Кино не для всех это подкаст где я рассказываю про авторские фильмы с философской точки зрения и не только.
Александр Сокуров: «Сказка» – это доверие к зрителю»
| Кино не для всех: 10 артхаусных фильмов, которые потребуют от вас полной самоотдачи | Лучшие новинки авторского кино не для всех, вышедшие на экран за последние годы. |
| «Мы должны понять, что авторское кино – не то, от которого тошнит» | На фоне массовой продукции и череды непрерывных блокбастеров в 2024 году появился в доступе ряд жемчужин из серии «кино не для всех». |
| авторское кино | Как правило, под определение «кино не для всех» попадают авторские ленты так называемого фестивального формата. |
| Спасение марсиан, советские дети и много музыки: каким будет новый фильм пятигорского режиссëра | Жесткий фильм, и совсем не авторское кино. |
| Авторское кино должно Жить | Вначале кино меня не интересовало и я снимался только из-за денег, но потом стал интересоваться и кинематографом, и теперь в моей жизни оба эти искусства дополняют друг друга. |
УЖАСЫ НЕ ДЛЯ ВСЕХ | ПОСТХОРРОР | АВТОРСКОЕ КИНО | ТОП 5 ЛУЧШИХ ФИЛЬМОВ (хорроры новой волны)! VOL.3
А что еще важнее — способная из уз реализма и истории вырываться эффектными стилистическими решениями. В той же секции «Особый взгляд» показали «Дело» Алексея Германа-младшего — фильм, заслуживающий похвал как минимум за злободневность и гражданскую позицию: в центре сюжета здесь оказывается провинциальный преподаватель литературы, вступающий в неравную борьбу с продажным мэром своего города и оказывающийся подозреваемым по сшитому белыми нитками уголовному делу. Снимавший эту картину во время пандемийных локаутов Герман-младший демонстрирует здесь завидное умение сторителлинга в замкнутом пространстве: действие почти не покидает квартиры героя. В интересных отношениях с экранным пространством состоит и российский участник основного конкурса Канн-2021 — «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова. История таинственной, меняющей ощущения героев от реальности болезни здесь рассказывается во многом головокружительными, долгими проездами камеры по типичным интерьерам и пейзажам современной России, тем самым и зрителя погружая в горячечную и гипнотическую фантасмагорию бытия на этой территории. Причем не только в наши дни, но и в позднесоветское время: в определенный момент «Петровы» совершают эффектный структурный финт, вдруг погружаясь в юность второстепенной до этого момента героини. Причем дело не только в том, что все действие этой чувственной, сентиментально правдивой ленты разворачивается в следующем из Москвы в Мурманск на рубеже 2000-х поезде, который везет финскую девушку с разбитым сердцем подальше от человека, ее отвергнувшего. Спустя несколько месяцев после Канн прогремело российское кино и на Венецианском фестивале. В основном конкурсе участвовала политическая драма Алексея Чупова и Натальи Меркуловой «Капитан Волконогов бежал» — фильм, осмеливающийся через жутковатый, звонкий гротеск отрефлексировать наследие сталинских репрессий на русское мироощущение. Еще один российский участник Мостры «Мама, я дома» Владимира Битокова , показанный во внеконкурсной части секции «Горизонты», тоже не обошелся без сюрреализма, но совсем на другом материале: здесь главная героиня в исполнении Ксении Раппопорт , получив похоронку на участвовавшего в боевых действиях сына, затем встречает его на пороге — вот только он Юра Борисов совсем на ее ребенка не похож. Самый мощный российский фильм Венеции-2021 попал в секцию «Неделя критики» — и выиграл в ней приз «Обходные пути» Екатерины Селенкиной смотрят на Москву с дистанции статичных общих планов, чтобы вычленить в хаотичном динамическом ландшафте столичной жизни сюжет о буднях юного закладчика наркотиков.
