За несколько дней до своей смерти философ, социолог и писатель Александр Зиновьев дал интервью радиостанции «Говорит Москва». Группа Александр Зиновьев в Одноклассниках. Что связывает нижегородского митрополита Николая (Кутепова) с Максимом Горьким и Александром Зиновьевым. А в 1999-м году Александр Зиновьев вернулся в Москву, приняв должность профессора МГУ на кафедре этики на философском факультете. Философ Александр Зиновьев прожил большую, трудную и, несмотря на обретение мировой известности, очень печальную жизнь.
Столетие Александра Зиновьева торжественно отметили в Москве - Россия 24
Одной из сторон того конфликта был Анатолий Черняев — один из активных членов «Зиновьевского клуба». В начале года в «Новой газете» вышла статья Александра Рубцова, где он обвинил еще нескольких участников клуба в попытке «рейдерского захвата» ИФАНа. На статью уже отреагировал один из ее «героев» Леонид Поляков. Дело в том, что товарищ весь опус построил на защите "светлого образа" А. Зиновьева от посягательств тех, кто составил программу празднования 100-летия выдающегося русского философа и вообще занимается продвижением его наследия», - написал Поляков в своем аккаунте Facebook. Также он написал статью «Философия скандала.
В мероприятии принял участие член Совета Российского исторического общества, директор Государственного музея истории российской литературы имени В. Даля Дмитрий Бак. Он отметил, что открытие экспозиции символично пришлось именно на дни проведения специальной военной операции по денацификации и демилитаризации Украины, — ведь и Александр Зиновьев в 18 лет добровольно ушёл на фронт, чтобы сражаться с фашизмом.
Он вернулся после вынужденной эмиграции, когда его выслали, вытолкнули со своей Родины, и как раз после того, когда НАТО бомбило Белград.
Для меня, например, до сих пор нет ничего ненавистнее собственности, хотя и живу на Западе", - писал А. Зиновьев о себе. С 16 лет был убежденным антисталинистом, участвовал в небольшой студенческой террористической группе, целью которой было убийство Сталина. Одновременно, друзья написали на него другой донос, и Зиновьев был арестован. При переводе с Лубянки в другое место сбежал, был объявлен во всесоюзный розыск, жил по подправленным документам, и в 1940 году пошёл добровольцем в Красную Армию, таким образом сумев избежать преследований.
Служил в кавалерии. Участвовал в Великой Отечественной войне с 1941 года в составе танкового полка. Однако к началу войны его полк не успел получить танки и поэтому воевал фактически как стрелковая часть. В конце 1941 года Зиновьев попал в авиационную школу, где осваивал специальность летчика-истребителя. Школу окончить не успел, так как в 1942 году был возвращен в танковые войска. Однако затем возобновил обучение в авиационной школе, откуда был выпущен в 1944 году как лётчик-штурмовик.
Продолжил воевать в различных штурмовых полках на самолёте Ил-2, прошёл Польшу, Германию, был в Чехословакии, Венгрии, Австрии. Последние боевые вылеты совершил в ходе Пражской операции по уничтожению крупной группировки немецких войск генерал-фельдмаршала Шёрнера. Имел 31 боевой вылет, был награждён орденом Красной Звезды и другими орденами и медалями. Завершил войну в 1945 году в Берлине в звании капитана. В 1946 году Александр Зиновьев поступил на философский факультет МГУ, в 1951 году получил диплом с отличием и остался в аспирантуре.
Будущий философ с раннего детства узнал, что такое тяжёлый труд. Уже в начальной школе педагоги замечали способности Александра Зиновьева к учёбе и наукам.
Философией он заинтересовался в старших классах и после получения аттестата был принят в Московский институт философии, литературы и истории, но вскоре был отчислен за критику советской идеологии и пошёл добровольцем в Красную армию. В годы Великой Отечественной войны сражался сначала танкистом, а после обучения — лётчиком, в 1945 году получил орден Красной Звезды.
Завещание Александра Зиновьева
Читайте последние новости на тему в ленте новостей на сайте Радио Sputnik. Интервью Александра Зиновьева с Антонио Фернандесом Ортисом (июнь 2003 г.). известного писателя, философа, социолога и публициста Александра Зиновьева, впервые открылось в школе номер 2101 на западе Москвы, передает корреспондент РИА Новости. В числе экспонатов выставки — семейный архив Зиновьевых, документы, письма, черновики рукописей, уникальные издания, картины и стихи Александра Зиновьева. Так обстоит дело с Александром Зиновьевым (1922–2006) – грандиозным русским философом, социологом, писателем, орденоносцем Великой Отечественной войны. В 2022 году в России на государственном уровне будут отмечать 100-летие великого философа, социолога, логика и публициста Александра Зиновьева.
Александр Зиновьев: «Профсоюз – это общение с интересными людьми и возможность проявить себя»
Приглашёнными гостями стали профессор Владимир Разумов из Омского государственного университета им. Достоевского, который пересекался в ходе своей деятельности с Александром Зиновьевым, а также Николай Розов — руководитель Центра социальной философии и теоретической истории при Институте философии и права Сибирского отделения Российской академии наук. Александр Зиновьев внёс достойный вклад в развитие логики, философской социологии, прославился как вольнодумец, писатель. Чтобы достичь задач, поставленных президентом в области популяризации наследия Зиновьева, сделать его ближе и понятнее для сибирского философского и социологического общества, мы совместно с кафедрами философии других университетов Красноярского края решили организовать конференцию, посвящённую идеям этого учёного.
В годы Великой Отечественной войны сражался сначала танкистом, а после обучения — лётчиком, в 1945 году получил орден Красной Звезды. После окончания войны смог восстановиться на философском факультете и окончил его с отличием. Книга Александра Зиновьева «Философские проблемы многозначной логики» стала сенсацией в стране и мире, она была переведена на английский и немецкий языки.
В 1978 году за критику советского строя философ был выслан из страны.
После публикации на Западе книги «Зияющие высоты», полной острой сатиры и принесшей ему мировую известность, в 1978 году был выслан из страны. Вернулся в Россию через 21 год.
