы могут быть очень интересными. И чем больше будет таких программ, тем лучше будет самому телевидению.
Читайте также: Святая равноапостольная Нина — 27 января день памяти: житие, иконы, молитва Арена Колизея Но инициатива должна быть обоюдной. Должна быть заинтересованность канала и честность без оглядок — а что о нас подумают? Пусть что могут, то и скажут. Если у них есть, что сказать. Нужно перестать оглядываться на какие-то второстепенные вещи и просто честно поступать в интересах не только собственного кармана, но и общества. А его интересы всегда одни и те же: общество должно быть здоровым, морально ориентированным, единым и нацеленным на взаимопомощь. А наше телевидение, к сожалению, сейчас сильно раскалывает общество. Потому что политики, которые всегда работают на свои личные интересы, пользуются им, будоража людей на пустом месте. Конечно, телевидение, по сути своей, далеко от христианских принципов мировидения. Христианство — это культура слышать.
А культура зрелищ — это культура языческая. И телевидение, естественно, тяготеет к этой зрелищности, к гладиаторским боям. Здесь сталкиваются два различных способа восприятия мира. Почему Церковь всегда выступала против театра? Потому что театр — это зрелище. Растлевающее и развращающее человека уже тем, что делает его пассивным потребителем. В этом смысле эффективность телевизионной проповеди, конечно, гораздо ниже, чем проповеди глаза в глаза. Но ведь и апостол Павел проповедовал в Ареопаге. И ходил в языческие храмы, осматривал их и даже приговаривал: какой же вы набожный, греки, народ! И это апостол Павел, который когда-то был таким жестким фарисеем, что с язычником, наверное, за один стол бы не сел, и память о том, что языческие изваяния не суть боги, но бесы, сохранил до конца своих дней.
И, тем не менее, он нашел в себе силы сказать такие странные слова. Потому что в первую очередь был миссионером. И в этом смысле телевидение для нас — поле миссионерское. Просто изначально оно — языческое. И это надо понимать. Это просто языческий театр. Кто такой современный священник? Задаваясь этим вопросом, Алексей Уминский ставит и другие: способен ли он ответить на самые острые вопросы нашей жизни, готов ли он к встрече с сомневающимися людьми? Отвечая на вопросы журналистов о работе в церкви, священник проводит своеобразную грань между тем, что есть работа, а что служение. Алексей Уминский говорит о том, что священство — это не работа.
Служение Господу и церкви происходит постоянно и к нему особое отношение. Вот журналистика, преподавание — это работа, а остальное — это служение. И так дано самим Господом. Алексей Уминский, биография которого насыщена самыми разными событиями, от активной комсомольской юности до пастырского служения, являет собой тот непростой и противоречивый путь, увенчанный благодатью Божьей. Он указывает священнику направление и даёт силы для того, чтобы освящать путь другим людям, ищущим свою дорогу к Господу в страшной тьме и суете мирской жизни. Православная Жизнь Одна из насущных проблем современной церковной жизни — развитие приходских общин. Важно, чтобы верующие, объединенные Чашей Евхаристии, стали не просто случайными знакомыми, но подлинными единомышленниками, помогающими друг другу в общем деле — деле спасения. Необходимо, чтобы человек не чувствовал себя в церкви случайным гостем, от которого ничего не зависит, чтобы храм действительно стал для него вторым домом, а община — второй семьей. О том, как организовать жизнь прихода, а также о трудностях и проблемах, которые возникают на этом пути, мы беседуем с настоятелем храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах протоиереем Алексием Уминским. Наш храм находится в центре Москвы.
Жилых домов здесь немного. Практически все здания, которые нас окружают, — это офисы, рестораны, кафе. И храмов вокруг достаточное количество. На расстоянии буквально вытянутой руки от нас находятся Иоанно-Предтеченский женский монастырь, храм святого равноапостольного князя Владимира, храм Трех Святителей на Кулишках, храм Живоначальной Троицы на Грязех. А вначале их не было совсем. Поэтому, когда в 1992 году храм был возвращен Русской Православной Церкви, наш приход сосуществовал с приходом храма во имя святого равноапостольного князя Владимира, и настоятелем обоих храмов был протоиерей Сергий Романов. И жилые помещения, и разные организации. Хотели даже разместить антропологический музей, в котором планировали хранить останки великих людей. К сожалению, судьба нашего храма нисколько не уникальна. Бывало и хуже… В алтаре храма Владимирской иконы Божией Матери, например, находились туалеты.