Сменяют друг друга виды окраинных панелек и тенистых переулков, прячутся под подоконниками и под камнями веса трав и порошков, жуют шаурму и шныряют по чужим карманам полицейские — и сюжет обрывается. Но ощущение тревоги за абсолютно каждого, кто пересекает эти опутанные потайными сетями пейзажи, живя, в сущности, под вечным подозрением, остается надолго после того, как заканчиваются финальные титры. Не без призов уехали российские фильмы и из Локарно. Картина Александра Зельдовича «Медея», переосмысляющая античную трагедию Еврипида в условиях современного Израиля, где героиня встает на путь мести предавшему ее мужчине, выиграла приз молодежного жюри фестиваля. Внимание к отечественному кино не угасло и с наступлением 2022 года. Об участниках и призерах Берлинале мы уже рассказали, но были российские фильмы и в прошедшем чуть раньше в виртуальном формате Роттердаме. Здесь в основной конкурсной программе Tiger Competition показали «Призрачно-белый» Марии Игнатенко, эстетскую военную драму о блаженном мужчине из литовской деревни, которого втягивают в коллаборационизм с немецкими оккупантами. А в секции Bright Future прошла премьера дебютного игрового фильма Тамары Дондурей «Рядом» — медитативной, вдумчивой картины о работающей в архитектурном бюро москвичке, чувствующей все большее отчуждение от своих близких и окружающего мира. Дондурей удался прежде всего точный слепок той тревожности, которая пронизывает жизнь современных тридцатилетних. Кого благодарить?
Чем же объясняется этот необычайный — другого настолько насыщенного года в истории отечественного артхауса не найдется — ренессанс российского кино в начале 2020-х? У этого феномена есть одно прозаическое объяснение. Благодаря грамотному взаимодействию киноиндустрии и надзорных органов в сфере здравоохранения а также тому, что в нашей стране был лишь один, сравнительно короткий коронавирусный локдаун во время тотального мирового простоя кинопроизводства в России снимать кино практически не переставали. А это значит, что в условиях дефицита фильмов, снятых в других странах, отечественное кино, наоборот, смогло поразить фестивальных отборщиков разнообразием предложения.
Пожалуй, одна из самых эротичных и в то же время непостижимо глубоких драм о всепожирающей, выходящей из... Полная режиссерская версия.
Пожалуй, одна из самых эротичных и в то же время непостижимо глубоких драм о всепожирающей, выходящей из под контроля плотской страсти между молодой японкой Садой и ее хозяином, которого она в конце убивает, отрезав ему пенис. Самое интересное, что основан фильм на реальных событиях.
В Европе очень все бюрократизировано, там сложно развитая система фондов. И это в каком-то смысле здорово, потому что там дают много денег, например, на написание сценариев, чтобы сценарист мог спокойно работать, чего у нас не было и уже вряд ли будет. Но при этом мы все равно, несмотря на постоянные противопоставления, живем в едином мире. Просто там другие ориентиры и ценности: есть повестка — и будь добр, вот это и это должно быть в кино. Есть то, что у нас в принципе запрещено, а у них обязательно надо показать. Тоже порой доходит до смешного. И уж точно не способствует творчеству. Трафареты накладываются везде: просто у кого-то кружочек, у кого-то квадратик.
А свободы нет нигде, честно говоря. Ситора Алиева. Это созвучно с тем, о чем говорил Лев Маратович. Если вульгаризировать и упростить: во всем мире наблюдается кризис смыслов. Весь мир зашел в тупик, не знает, зачем он живет, и поэтому полыхает. Мир не зашел в тупик. Мир как раз научился гениально существовать без смыслов. Это мы не умеем. Не знаю, действительно ли это наша специфика, но мы не научились, постмодерна у нас не было. Я обычно привожу пример невероятно выразительный.