После публикации романа «Зияющие высоты» в Швейцарии, переведенного на 26 языков, мыслящий мир следил за обширным литературным творчеством и публицистикой Зиновьева и за его человеческой судьбой на протяжении всей его жизни. В 1978-м году за антисоветскую деятельность Александр Зиновьев вместе с семьёй был выдворен из страны в Германию, лишён советского гражданства, всех научных званий и наград, в том числе и военных, разжалован в рядовые. Перестройку он не принял категорически, и Западу оказался не нужен. Летом 1999 Александр Александрович вернулся в Россию, которая, кажется, его уже не ждала. Оказалось, что и для Запада, и для России неудобность, нонконформизм Зиновьева были неподъёмным и лишним грузом.
15 цитат из книг Александра Зиновьева
Прогнозы Александра Зиновьева о будущем России и мира | Вдова философа Зиновьева предложила проверить Институт философии РАН на лояльность России, ее поддержал Александр Дугин. |
"Александр Зиновьев" | Статьи с тегом | Последние Новости Омска и Омской области | БК55 | Александр Александрович Зиновьев, несмотря на многократные заявления о том, что не вернется во вражескую Россию, все же возвратился на родину в 1999 году. |
«Я НЕ БЛАГОПРИСТОЙНЫЙ ПРОФЕССОР». К 100-летию Александра Зиновьева /Подборка материалов
29 октября известному социологу и писателю Александру Зиновьеву исполнилось бы 90 лет. И хотя нижеприведённые прогнозы были сделаны Александром Зиновьевым ещё в 2004 году, думаю, что своей актуальности они не утратили. Интервью крупнейшего советского социолога, логика, философа, писателя Александра Александровича Зиновьева порталу в 2003 году. В числе экспонатов выставки — семейный архив Зиновьевых, документы, письма, черновики рукописей, уникальные издания, картины и стихи Александра Зиновьева. В Москве состоялся торжественный вечер, посвященный 100-летию со дня рождения выдающегося ученого Александра Александровича Зиновьева. Что связывает нижегородского митрополита Николая (Кутепова) с Максимом Горьким и Александром Зиновьевым.
Последнее интервью Зиновьева
Люди должны понимать, что есть величайшее понятие — Родина, и пропускать через сердце ощущение, что ты и твой народ - это одно целое». Сегодня Ольга Мироновна Зиновьева подарила библиотеке юбилейные буклеты, раскрывающие талант великого русского ученого, где он представлен как философ, социолог, идеолог, логик, писатель, художник, борец и пророк, а также уникальный цитатник «Дацзыбао» из афоризмов и «крылатых фраз» философа. Приглашаем познакомиться с трудами А. Зиновьева, находящимися в фонде библиотеки, и новыми изданиями.
В аттестационный комитет, по задумке женщины, должны войти глава СК Александр Бастрыкин, министр науки Валерий Фальков и депутаты Госдумы. Поводом для проверки Зиновьева называет издание во время военной операции на Украине «русофобских книг за рубежом и в России», а также «деятельность по дискредитации Вооруженных сил РФ». Врио директора института Абдусалам Гусейнов в комментарии «Подъему» шутливо назвал предложение Зиновьевой «очень хорошим». Ну или во всяком случае всех философов», — сказал он. Ольга Зиновьева — вдова философа Александра Зиновьева и президентка его Биографического института.
Напомним, ранее Президент Российской Федерации Владимир Путин подписал указ о праздновании в 2022 году в России столетия со дня рождения философа Александра Зиновьева. В числе экспонатов выставки — семейный архив Зиновьевых, документы, письма, черновики рукописей, уникальные издания, картины и стихи Александра Зиновьева. В мероприятии принял участие член Совета Российского исторического общества, директор Государственного музея истории российской литературы имени В. Даля Дмитрий Бак.
Официальное признание не мешало превращению философа в «культовую фигуру», Зиновьева очень высоко ценили лучшие из его коллег, его работы переводились на иностранные языки. Между тем в железно логичных марксистских сейчас не вполне понятно, должно ли брать этот эпитет в кавычки работах о логике пряталась лютая ненависть к советскому социальному, политическому, культурному и бытовому укладу — к тому миру, в который вроде бы столь удачно вписывался Зиновьев. Эта раскаленная и одновременно холодная, глубоко личная и в то же время расчетливо аналитическая, призванная не заразить, но убедить читателя ненависть к советской могучей и убогой неизменности вырвалась на свет, когда в Лозанне был напечатан первый роман Зиновьева — «Зияющие высоты», странный гибрид философского трактата, язвительного местами откровенно капустнического, а то и дурновкусного памфлета, в котором по первое число доставалось всему цвету оппозиционной советской интеллигенции не говоря уж о дебильной власти , жутковатого физиологического очерка и отчаянной исповеди. Реакция была скорой и тупо предсказуемой: исключение из партии, лишение ученых званий, запрет на профессию, за которыми последовало предложение, от которого нельзя было отказаться, — с 1978 года Зиновьев жил в Германии.
Интеллектуальное наследие Александра Зиновьева
Встречался с итальянским кардиналом Джанфранко Равази. В нашем доме был представлен весь мир... Алексей пригласил меня в Нижний, когда здесь проходил Всероссийский философский конгресс. Я проводила круглый стол, посвященный Александру Александровичу. Интерес у участников вызвала особенная глубина мысли Зиновьева и человечность.
Он - человек мира. Философ, мыслитель, думатель, который разговаривал со всеми. Алексей Дьяконов: Митрополит Николай тоже образец человечности. Он был близок всем, кто с ним общался.
Он тоже человек мира. Клуб имени митрополита Николая - площадка, где могут соединиться люди совершенно несовместимые. Владыка на церковные праздники собирал у себя людей, которые в другой ситуации никогда бы не сели за один стол. Ольга Зиновьева: По этому же принципу проходили наши журфиксы в Мюнхене, где встречались самые разные люди.
Для нас не существовало сословности в отношениях. Алексей Дьяконов: Решающую роль играет сила личности. Мы говорим о трех сильных личностях, которые каждый в своей эпохе могли объединить людей в каком-то определенном контексте. А как, кстати, Александр Зиновьев к Горькому относился?