Как Вы этого добились? Вы что-то делали специально, чтобы люди познакомились, узнали друг друга лучше? Конечно, хорошо, если прихожане между собой знакомы, если у них есть возможность где-то пообщаться после службы. Но такое общение не должно становиться самоцелью. Я не думаю, что священник должен специально что-то такое придумывать, чтобы всех подружить. Верующих в храме объединяет общая Чаша, совместная молитва. И вся наша разнообразная деятельность вырастала не из желания непременно познакомиться, а из желания вместе жить духовной жизнью. Пока храм стоял в разоренном состоянии, весь наш приход 20—30 человек помещался в небольшом выгороженном уголке с простенькими, наклеенными на дощечки иконами. Прихожане стояли очень близко от алтаря, им было хорошо видно и слышно, что происходит, и смысл богослужения становился более понятным. А сложные моменты я объяснял после службы.
Так как нас было не очень много, у меня было достаточно времени и возможностей, чтобы подробно исповедать каждого прихожанина: с каждым поговорить, на каждый вопрос ответить. Все, что происходит в нашей общине, выросло в ней естественным путем. Подросли дети — появилась воскресная школа. Летом нужно куда-то поехать с детьми — нашлись прихожане-родители, которые стали организовывать поездки в лагеря. Из общения с детьми вырос наш маленький молодежный театр, он существует уже много лет. После Литургии прихожане хотят пообщаться с батюшкой и друг с другом? Значит, народ нужно покормить. А кто будет этим заниматься? Конечно, сами прихожане. Значит, нужно составить расписание, кто, что и когда готовит.
Так появились списки тех, кто не просто время от времени заходит в наш храм — таких тоже много, но кто имеет возможность регулярно трудиться на приходе. За этих людей мы молимся на каждой Литургии, помимо того, что нам подают обычные записки на поминовение. Вообще, у нас заведено такое правило: если прихожанин что-то умеет и как-то хочет этим послужить, он приходит и говорит: «Батюшка, я могу сделать вот это и вот это».
Когда человек не заступается за себя — это вполне достойное действие, но в данном случае от этого зависит не только его жизнь и доброе имя, но жизнь многих других людей как следует из письма, его духовных детей, тех больных, которых он окормляет , его служение Богу и Церкви. Многие ли из подписантов спросили у отца Алексея Уминского, почему такое происходит? Мне, например, всегда было интересно, как они там с Дворкиным в одном алтаре дают друг другу целование — или как не дают после всех негодных выступлений главного сектоведа. Я нисколько не обвиняю. Понимаю: наверное, в храме в самом центре Москвы не бывает без компромиссов — иногда и таких тяжёлых и невыносимых.
Я даже хотел спросить об этом, когда однажды привелось быть на литургии в его храме, но отца Алексея не было, предстоял тогда другой пресвитер, и вопрос свой я не задал. Эта безличностность — и в анонимности письма, написанного от лица тех «членов Русской православной церкви», которым недостоверное или известное в узких кругах? Кто является его настоящим автором и почему он не назвался? Коль неизвестен автор — не буду говорить о стиле коллективного письма, но нельзя не увидеть бескачественности, отсутствия реальной цели и всякой надежды в этом тексте. Если отбросить мою конспирологическую версию, что это предупреждающий ход, чтобы сберечь священника от запрещения в служении, то непонятно, чего ждут от письма. Борьба за «душевное равновесие верующих людей» хороша, если вы духовник в психбольнице, тюрьме или у новообращённых, попавших в экстремальную ситуацию. Нормальные христиане, не просто крещёные обыватели, должны уметь держать себя в руках и ещё другим помогать. Внятная цель в письме не просматривается, оно написано не лично патриарху и не для него.
Слова обращены к патриарху, а адресат письма — мы все. Оно «работает на публику». Когда мне приходится добиваться принятия решения или тем более его отмены от важного лица, я сто раз подумаю, посоветуюсь с понимающими людьми, чтобы понять, как оказать реальное влияние на это лицо. Постараюсь быть представленным лично или передать через доверенных людей мою просьбу. Это знает всякий, кто боролся за что-то дорогое и значащее, надеясь на победу. Письмо же, к которому анонимный автор предлагает присоединиться, обращено к «коллективному», а не конкретному патриарху, — тому, которого рисуют средства массовой информации специально для масс. Публичное высказывание в эпоху соцсетей чаще всего почти ничего не значит, оно лишь указывает на высказывающегося.