Наверное, все знают, как выглядит банджи-джампинг, изобретенный новозеландцами. Дело в том, что после Второй мировой войны весь мир оказался на краю. Мишель Пуакар в фильме «На последнем дыхании» Годара говорил, что он выбирает не грусть, а небытие. Это честнее. И Запад это сделал. Это мы обратились к жизни, потому что решили, что все кончилось. А на самом деле ничего не кончилось — все только началось. И Запад прошел очень большой путь, приведший к постмодерну. Мы же упорно не понимаем, что это такое, а это — банджи-джампинг. Прыжок в пропасть и обратно.
Запад в этом смысле действует мастерски, я бы не стал их осуждать. Я посмотрел новый фильм Кристи Пую, так вот он, как мне показалось, как раз в судорожном поиске новых смыслов. И другие большие авторы. Правда, пока я там новые смыслы не обнаружил. Может, просто мало видел. Но это абсолютно мировой тренд. Ксения Болецкая. Предлагаю ответить на общий вопрос. Если я вас правильно услышала, в российском авторском кино режиссерам важен диалог. То есть и международные показы в том числе.
Какой совет дал бы каждый из вас? Какие приемы, сюжеты, темы лучше всего сейчас воспринимаются отборщиками международных фестивалей, когда они смотрят кино из России? Никогда не надо, начиная сценарий или само кино, думать о том, что в голове у отборщиков кинофестивалей. Сейчас многие отборщики занимаются всякими списками: почему какие-то фильмы нельзя показать — потому что кто-то или какая-то организация находятся под санкциями. Ничего страшного в этом нет. Просто жизнь. Скажу честно: хорошим интеллигентным юношам из больших городов пора просто перестать снимать о жизни не столь обеспеченных слоев общества, если ты об этом не знаешь. Либо там живи и разбирайся в этом, чтобы было точно. Либо не берись вообще. Надо понимать, что в тебе откликается, отзывается.
Это же не поход в зоопарк. Большинство наших фильмов очень умозрительны. Давай снимем фильм о том, как живут люди, у которых маленькая зарплата? Все очень мило, только человек, снимающий об этом, ничего не знает о ситуации. И все приблизительно. А должно быть точно. И последнее: хватит снимать однотипные фильмы. Помните, был «Бешеный бык» Скорсезе? Я люблю бессюжетное кино, но времена изменились — сюжет должен вести. Без этой хорды ничего не сработает.
А потом уже могут быть и смыслы, и тонкость, и поэтика. Иначе просто бессмысленная трата времени. Хочу подчеркнуть ту невероятно важную мысль, которую озвучил Лев Маратович. Я прихожу в разные киношколы в Москве, к примеру, в Московскую школу кино Алексея Попогребского, где студенты, к счастью, не делят кинематограф на авторский и блокбастеры, как в какой-нибудь другой большой киношколе. Я как-то пришла с лекцией, а мне сказали: «В нашей школе преподают мастерство блокбастеров». Я вообще не поняла, что это прозвучало. Но выяснилось, что студентов учат забывать слова «авторское» и «фестивальное» кино. Иметь дело со студентами, которые делят фильмы на подобные категории в XXI веке, — нонсенс. Хочется попросить их открыть фильмографию Нолана и посмотреть его первые фестивали. Среди которых есть, скажем, фестиваль в Роттердаме, смотр экстремального кино.
Я только не понял, у нас делят или не делят? У вас — умножают. Давно ушло время столь жесткого деления. Постмодерн затронул кинематограф очень сильно. Однако шкала существует: есть глубокий артхаус, есть артхаус, есть арт-мейнстрим, мейнстрим — и дальше уже только, видимо, те самые блокбастеры. Шкала динамична, но нет жестких групп: вот это мейнстрим — туда не ходите. А это артхаус. Или наоборот. Сейчас в Венеции из 23 конкурсных фильмов было, может, 13 классного арт-мейнстрима. А может, и без приставки «арт».