Ольга Зиновьева: Как к собственности. Он делил писателей, художников, музыкантов, композиторов, ученых, архитекторов на своих и не своих. Свои - это те, чей авторитет, знания, уровень творчества он принимает. Горький, Чехов, Салтыков-Щедрин - свои.
Петров-Водкин - свой художник. Предсказал трагическую судьбу Сирии В Нижнем Новгороде Максим Горький вместе с Валерием Чкаловым и Козьмой Мининым вошел в тройку лидеров акции по присвоению имен великих людей аэропортам. Вы бы за кого проголосовали? Ольга Зиновьева: Как вдова участника Великой Отечественной войны, летчика-штурмовика я должна была бы сказать "Чкалов".
Но Горький - фигура, которая придала городу особое литературное узнавание. Михаил Фридман: Выбор имени должен быть связан не с популярностью личности, а с исторической потребностью.
События 30 октября 2022 «Мы обязаны переумнить Запад», — эти слова выдающегося русского мыслителя Александр Зиновьева напомнил Сергей Миронов на концерте в Колонном зале Доме союзов, посвященном столетию со дня рождения философа и писателя, оказавшего огромное влияние на развитие общественной мысли в нашей стране. Фронтовик, прошедший всю войну, Александр Зиновьев стал одним из символов подъема философии в СССР в 50 — 60-е годы прошлого века. При этом он критически относился к советской действительности, и в результате на много лет был лишен возможности жить и работать на Родине. Книги Александра Зиновьева, прославившие его имя на весь мир, выходили за рубежом. В Россию он вернулся и получил признание дома только в 90-е годы.
Человеческий прогресс вообще не есть что-то абсолютно необходимое. Не значит, что люди, изобретающие нечто, стали умнее и двигаются вперед. Ничего подобного. Можно говорить о том, что происходят большие открытия в технической сфере, но это приводит не к развитию людей, а к чудовищному поглупению, причем даже в самых высоких сферах. Я бы взял для примера совершенно потрясающий случай: лауреаты нобелевских премий, которые считаются самыми умными людьми, — совершенно дремучие люди. Такой дремучести я не видел последние лет 50. Я могу только посоветовать, чтобы к этому относились как к реальности и не строили никаких иллюзий. Я смотрю на своих соотечественников: они ходят по улицам, покупают, продают… Создается впечатление, что что-то происходит. Но в действительности мы живем в мире с другим человеческим материалом, который изменился колоссальным образом. Подавляющее число изменений незримо, и заметить их очень трудно. Во всем мире сейчас нет достаточно развитой научной теории, чтобы хотя бы начать исследования этих процессов. Есть одна-единственная теория, разработанная мною это не для хвастовства , но я работал в одиночку. Сколько бы я ни работал, все-таки это работа одного человека. Кроме этой, других теорий я не знаю. Я всю жизнь работал в этом направлении и эту сторону человеческой жизни знаю лучше, чем что-либо другое. Достаточно посмотреть, как люди поступают в вуз. Может быть, мои слова будут звучать как парадокс, но в принципе в России никаких проблем нет, они надуманны. Дело не в проблемах. По-моему, сейчас студентов больше, чем было в СССР. Люди живут, что-то узнают, работают.
Наказание не заставило себя долго ждать. И разговорчивого студента быстро исключили из комсомола, затем отчислили из института и направили к психиатру. Подросток подвергся жестким допросам, в ходе которых его переводили то на одну, то на другую квартиру ведомства. Воспользовавшись удобным моментом, Александр сбежал. После этого в течение года ему пришлось скрываться и бродяжничать. В 1940 году Зиновьев оформил новый паспорт на фамилию Зеновьев, аргументируя это утерей документа. Так властям не удалось отыскать его и подвергнуть аресту. Во время военных событий Александра Александровича направили в кавалерийскую дивизию, затем он попал в танковый полк, а после этого побывал в авиационной школе в Ульяновске, где экстерном прошёл обучение и попал в запас. Повоевать в воздухе Зиновьеву было не суждено. Он успел сделать несколько вылетов в течение двух последних месяцев войны, но все-таки был удостоен Красной Звезды. Этот город подарил ему знакомство с первой женой. Поэтому несостоявшуюся карьеру военного летчика Зиновьеву заменила семейная жизнь. В 1946 году Зиновьев решил уволиться из Вооруженных сил. Осуществив задуманное, он перевез маму и младших братьев в столицу, а сам восстановился на философском факультете МГУ. Обучал детей в школе, а наряду с этим сам учился в аспирантуре. Тема его будущей диссертации была тесно связана с работами Карла Маркса о капитале. В 1952 году Александром Александровичем был организован Московский логический кружок, который посещали многие участники. Но с течением времени их взгляды на вопросы логики разошлись. Александр дважды пытался защитить кандидатскую, но оба раза его ждала неудача. Неизвестно, чем бы закончилась и третья попытка, если б настойчивого аспиранта не поддержал министр культуры Георгий Александров, вступившийся за Зиновьева по просьбе давнего друга Карла Кантора, которому когда-то давно помог Зиновьев. Этот период в стране характеризовался становлением логики как науки. И Зиновьеву очень нравилось его дело. Первые его статьи отклонялись и не проходили в печать. Добиться желаемого результата получилось спустя полтора года. В период с 1960 по 1972 года активно публиковались статьи и монографические труды философа. За продуктивную работу Зиновьева удостоили степени доктора наук. Из учителя Александр Зиновьев вырос до преподавателя. Где в 1966 году был назначен на должность заведующего кафедрой логики философского факультета. Идеология СССР, которая активно пропагандировалась в то время, не сильно интересовала учёного, поэтому он не считал нужным считаться с ней. В связи с этим его прочное положение в научной сфере пошатнулось.
Что за философ Александр Зиновьев, которого цитировал Путин на «Валдае»?