Известного православного публициста о. Алексея Уминского заменили на о. Андрея Ткачева
| Помянем отца Алексия Уминского... | Церковный суд Москвы постановил лишить протоиерея Алексея Уминского священного сана, говорится в сообщении, опубликованном на сайте Московской городской епархии РИА Новости, 14.01.2024. |
| Протоиерей Алексий Уминский - работы и публикации читать на сайте Правмир | На объявление откликнулся священник Алексей Уминский. |
Уминский священник лишен сана
Понимаю: наверное, в храме в самом центре Москвы не бывает без компромиссов — иногда и таких тяжёлых и невыносимых. Я даже хотел спросить об этом, когда однажды привелось быть на литургии в его храме, но отца Алексея не было, предстоял тогда другой пресвитер, и вопрос свой я не задал. Эта безличностность — и в анонимности письма, написанного от лица тех «членов Русской православной церкви», которым недостоверное или известное в узких кругах? Кто является его настоящим автором и почему он не назвался? Коль неизвестен автор — не буду говорить о стиле коллективного письма, но нельзя не увидеть бескачественности, отсутствия реальной цели и всякой надежды в этом тексте. Если отбросить мою конспирологическую версию, что это предупреждающий ход, чтобы сберечь священника от запрещения в служении, то непонятно, чего ждут от письма. Борьба за «душевное равновесие верующих людей» хороша, если вы духовник в психбольнице, тюрьме или у новообращённых, попавших в экстремальную ситуацию. Нормальные христиане, не просто крещёные обыватели, должны уметь держать себя в руках и ещё другим помогать. Внятная цель в письме не просматривается, оно написано не лично патриарху и не для него. Слова обращены к патриарху, а адресат письма — мы все.
Оно «работает на публику». Когда мне приходится добиваться принятия решения или тем более его отмены от важного лица, я сто раз подумаю, посоветуюсь с понимающими людьми, чтобы понять, как оказать реальное влияние на это лицо. Постараюсь быть представленным лично или передать через доверенных людей мою просьбу. Это знает всякий, кто боролся за что-то дорогое и значащее, надеясь на победу. Письмо же, к которому анонимный автор предлагает присоединиться, обращено к «коллективному», а не конкретному патриарху, — тому, которого рисуют средства массовой информации специально для масс. Публичное высказывание в эпоху соцсетей чаще всего почти ничего не значит, оно лишь указывает на высказывающегося. Прочтёт ли открытое письмо конкретный патриарх Кирилл и какие сделает выводы? Мы не знаем, кто и с какими комментариями ему кладёт на стол корреспонденцию, чьими именно руками убран настоятель храма. Патриарх Кирилл.
Фото: свящ.
Алексий рекомендует чаще исповедоваться. Как говорил профессор, богослов Алексей Ильич Осипов в своих лекциях, если есть сомнения по поводу высказываний служителей церкви, нужно прочитать, что думали об этом святые отцы.
Протоиерей Алексий Уминский — глубоко и искренне верующий человек. Он крестился и стал ходить в церковь в непростые для православных христиан времена. Настоятель обладает даром живого слова, помогающего людям жить так, как заповедано Богом.
Издание «Основы духовной жизни» В книге «Основы духовной жизни» он, в частности, рассказывает о Божественной литургии, объясняя ее смысл. Автор поясняет читателям важнейшие понятия христианской православной веры. Читатели имеют возможность узнать о том, что такое молитва, для чего она нужна, что означает в православии борьба человека со своими страстями.
Кроме книг, объясняющих отдельные ключевые понятия православия, отец Алексей публикует статьи по вопросам православной педагогики. Он входит в состав редакционных коллегий целого ряда православных журналов и сайтов. Его литературная деятельность направлена, главным образом, на то, чтобы рассказать читателям о мире православия.
Уминского вращается вокруг идеологем, порожденных о. Шмеманом и митр. Антонием Сурожским.
Так, в духе митр. Антония о. Уминский учит о встрече с Человеком Христом, а не со Христом, как Богом.
Такая встреча объявляется сутью Христианства и тем, что отличает его от других религий. Более того, о. Уминский обвиняет в экуменизме тех, кто исповедует веру во Христа как Бога: «Нам же представляется совсем другой Бог — невидимый, непостижимый, всемогущий, вездесущий, вечный.