Александра Зиновьева «подвинули» | Выставка приурочена к К 100-летию со дня рождения великого русского мыслителя А.А. Зиновьева. |
Зиновьев, Александр Александрович | Александр Александрович Зиновьев — выдающийся философ, социолог, писатель и публицист. В 1978 году Зиновьев был выслан из СССР из-за опубликованной на западе. |
Что происходит с миром? Размышления Александра Зиновьева | Александр Зиновьев — все последние новости на сегодня, фото и видео на Рамблер/новости. |
Лекция «Интеллектуальное наследие Александра Зиновьева» | Об этом со ссылкой на великого русского мыслителя Александра Зиновьева в своем Telegram-канале напомнил актер и режиссер Никита Михалков Диссиденты, СССР, Зиновьев. |
Александр Зиновьев: диссидентское движение в СССР организовал Запад
В Ресурсном центре общественных объединений Советского района (ул. Новоморская, 12) прошло мероприятие в честь 100-летия Александра Зиновьева. весьма неоднозначно оценивается. Александр ЗИНОВЬЕВ XXI-й век.
Александра Зиновьева
- Прогнозы Александра Зиновьева о будущем России и мира
- Разместите свой сайт в Timeweb
- К 45-ЛЕТИЮ ИЗГНАНИЯ АЛЕКСАНДРА ЗИНОВЬЕВА ИЗ СССР
- Разместите свой сайт в Timeweb
- Интеллектуальное наследие Александра Зиновьева
Основная навигация
- Прогнозы Александра Зиновьева о будущем России и мира
- Закончена работа над созданием документального фильма «Z ПРАВИЛА ЖИЗНИ В ЧЕЛОВЕЙНИКЕ ЗИНОВЬЕВ»
- Читайте также:
- ЗИНОВЬЕВ-ЦЕНТР — МЕЖРЕГИОНАЛЬНЫЙ ЦЕНТР НАУКИ И КУЛЬТУРЫ
- В Доме Союзов прошел концерт, посвященный 100-летию со дня рождения философа Александра Зиновьева
Что происходит с миром? Размышления Александра Зиновьева
Убить — при исключительно благоприятном стечении обстоятельств подобным, скажем, тому, которое сопутствовало Гавриле Принципу и его дружкам из «Чёрной руки». В общем, понятно. Характерно, однако, что Зиновьев, планируя вместе с друзьями по институту своё покушение, рассчитывал ещё на какой-то суд, на котором он сможет «высказаться перед смертью». Похоже, мечта об этом самом суде, на котором можно высказаться, и передавила: вместо того, чтобы скрываться и таиться, Зиновьев на курсовом комсобрании бухнул речь по поводу положения в колхозах. Бухнул просто потому, что «дали вдруг слово» — то есть, попросту говоря, сорвался. В тот же день мелкий институтский стукач, почуяв готовую жертву, позвал Сашу «на поговорить», отписался по начальству. Вместо великого дела получилось дело «обычное по тому времени». Правда, пареньку повезло: сразу «в работу» его не отдали — судя по всему, решили взять «весь куст», чтобы не возиться.
У тюремных ворот он удрал, воспользовавшись временным отсутствием сопровождающих. Опять же, судя по описанию — не от большого ума, а просто со страху. Дальше мыкался между Москвой и родной деревней, ища прокорма и бегая от арестовщиков. Это мыканье он потом вспоминал как «главный ужас» — и даже подумывал сдаться чекистам. Опять же, оценить это могут именно современные русские люди, пережившие девяностые, особенно со специфическим опытом прятанья по Москве и области от каких-нибудь бандюков. Правда, в постсоветской Москве прятаться было проще, но сочетание страха, безденежья и неустройства и в самом деле выматывает — на почти физическом уровне. Правда, Зиновьев, судя по интонациям в тексте, не боялся за семью — похоже, ему не приходило в голову, что его несчастного растрёпу-отца и бедолаг-братьёв могут «взять и примучить» из-за него.
Тем не менее, податься было некуда. Без документов, в насквозь продуваемом мире, Александр кое-как успевал отогреваться по щелям только за счёт безалаберности и скверной работы системы. Рано или поздно он поскользнулся бы на какой-нибудь корке. Выход нашёлся, причём традиционный, известный ещё со времён средневековья: забриться в армию. Зиновьев пошёл в военкомат соседнего района, наврал что-то насчёт потерянных документов. Провожал его брат, купивший ему на дорогу колбасы и буханку черняшки. Это был сороковой.
До начала войны осталось меньше года. Обычно его употребляют по отношению к ветеранам, передовикам производства, опытным мастерам и прочим таким людям. Очень, кстати, интересное слово: не «заслуживший» что-то — награду, льготу, почесть — таких не любят , а вот именно что «заслуженный». То есть это он сам в каком-то смысле является наградой, которую мы заслужили. Ветеран, как уже было сказано — «заслуженный человек». Поэтому в разные времена общество заслуживает разных ветеранов. У нас, в конце концов, в «ветераны» сел лично дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев, что тогда казалось пределом падения.
Ага, как же: в девяностые на «ветеранство» Чубайс короновал Окуджаву. То-то стало весело, то-то хорошо. А вот в пятидесятых-шестидесятых самого слова «ветеран» не было. И «ветеранов» не было. Были фронтовики — люди в линялых гимнастёрках, с характерными морщинами у глаз, аккуратные, хозяйственные, молчаливые. То, о чём надо было молчать, у каждого было своё: война была долгая и хватило её на всех. Но молчать было надо: это они понимали.
И даже промежду своих не поднимали неудобных тем — кто же всё-таки пристрелил того политрука, кто подал идею раскатать гусеницами тот немецкий хутор, и прочие детали. Что касается общей части, то ветеранские рассказы больше всего напоминают — если с чем-то сравнивать — байки медиков, но рассказанные с позиции пациента. Не буду, впрочем, развивать эту тему, весёлого здесь мало. Возвращаясь к Зиновьеву. Ему, можно сказать, повезло: после солдатчины которую он вспоминал с омерзением ему выпало сомнительное счастье оказаться в лётной школе, а потом — за штурвалом «Ил-2». Средняя продолжительность жизни пилота штурмового самолёта была десять боевых вылетов. Шансов на плен не было: немцы не брали в плен пилотов штурмовиков, расправлялись на месте.