А того, кто непостижим, любить невозможно… если эти принципы взять за основу, рано или поздно окажется, что никакой принципиальной разницы между исламом, христианством, иудаизмом и многими другими религиозными системами в общем нет». Сторонник мистического коллективизма, что выразилось и в его литургических реформах на приходе. Он учит: «Человек сотворен как существо соборное.
Семья — это выражение именно соборности человека, его внутренней антропологически заложенной церковности. В семейной жизни возможно реализовать Богом данное ей осуществление Церкви как таковой. И это очень важно, это серьёзный духовный аскетический путь подвига выстраивания себя по образу и подобию Божию».
Агрессивный сторонник секуляризации: «Меня часто беспокоит напуганное, враждебное отношение детей к миру, ко всему, что нас окружает. Мир, в котором мы живем, кажется нам падшим, греховным, одержимым бесовской злобой, и он действительно такой. Но постепенно складывается мнение, что если мир идет к концу, то нам надо к нему питать вражду и бояться».
Согласно фантастической теории о. Уминского, враждебна миру была только порабощенная немощным и бедным вещественным началам ветхозаветная Церковь. А Христианская Церковь Нового завета, Царство не от мира сего, согласно о.
Уминскому, «миру не враждебна. Это и отличает новозаветную Церковь от ветхозаветной. Уминский развивает модернистские идеи об опытном Богопознании, что сочетается у него с аморализмом, адогматизмом и иррационализмом вообще: «Познать Бога в христианстве — это не значит прочитать о Боге какие-то книги, узнать какие-то догматы; это значит Ему приобщиться.
Это так же, как человек узнает человека, соединяясь с ним в любви, в семейной жизни, в дружбе, когда человек другому человеку открывается, когда эти люди становятся близкими друг другу, родными, едиными». Выступает против догмата о Церкви: «По катехизису святителя Филарета Московского, Церковь — это общество верующих, объединенных единой верой и едиными обрядами. Так можно сказать о любом религиозном объединении, о мусульманах, иудаистах, о ком угодно».
Такое представление о христианстве — когда почти ничего нельзя — складывается у наших детей. Эта схема приходит вместо духовной жизни, вместо любви, вместо живого отношения человека и Бога». Уминский даже подводит под это «педагогическое» обоснование: «Наша система запретов, хоть и очень четкая, не является основополагающим принципом воспитания.
Она есть некий страховочный момент.
И тогда бы все успокоились и уже не прикладывали бы свои части одежды к чудотворным деревьям, понимаете? А просто понимали, что есть, конечно, святыни. Но они существуют не для того, чтобы мы от них заряжались, а чтобы мы их почитали как память о тех, кто в этом мире вместо земного выбрал небесное. Пока же всё это — сплошная катастрофа: мы молимся вдруг великомученику Пантелеймону о здоровье, потому что жития мы не читали и не знаем, как его, несчастного, терзали. А если бы знали, так помолились, быть может, о том, чтобы хоть немножко нам такой веры иметь, как у Пантелеймона, не бояться страдать за Христа, как Пантелеймон? Может, это главное? Ведь никому пока не приходит в голову молиться о здравии и богатстве нашим новомученикам, исповедникам российским, которые нам по возрасту — деды. Это настолько очевидно, что нельзя просить у людей, которые прошли жуткие мучения сталинских застенков, земного благополучия. Но стояния в правде, стояния в вере и мужестве Христа у них тоже никто не просит.
Как-то мы до этого еще не доросли. Во всех подсчетах. Потому что всякая борьба приносит только вред. Знаете, Катя, всегда невероятно тяжело говорить о качественном изменении человека. Потому что внешние параметры — они очень легко определяются, да? А внутренне человеческая жизнь видна только Богу, ее никаким таким духометром не измеришь. Этот пресловутый градус ненависти, наэлектризованность, которая теперь в каждом автобусе, где, кажется, одно неосторожное слово — и на тебя бросятся с кулаками. Или мы в разных автобусах ездим? И люди в них ездят всё те же: наэлектризованные, накрученные, испуганные, очень испуганные тем, что в магазинах цены скачут, что, не дай Бог, начнется война, потому как вот эти страшные ура-патриотические призывы о том, что мы всех победим и все враги будут повержены, звучат отовсюду, но больше пугают. Потому что когда ты на площади горланишь вместе со всеми, тебе кажется, что ты такой смелый и могучий, да?