Зато пилоты пользовались известными привилегиями, которые на фронте ценились больше, чем шанс уцелеть: относительно приличная еда, водка, нормальная форма, а главное — отсутствие грязной и изматывающей физической работы. Лётчики были расходным материалом, но элитным расходным материалом. Это самоощущение осталось у Зиновьева навсегда. После победы в армии стали закручивать гайки. Писаные и неписанные льготы, привилегии и вольности, полагающиеся смертникам, пошли коту под хвост. Зиновьев понимает, что в послевоенную армию он не вписывается и подаёт рапорт об увольнении. Впрочем, он успел пожить в Германии и в Австрии, под Веной.
Вена ему понравилась. Ему вообще нравилось всё немецкое — пожалуй, кроме немок: осталась устойчивая ассоциация с триппером, этим бичом армий победителей. На вольных хлебах пришлось туго. Семья, как обычно, бедствовала, — как и вся страна. Жизнь была не просто тяжёлой, даже не нищей, а хуже чем в войну. В этих условиях Александр Зиновьев, в недавнем прошлом геройский лётчик-истребитель, занимался банальным выживанием, сводящимся в большинстве случаев к подхалтуриванию за гроши. Слово «халтура» здесь появляется не случайно: речь идёт именно о плохой работе, даже об имитации работы — и, с другой стороны, о хорошей имитации.
Однажды Зиновьев нанялся на кирпичный завод лаборантом, записывать показания приборов. На самом деле никто — ни он сам, ни прочие лаборанты — и не думали снимать настоящие показания. Они фиксировали среднее значение, около которого колебалась стрелка прибора, а мелкие отклонения вписывали в журнал от балды. Думаю, не нужно объяснять, как это повлияло на его отношение к «строгой научной истине», — и почему уже на излёте жизни он так легко принял исторические теории Фоменко. Он же промышлял подделкой документов, штампов и печатей — традиционное, надо признать, ремесло философов, равно как и фальшивомонетчество. Относился он к этому «просто» — то есть примерно так же, как и к прочим босяцким ухищрениям, нацеленным на выживание. Надеть носки наоборот, чтобы переместить дырку с пальца на пятку, выменять дрова на картошку, подделать хлебную карточку — всё это входило в общий фон придонного нищего быта, в котором барахтались практически все.
Сунув кому надо пару взяток, Александр Зиновьев делает себе правильные документы и поступает в МГУ на философский факультет — по сути дела, всё в тот же МИФЛИ, только «рождённый обратно». Обстановка, правда, изменилась МИФЛИ, как уже было сказано, задумывался как отстойник для потомства ранней большевистской элиты, потихоньку оттесняемой от реальной власти, но тем крепче вцепившейся в остатки кровью добытого статуса. Кое-кто из этой породы пошёл под нож в конце тридцатых или в начале пятидесятых, но в основном они выжили, — все эти гражданские жёны грузинских наркомов, белоглазые племяши латышских стрелков, курчавое семя чекистских живорезов, — да, выжили, сохранили часть добычи, да ещё настругали деток и внучат, которые таки сыграли свою роль и в хрущёвщине, и в диссидентщине, и в горбачёвщине… но это всё было потом. Что касается послевоенных лет, то были кондовые и суровые времена, элитки временно оттеснили в сторону, чтобы не мешались. Надо признать, большой пользы делу коммунизма это не принесло — о чём ниже. Зиновьев вписывался в атмосферу послевоенного МГУ если не идеально, то, во всяком случае, вполне органично. Он пил, валял дурака, сочинял сходу на экзаменах «марксистские тексты» что, если освоить стилистику, совсем несложно — как и в случае с любым хорошо выраженным стилем: в наши дни умные студенты тем же макаром сочиняют «за Хайдеггера» , тишком трепался о политике с друзьями.
Учился легко: выручала память. В свободное время подрабатывал преподаванием, в результате чего получил возможность, наконец, выехать из жуткого подвала и снять комнату. Жизнь налаживалась — пусть даже как у того бомжа из анекдота. Дальше произошло вполне ожидаемое. Немножко оклемавшись и слегка откормившись, Зиновьев занялся созданием новой философской дисциплины, которая, по его словам, «охватила бы все проблемы логики, теории познания, онтологии, методологии науки, диалектики и ряда других наук». V ЧАСТЬ В горбачёвские времена почуявшие волюшку гуманитарии взяли моду публично ныть на тему «засилья материализма» и «марксистской схоластики». Это всё неправда.
Не в том смысле, что засилья не было — а в том, что материализм, марксизм и схоластика здесь были решительно ни при чём. Впрочем, специфику советской гуманитарной науки лучше всего демонстрировать именно на примере схоластики. Крайне жёсткая интеллектуальная система, стиснутая, как тисками, христианским богословием и аристотелевской философией, породила в высшей степени полноценную философскую традицию. Советский марксизм не породил ничего даже отдалённо сравнимого. На брезентовом поле советской философии не взошло ни одного алюминиевого цветка. Всё, написанное в рамках официоза, было идиотично или просто скучно. Связано это было с одной маленькой разницей, разделяющей схоластику и советский марксизм.
Схоластика была жёсткой системой. Занимающийся богословием всегда ходил по краю, с риском быть в любой момент обвинённым в ереси. Тем не менее, система была ориентирована позитивно: предполагалось, что схоласт ищет истину, уточняет и развивает её, а опровержение лжи является подчинённым моментом. Советский марксизм имел иную природу: он был ориентирован на разоблачение немарксизма или недостаточного, ложного марксизма — и весь целиком сводился к этому разоблачению. К собственному своему содержанию советский марксизм старался без надобности не обращаться, чтобы не провоцировать возникновение новых ересей. Всё сколько-нибудь интересное сразу записывалось в идеологически невыдержанное — просто потому, что оно интересно. В этом, наверное, можно усмотреть некое интеллектуальное подобие «народно-православного» представления о грехе: всё приятное грешно и недозволительно уже в силу того, что оно приятно.
Кстати сказать, марксизм — очень интересная, хотя и стрёмная, система воззрений, уж никак не хуже какого-нибудь «ницшеанства». На Западе марксизм был и остаётся старой надёжной кувалдой для «радикальной критики». Зиновьев тогда всего этого не то чтобы не понимал — но понимать не хотел. Он переживал нормальный этап становления интеллектуала: сочинение «общей теории всего». Это такая умственная хворь типа кори, поражающая личинок интеллектуалов. Настигает она не каждого, но большинство. Потом это проходит.