А когда ты один возвращаешься в автобусе, это совсем уже другое. Тебе становится страшно, ты понимаешь, что надо возвращаться в квартиру: уметь работать, кормить свою семью, защитить и уберечь тех, кого ты любишь. А ты сможешь? Испуганность — мне кажется, основная тональность мира, в котором мы с вами живем. И это невероятно тяжело. Потому что испуганный человек не умеет радоваться, он всё время находится в позиции напряженной защиты, потому что ждет, что на него кто-то нападет. И в нем копится эта агрессия «ответного» удара: ведь он ждет схватки. И поэтому мы так легко взрываемся, легко начинаем ненавидеть. Потаенные наши страхи выплескиваем наружу. И, надо сказать, жить в этом, наблюдать это — жутковато.
Я — священник. И лекарство, которое я могу предложить, — это Евангелие, это милость Божия, это молитвы ему. В очень тяжелом положении, когда ученики Христовы были окружены злобой, когда, того и гляди, Учителя должны были арестовать, а их всех — заставить молчать, применив жестокие санкции, Христос говорит им: «Не бойтесь, потому что я победил мир». И эта победа — не победа в политической борьбе, это не победа путем закрывания, скажем, газопроводов, это не победа, принесенная оружием. Это победа, которую он принес любовью. То же и я могу сказать: не бойтесь, потому что любовь побеждает. И чиновники — тоже не любят. Мы хотим все быть любимыми — это ясно. А хотим ли мы любить? Прежде чем такую претензию миру предъявлять — меня никто не любит, спросите себя: а я люблю кого-нибудь?
И вот в этом месте начинается победа над этим миром: не я ожидаю любви по отношению к себе — не дождешься, а я — люблю. И это очень, очень непростая любовь. Но истоки у нее просты и понятны: если мать не любит своего ребенка, он тоже не будет ее любить; он будет мучиться от невозможности любви, он страдает и будет искалечен. Но научиться любви он может тогда, когда вот эта любовь — она всё время друг другу себя отдает. Поэтому — ну чиновники, ну пускай они нас не любят. Но я могу любить не какого-то абстрактного чиновника, да? А постараться любить, по крайней мере, соседа по лестничной клетке, хотя он неприятен и всё время мусорит. Я могу научиться преодолевать какие-то вещи на самом коротком расстоянии сначала. И не отвечать злом на зло, ненавистью на ненависть, постараться действовать, не исходя из справедливости, а исходя из милости. Ведь мы все ждем к себе милости, а к другим — справедливости.
И это нечестно. Сегодня мы слышим одно из самых важных евангельских чтений в пасхальный период — Евангелие, посвященное встрече Иисуса Христа с самарянкой у колодца Иаковлева. Христос приходит в Самарию, в место, казалось бы, совершенно чужое для Него и как для иудея, и как для воплотившегося Мессии. Самаряне отвергли Истину, смешались с язычниками, у них был свой закон, свое место и свой образ поклонения Богу. Обычно иудеи, когда шли в Иерусалим, обходили Самарию, потому что, как сказано в Евангелии, «иудеи с самарянами не сообщались». Не сообщались до такой степени, что никогда никто из самарян не подал бы иудею воды в жаркий день, не пустил бы к себе на порог, не перекинулся бы с ним словом. Вот такое место чужое. Казалось бы, что там делать Христу? Кто может Его здесь услышать, кто может Его здесь понять? Но Господь в Евангелии всегда нам показывает, насколько Божии законы не похожи на человеческие, насколько милость Божия не сравнима с человеческой справедливостью и как Господь способен открыть Себя тому, кто кажется совершенно не способным принять Истинного Бога.
Христос встречается у колодца с женщиной-самарянкой. Мы видим в Евангелии, что Христос окружает себя апостолами, мужчинами, которые потом воспримут благодать священства. Женщины же, жены-мироносицы, только служат Христу своим имением, принимают Его в своем доме, готовят для Него пищу. Но главные, конечно, — апостолы, перед их глазами Господь творит чудеса, с ними говорит о тайнах Царства Небесного. И тут вдруг Его собеседницей становится женщина: женщина из чужого племени, женщина иной веры, и не просто иной веры, а настоящая еретичка. Самаряне были классическими еретиками того времени, которые взяли часть Истины, исказили Ее и придумали свою собственную истину. Но из этого разговора выясняется, что она еще и блудница, что было у нее четыре мужа, а с пятым она живет вне всякого закона. Вот с такими есть ли о чем говорить? Что ей-то от Бога надо, этой женщине? Что подобная женщина может у Бога попросить?
И вдруг Он ей открывает о Себе удивительные вещи, которые Он и апостолам о Себе не говорил. Она отвечает: «Господи, вижу, что Ты пророк». Мы можем вспомнить случаи из Ветхого Завета, когда кто-либо из женщин общался с пророком. Вот пророк Елисей приходит в дом к женщине, а у нее жизнь не складывается: муж старик и ребенка нет. И она сразу говорит: «Ты пророк, а у меня ребенка нет». И тот ей отвечает: «Ну что ж, я выпрошу для тебя у Бога ребенка». И у женщины рождается сын, а когда ребенок заболевает, пророк исцеляет его. Он дает всё, что человеку надо для полноты бытия. И вот перед женщиной-самарянкой — пророк, от Господа посланный человек. О чем она Его спрашивает?
Она не просит свою семейную жизнь устроить, ни мужа хорошего ей послать, ни этого, который прибился, сделать ее мужем. Она совершенно забывает о себе, о своем земном неустройстве, а вдруг начинает спрашивать о главном: «Как Богу послужить? Он Себя ей открывает как Мессию и говорит очень важные слова о том, как надо кланяться Богу, о том, что Бог есть Дух, и только те, кто по-настоящему Ему служат, поклоняются Ему духом и истиной. Очень простые и такие на самом деле непростые слова, потому что услышать их по-настоящему может только тот, кто не ищет у Бога своего, который не ищет у Бога земного, который не ищет у Бога божьего, а ищет Самого Бога. На своем религиозном пути человек часто ждет именно божьего: божьей помощи, божьей силы, божьего заступления, божьего исцеления, божьего покрова — всё время божьего, божьего, божьего. А Самого Бога он не ищет, потому что Сам Бог человеку неинтересен. Ему важно — что я могу от Тебя еще получить. И за это я Тебе тоже дам что-то свое. Не себя самого, а свое, что у меня есть. Могу поклоны положить Тебе тысячу раз, могу поститься строго, я даже добрые дела могу делать, но только от сих до сих.
Мое время Тебе будет посвящено так: утром пятнадцать минут, вечером пятнадцать минут, в течение дня я что-нибудь сделаю, даже на храм пожертвую, свечи поставлю. Вот это мое я Тебе дам, ну а всё остальное оставлю себе. Вот так складывается жизнь человека в религии. Но жизнь религиозная и жизнь духовная — это вещи разные. Если Самого Бога человек не знает и, в общем, не очень хочет знать, то ни о какой духовности и речи быть не может и любить Бога он не может. Ведь любить можно того, кого ты знаешь очень-очень хорошо, кто тебе нужен не частично, не время от времени, а до конца. Бог же нуждается в человеке всегда. Это странно звучит, что Бог нуждается в человеке, но сегодняшнее Евангелие нам это показывает. Он — Источник живой воды — приходит к источнику земному, к колодцу, для того чтобы найти и встретить именно эту женщину. Она Ему нужна.
Самарянка приходит к колодцу в самое жаркое время, когда там никого нет, чтобы ее никто не увидел, чтобы никто за спиной не шушукался: вот, понимаете ли, четыре мужа у нее было, а теперь пятый. Она приходит и встречает там Христа, Которому она нужна, Который ради нее пришел в это время к колодцу, чтобы ее найти, чтобы с ней беседовать, чтобы ей открыться. Мы нужны Богу всегда. Он к каждому из нас так приходит, Он каждого из нас таким образом ищет и находит. Находит не для того, чтобы взять наше, а чтобы взять нас самих и с Собой столкнуть. Для того, чтобы мы к Нему прикоснулись, чтобы и мы так же к Нему отнеслись, чтобы и мы в Нем так же нуждались и понимали, что если хоть на минуточку отойдешь от Бога, забудешь о Нем, отвернешься от Него, всё — ты умер, тебя уже нет, ты совершенно себя потерял. Духовная жизнь для человека начинается именно тогда, когда он может коснуться Бога и ожить, как ожила самарянка и пошла свидетельствовать о Нем, что Он есть Источник вечной жизни.