В зиновьевском случае стадия сочинения «теории всего» названной им «многозначной логикой» — из конспиративных соображений оказалась неожиданно продуктивной. Нет, «теорию» он не создал, зато нашёл интересные подходы к тому, что впоследствии стало его знаменитой диссертацией — «Метод восхождения от абстрактного к конкретному на материале «Капитала» К. Текст диссертации потом ходил в многочисленных копиях в качестве интеллектуального самиздата, наподобие гумилевского «Этногенеза». Впоследствии текст книги пополнил корпус сакральной литературы так называемых «методологов» — философской школы если хотите, секты , созданной соучеником Зиновьева Г. Как-никак, это был создатель единственной за всю советскую историю философской школы «методологии» , которая пережила рубеж девяностых. Правда, пережила как тот попугай из еврейского анекдота про репатриацию — то есть «тушкой». Зато эта тушка и сейчас неплохо смотрится.
Знакомство Зиновьева с Щедровицким началось со скандала. Щедровицкий покритиковал на комсобрании недостаточную подготовку студентов по Гегелю, на изучение которого, дескать, отводилось две недели, так что приходилось готовиться по учебнику. И, прочитав Георгия Федоровича, мы потом весело и вольно рассказываем о Георге Вильгельмовиче». Начальству шутка не понравилась, и Щедровицкого решили ущучить. Не по административной линии — не за что было. Но как-нибудь. Тут вспомнили о силе печатного слова: на факультете издавалась своя газетка с макабрическим названием «За ленинский стиль».
Сейчас на такое название может, наверное, посягнуть только какой-нибудь бесконечно отвязное андеграундное издание, но тогда это было в порядке вещей. В газете имелся штатный карикатурист. Нетрудно догадаться, что это был Зиновьев. Опять же нужно учесть контекст эпохи. В те суровые времена «общественная нагрузка» на студента была, во-первых, значительной — то есть забирала время и силы — и, во-вторых, реальной. Те же послевоенные институтские ДНД добровольные народные дружины были вполне реальной силой, предназначенной, чтобы гонять расплодившуюся послевоенную гопоту с ножичками. Но даже поездки «на картошку» были выматывающим и грязным занятием.
Зиновьев, откровенно говоря, пристроился по фронтовой привычке «поближе к кухне»: рисовать — не мешки ворочать. Ничего низкого и неблагородного в этом, кстати, нет. Люди, имеющие навык выживания а Зиновьев всю жизнь именно что выживал , отлично знают цену любому «облегчению жизни». Что не следует путать с тягой к жиркованию и харчбе, с причмокивающим обгладыванием костей ближних. Такие в советские времена росли по комсомольской линии — с заходом на «освобождёнку». Зиновьев же честно продавал свои умения в обмен на то, чтобы на нём не возили воду и не заставляли заниматься унылой дурью. Так или иначе, Саше Зиновьеву поручили нарисовать карикатуру на Щедровицкого.
Как обычно, начальнички переврали ситуацию с точностью до наоборот: приписали тому нежелание читать Гегеля, а знакомиться с ним по Александрову. Зиновьев карикатуру нарисовал Щедровицкий, отталкивающий тома Гегеля и хватающийся за Александрова , не пощадив при этом характерной внешности Г. Щедровицкий случайно зашёл в редакционное помещение, увидел на зиновьевском столе карикатуру, страшно разозлился — поскольку говорил-то он прямо противоположное — и устроил дикий скандал. Зиновьев пошёл на факультетское партбюро выяснять, как оно там было на самом деле. Секретарем партбюро был тогда Евгений Казимирович Войшвилло, тоже фронтовик, впоследствии культовая фигура я его ещё застал. Войшвилло заявил, что подтасовок не потерпит, карикатуру печатать не стали. А Зиновьев с Щедровицким сошлись.
Впоследствии Зиновьев вспоминал о Щедровицком мало и неохотно, в терминах «был моим учеником, потом отошёл» с брезгливой интонацией — «предал по-мелкому». Щедровицкий, напротив, о Зиновьеве говорил и писал много, а зиновьевский диссер по «Капиталу» ввёл в канон своей школы. Позиция Щедровицкого выглядит в этой ситуации более сильной: зиновьевское «фи», которым он, впрочем, вообще бросался довольно часто, выглядит неконструктивным. Возникает вполне понятный соблазн рассудить дело так, что Щедровицкий «развивался», «ушёл от старых взглядов», а Зиновьев остался при своих. Сам Г. На самом же деле ситуация была иной. Эволюция взглядов имела место у обоих.
Но двигались они в противоположных направлениях. Их встреча на факультете была встречей поездов, движущихся по параллельным путям в разные стороны. На момент встречи Зиновьеву стукнул тридцатник, Щедровицкому было едва за двадцать. Зиновьев прошёл войну, и ходил не в отцовской шинели, а в своей собственной гимнастёрке. Щедровицкий ходил по факультету «восторженным пастернаком», переживающим свою открывшуюся интеллектуальную потенцию как своего рода пубертат и накидывающийся на книжки как на девушек. Ум Зиновьева родился из нужды, из бытовой сметки — и ею же был прибит и покалечен при рождении. Наконец, Зиновьев был по сути своей материалистом, а Щедровицкий — наоборот.
Тут придётся пояснить кое-какие моменты. Тем не менее, разделение на «материалистов» и «идеалистов» в философии действительно наблюдается — впервые описал его ещё Платон, насмешливо упоминая тех, кто «хватается за дубы и камни, подобно титанам». На самом деле, конечно, всё сложнее. Если уж на то пошло, то материалистом можно назвать человека, который склонен объяснять свойства вещей свойствами субстрата. Идеалист, наоборот, склонен объяснять свойства вещей внешними причинами. Например, если материалист и идеалист увидят камень странной кубической формы, то материалист предположит, что это, скорее всего, кристалл, а идеалист — что это, скорее всего, кирпич. Тютчев говорит о том же самом в своём известном стихотворении о камне, который то ли упал сам собой, то ли был «низвергнут мыслящей рукой».
Самое интересное, что правым может оказаться и тот, и другой, в зависимости от обстоятельств, и разумные материалисты, и идеалисты это понимают. Тем не менее, склонность сначала искать причины внутри вещи, а потом уж вовне — или наоборот — действительно существует, «и приходится с ней считаться». Ещё одно: материализм и идеализм могут быть избирательными. Например, некий мыслитель может быть естественнонаучным материалистом, антропологическим идеалистом и историческим опять же материалистом. То есть считать, что природа развивается по своим собственным законам, но человек — единственное исключение из природных правил, чьи свойства не заданы его телом и инстинктами, зато история — это не «человеческий», а «природный» процесс, вроде геологических, который снова низводит людей до уровня камней или деревьев. А может и наоборот — считать, что Вселенная сотворена Богом, человек — всего лишь животное, индивидуальный разум — всего лишь переразвившийся инстинкт, зато история — единственная стихия, в которой это животное причащается сверхприродой воле Всевышнего… Или ещё как-то: комбинаций идеализма и материализма в уме отдельно взятого философа возможно очень много. Что касается Зиновьева, то он, в общем, придерживался той позиции, которую я привёл в пример.
Он считал физический мир и социум двумя тупыми и слепыми машинами, управляемыми простыми и жестокими законами. Отдельный человек — это точка, в которой мерцает что-то вроде «духа»: он может — в известных пределах — менять законы природы и бунтовать против законов социума. Разумеется, и то и другое возможно делать, только используя всё те же законы. Из этого, кстати, следует, что Зиновьев должен был озаботиться созданием научной теории индивидуального бунта — то есть собиранием, классификацией и теоретическим обоснованием приёмов, позволяющих отдельной личности выйти за пределы законов голой социальности. Начал он примерно там, где впоследствии закончил Солженицын «жить, типа, не по лжи» , но пошёл значительно дальше. Он сам назвал это «искусство жить» «зиновьйогой», кое-что конкретное описал в книгах «Евангелие для Ивана» и «Жёлтый дом». Состояло оно в систематическом саботаже социальности при одновременном сознательном использовании её же законов в целях выживания и кое-какого обустройства.
Надо сказать, лично ему это удалось. Лауреат престижных международных премий, член действительный и гонорис кауза множества российских и иностранных академий, небедный человек — Зиновьев не производил впечатления неудачника. Но позицию «винера», царя горы и победителя тараканьих бегов за успехом он не принимал никогда, равно как и позиции «бунтаря-диссидента» или жителя башни из слоновой кости, парящего над схваткой. Повторимся: он считал свою деятельность в конечном итоге полезной для того самого социума, который он отвергал. Это была, скажем так, позиция бойца, действующего «по обстановке» и своё понимание последней оценивающего куда выше любых приказов — особенно если есть подозрения в бездарности или продажности командования. Позиция эта, разумеется, опасная — поскольку отрыв от социума чаще всего означает включение в другой социум, иногда невидимый тому, кто к нему присоединяется, так сказать, спиной вперёд. Человек, воображающий себя волком-одиночкой, оказывается прикормленным и манипулируемым «полезным идиотом», действующим в интересах какой-нибудь коллективности, как правило, мерзкой.
Именно это, к примеру, произошло с большинством советских диссидентов. Зиновьева, кстати, попользовали тоже. Осознал он это поздно — но хоть осознал. В конце жизни Александр Зиновьев всё-таки пришёл к удовлетворительному решению дихотомии «быть вне общества — действовать в интересах общества». Формула оказалась простой: можно быть вне социума, но вместе со своим народом: отвергая социальное единство, пребывать в единстве национальном. Например, в своих интервью он объяснял причину своего возращения в Россию так: «Мой народ оказался в грандиозной беде, и я хочу разделить его судьбу. С этой целью я и вернулся.
Что я могу здесь сделать для моего народа? Я десятки лет работал как исследователь и социальных процессов, и исследователь самого это фактора понимания, о котором я говорю, я много сделал. Я хочу передать это моему народу, по крайней мере, тем, кто хочет это получить от меня и как-то использовать. Вот мое место. Я, конечно, чувствую себя в этом отношении одиноким, но я отдаю отчет в том, что это вполне естественно. С кого-то, все начинается все-таки с кого-то, с единицы. Пусть я буду этой исходной единицей».
При всей кажущейся эмоциональности, это безупречно логичное рассуждение. В самом деле, современный россиянский «социум» — это тоже своего рода единство, но единство антинациональное, то самое, которое Пелевин ехидно описывал как «заговор против России, в котором участвует всё взрослое население России» добавим, участвует недобровольно и в большинстве случаев не сознательно, но участвует. Зиновьев в России был «со своим народом», но вне «российского общества» — настолько вне, что какой-нибудь бомж выглядел на его фоне куда более вписанным в коллективное тело эрефского «общества», полагающего бомжа своей необходимой частью. Во-первых, он начинал с марксизма, причём с марксизма в высшей степени талмудического. Школьником он переписал — пёрышком, от корки до корки — «Капитал» тем самым бессознательно исполнив мицву: переписать собственными руками Тору. Он долгое время пребывал в убеждении, что ничего более мощного, чем марксизм, человеческий гений не создавал». Впоследствии он сделал исключение для своего собственного учения.
Для Щедровицкого сознание отдельного человека было не точкой свободы, а областью проектирования, строительства, при упрощении позиции — манипулирования. Механизмы индивидуального мышления, по Щедровицкому, являются чем-то простраиваемым, причём в ходе коллективной, по сути, практики. Что касается отношения к социальности, то Г. Решение не оригинальное, но эффективное, к тому же Щедровицкий реализовал его с блеском. На этом принципиальной решении — строить свой мир, а потом с его помощью менять мир окружающий — основаны странноватые «духовные практики» Московского методологического кружка: например, «организационно-деятельностные игры», направленные на метанойю, «перемену ума» участников согласно легенде, игры, на которых ни один из участников не тронулся умом «до клиники», считались неудачными. Впоследствии, уже после смерти Г. Они же впоследствии занялись — понятное дело, не самодеятельно, а под заказ — крупномасштабными социальными экспериментами в некоторых российских регионах.