У нас не работает пожарная сигнализация, у нас заблокированы двери, у нас пожарные приходят без средств защиты, и мы говорим Богу: где ты был? Почему не сделал нашу работу? Я думаю, что Бог как раз с детьми в тот момент. Мы не знаем, как, но, я уверен, что там, где случается горе, беда, несчастье, Бог всегда разделяет наше несчастье, потому что мы в него верим. Мы сами взвалили на себя ответственность за этот мир, и каждый раз, когда мы делаем маленькое зло, это маленькое зло от нескольких миллиардов человек, и однажды оно взрывается. Василий Ларионов: Отец Алексей, если мы говорим про церковь как институт общества, то должна ли она быть со своей нацией, со своим народом? Алексей Уминский: Насколько мне известно, если мы говорим про Кемерово, то священники сразу приехали туда. Они помогали семьям, они утешали, они разделяли горе, тем самым делая многое. Принимали на себя удар первых вопросов, они утешали, и сам Епископ Кемеровский приехал и помогал семьям. Василий Ларионов: Должна ли быть эта работа непубличной, или церковь должна говорить, что она делает, для того чтобы у людей не появлялись вопросы, где она была в этот момент? Есть и другие темы, которые удивили, как освещаются события в России. Например, меньше месяца назад, в Прощёное воскресенье в Кизляре террорист расстрелял людей у православной церкви. Он убил пятерых женщин, просто в упор стрелял по людям. Большинство людей нашей страны об этом не знают ничего, потому что это событие никак не освещалось в прессе. Понимаете, какого масштаба это событие? Мы все знаем, что случилось во французском супермаркете, мы все знаем о подвиге французского жандарма, но об этом трагическом событии, которое произошло в нашей стране, с нашим народом, не знает почти никто. Василий Ларионов: А может, это сознательно? Зачем разжигать конфликт между православием и исламом, здесь же очевидно возникает такой вопрос? Алексей Уминский: Я не могу представить, чтобы такое замалчивание произошло в другой стране. Православные СМИ, конечно, рассказали об этой трагедии, показали, как мусульмане несли венки, как пять тысяч жителей Кизляра приняли участие в прощании, как все мусульманские общины откликнулись. Но в первых строчках Яндекса это не стояло. Евгений Тенетов: Мы находимся в здании бывшей лютеранской церкви, каково ваше отношение к возвращению церковных зданий, церковного имущества, которое было национализировано в советское время? У нас в Архангельске этот вопрос тоже существует, как и в любом городе. Но иногда позиция церкви кажется несколько циничной. Алексей Уминский: Почему? Мне кажется, что к этому надо отнестись как к совершенно нормальному явлению. Это было просто изъятие, насильственный отъём имущества государством у церкви. Если мы говорим о восстановлении какой-то исторической справедливости, то мы не обойдём этот вопрос молчанием. Если это принадлежало церкви, то надо вернуть, это нормально, справедливо и естественно. Если здание было разрушено людьми, которые его не хранили, значит, восстановите и верните в прежнем виде. Если эта недвижимость, послужит возможностью церкви, например, не бегать за крупным бизнесом, выклянчивая спонсорские деньги, и не брать деньги от государства, то дайте возможность церкви пользоваться своим имуществом так, чтобы она сама свою экономику создавала, сдавая помещения в аренду, что в этом плохого?
о. Уминский Алексей Анатольевич
протоиерей Алексей Уминский — на странице писателя вы найдёте биографию, список книг и экранизаций, интересные факты из жизни, рецензии читателей и цитаты из книг. Протоиерея Алексея Уминского в канун Рождества лишили должности настоятеля храма Троицы в Хохлах, которую он занимал с 1993 года. настоятель храма Святой Троицы в Хохлах, член редсовета журнала «Альфа и Омега», автор многочисленных публикаций на тему христианской педагогики.
УМИНСКИЙ Алексий
Ранее стало известно о том, что протоиерея Уминского лишили настоятельства в московском храме Живоначальной Троицы в Хохлах и запретили служить. Протоиерей Алексий Уминский смело внедряет модернистские идеи протопресвитера Николая Афанасьева (†1966) о «священническом» служении мирян в церкви. Лишали сана священников-депутатов, подписавших Выборгское воззвание в 1906 году и отказавшихся выходить из левых думских фракций в 1907-м.