Но это всё было потом. Возвратимся на прежнее и поищем точки сходства. В ту пору и Щедровицкий, и Зиновьев сошлись в трёх важнейших вопросах: практически — о неприемлемости текущей реальности «как она есть» то есть в «антисталинизме», понимаемом очень широко , идеологически — об исторической обусловленности всех форм мышления то есть в том или ином понимании материализма , и исторически — о российском социализме. Сам Щедровицкий описывал консенсус по последнему вопросу так: «Мы оба считали, что социализм, сложившийся в России, носит, по сути дела, национально-русский характер, как ничто более соответствует культурным традициям и духу русского народа и, короче говоря, есть то самое, что ему нужно при его уровне самоорганизации, уровне культурного развития и т. И мы оба знали, что миллионы людей находятся в условиях подневольного труда или просто в концлагерях. И все это очень органично замыкалось общим пониманием принципа диктатуры, ее социально-организационных структур». Трудно сказать, разделял ли тогда Зиновьев эту типичную, то есть интеллигентскую и русофобскую, точку зрения.
Во всяком случае, Георгий Щедровицкий понимал его так. Что не мешало ему и тогда, и в дальнейшем быть в некоторых отношениях очень советским человеком. Это, в частности, продемонстрировала жизненная траектория Г. Это было связано с разницей в исходных позициях. Щедровицкий вышел из среды творцов и главных выгодополучателей советской революции, а Зиновьев, как русский, принадлежал к её жертвам. Сам Щедровицкий прекрасно осознавал эту разницу в генезисе, разницу определяющую и абсолютную: «Для Давыдова, Ильенкова, Зиновьева, Мамардашвили и для многих других… определяющей действительностью, куда они помещали себя и где они существовали, была историческая действительность. У меня же это представление о себе было изначальным в силу положения семьи.
Я по происхождению принадлежал к тем, кто делал историю». И ещё одно. Для Зиновьева время «создания теории всего» довольно быстро прошло. Для Щедровицкого оно продолжалось всю жизнь. Если коротко, то он понимал «методологию» как «мета-до-логию». Sapienti sat. Но, так или иначе, два неглупых человека нашли друг друга.
В дальнейшем к ним присоединился Борис Грушин впоследствии сделавший крепкую советскую карьеру, выездной, один из организаторов ВЦИОМа, апологет «первоначального накопления», в 1993 году добравшийся аж до Президентского совета, зато потом ставший «убеждённым антиельцинистом» , а также Мераб Мамардашвили писать о котором я, пожалуй, побрезгую.
Ярким событием года стал выставочный проект «Зиновьеву — 100», представленный в публичном пространстве. Ольга Мироновна отметила высокий патриотический характер мероприятия, которое организовала библиотека: «Здесь, в Рязани, задаются вопросом, что такое феномен Александра Зиновьева? Люди должны понимать, что есть величайшее понятие — Родина, и пропускать через сердце ощущение, что ты и твой народ - это одно целое». Сегодня Ольга Мироновна Зиновьева подарила библиотеке юбилейные буклеты, раскрывающие талант великого русского ученого, где он представлен как философ, социолог, идеолог, логик, писатель, художник, борец и пророк, а также уникальный цитатник «Дацзыбао» из афоризмов и «крылатых фраз» философа.
Сегодня работает Биографический институт Александра Зиновьева.
Созданы экспертные площадки: Зиновьевский клуб Международной медиагруппы «Россия сегодня», Зиновьевские среды в Доме Лосева. Проводятся международные конференции «Зиновьевские чтения». Учреждены медаль, премии и стипендии Александра Зиновьева. Издаются и переиздаются его работы.
Как ни странно, но за годы советской власти идеология поднялась на очень высокий уровень. А сейчас мы опять впадаем в такую дремучесть!
Я с удивлением наблюдаю русских людей — впечатление, будто они никогда не учились, не знают культуры, религии. Куда все делось? Рабство прёт отовсюду. Как говорил Чернышевский — рабы сверху донизу. Противно просто! Вместо серьезного осмысления ситуации бесконечные оглядки на классиков.
Выхватываются случайные фразы из Бердяева, Розанова, Флоренского, Федорова с Ильиным, а в результате — уход от действительности. Стало бы понятнее, на каких задворках мы оказались. За семьдесят советских лет было сделано колоссально много. Россия стала второй сверхдержавой. И не только в области вооружения, как пытаются представить некоторые, но и в области культуры, науки. Все зачеркнули — и опять оказались в хвосте.
Было время, даже говорили и думали по-французски. Может, менталитет у нас такой — охотно всему внимать? А русские, в силу этого самого менталитета, все принимают за чистую монету. Несколько лет назад оказался я у бывшей берлинской стены. Так там с лотков свои медали сами же ветераны, между прочим, вчерашние члены компартии, продавали. Это на фоне-то Рейхстага!
И все делается с каким-то ерничаньем, с издевкой. Просто в отчаяние меня все это холуйство приводит. Это идеологическая ложь и клевета! На самом деле, наш социализм был беспрецедентным периодом в истории человечества. Возьмите семьдесят лет в жизни любого народа, и вы ничего подобного не найдете: за такой короткий отрезок времени страна с уровня разрухи, безграмотности и нищеты поднялась на уровень второй сверхдержавы планеты. Никогда такого в мировой практике не было.
Вы знаете, я всегда был критиком коммунизма. А сколько было построено заводов, фабрик?! По темпам строительства нам не было тогда равных. Во всем Советском Союзе партаппарат составлял 150 тысяч человек — мизер для такой страны! И это тоже было одной из причин краха. Такой аппарат от хулиганов-то защитить себя не смог бы, не то что от умело направляемых масс.
Ведь нельзя забывать, что против Советского Союза полвека велась холодная война. В результате произошло то, чего никогда не было в истории: верхи предали свою страну, а низы, массы, поддержали их, не задумываясь. Или, скажем, Римский папа с балкона на площади Петра в Ватикане провозглашает: «Дорогие католики, Бога нет, католицизм преступен, я вас всех распускаю». Позволили бы им это сделать? Да сразу бы отвезли в психушку. А что происходит у нас?