Я мечтал найти в нашу программу классный зрительский фильм, в котором было бы пространство смыслов и который можно было бы поставить в программу, а попадались в основном работы режиссеров, которых учат мастерству блокбастера. Смотреть было страшно. У меня, кстати, есть очень простой рецепт, как снять авторское кино сегодня. Практически популистский. И почти невыполнимый. Мне кажется, единственный критерий искусства — это присутствие человека. Вот часто слышу: «Я для зрителей делаю кино». А мне хочется, чтобы было для людей. Еще недавно казалось, что российское авторское кино все хочет догнать «Розетту» Дарденнов. По форме кому-то даже удавалось к ней приблизиться.
Эти двое ведь еще целую книжку написали, как они шли к этому фильму. Так что у нас есть живой пример. И ничего эффектного в той картине не было, все было очень скромно, но был поиск человека, и поиск увенчался успехом.
Но этот бешеный темп — не для жизни, а для выживания. Он убивает творчество. А мы здесь — живём. Мы можем позволить себе поехать, посмотреть какую-нибудь интересную локацию. Мне кажется, стоит брать лучшее от Москвы, Ставрополья и других регионов. Я учился в Москве, в Испании. Но я коренной пятигорчанин, здесь моя родина, здесь близкие мне люди по менталитету.
Фильм режиссёра из Чечни Малики Мусаевой получил награду на Берлинском кинофестивале — Часто слышу, что интересных мест на КМВ не осталось — всё снесли и застроили коробками. Сложно ли было искать локации? Кто ищет, всегда найдёт подходящие локации. Помимо нас, сейчас на КМВ работает минимум две съёмочных группы — и это только те, о ком я слышал. И мы не будем мешать друг другу — локаций хватает на всех. Здесь богатейшая история. Надо только смотреть внимательно и под другим углом. И, конечно, нужно популяризировать местные достопримечательности — не только для туристов, но и для жителей. Конечно, снимать кино дорого, особенно фэнтези со спецэффектами. Дешевле всего обходится съёмка комедий, но этот рынок переполнен.
А у нас будет симфонический оркестр, спецэффекты, крутые локации — это всё очень сложно. Но увлекательно. Так что ещё одна задача моего проекта — показать местным, что их таланты востребованы. Когда родители собирались в гости к друзьям, я обычно просил оставить меня дома, чтобы смотреть сказки и исторические фильмы. Было тяжело выбрать профессию — всё было интересно. Собрался в военное училище. Родители отговорили, и я поступил в политех. Учился на менеджера, в аспирантуре — на историка. Но мне не хотелось всю жизнь посвятить чему-то одному. Этим и привлекло кино — в нём нужно быть новатором и разбираться сразу в нескольких сферах.
Так я поступил во ВГИК.
Артхаусные фильмы, при просмотре которых вы поломаете голову
Делитесь видео с близкими и друзьями по всему миру. Привели подсчеты: интересуются отечественным авторским кино 150-200 тысяч человек. просто не блокбастеры). просто не блокбастеры). Когда продюсер ищет финансирование, он четко понимает: если это авторское кино, потраченные деньги не вернутся, его снимают не для того, чтобы зарабатывать", — отметил Атоян.
Кино не для всех: 7 впечатляющих артхаусных фильмов
| Авторское кино у нас есть. Режиссер «Войны Анны» Алексей Федорченко создает новую стилистику | Кино не для всех это подкаст где я рассказываю про авторские фильмы с философской точки зрения и не только. |
| «Авторское кино жаждет быть увиденным»: Ирина Гурницкая — о фестивале «Мировой» и диалоге культур | В интервью Forbes Life режиссер рассказал, как получать деньги на авторское кино в России (сложно) и что значит для него попадание фильма про «Норд-Ост. |
| Фильмы для умных: краткий ликбез по артхаусному кино | В московском кинотеатре «Ролан» покажут в том числе фильмы, в этом году получившие номинации на «Оскар» и «Золотой глобус». Не для всех: программа фестиваля авторского кино «Арт-мейнстрим» DR. |
«Авторское кино жаждет быть увиденным»: Ирина Гурницкая — о фестивале «Мировой» и диалоге культур
Как правило, авторское и фестивальное кино анализируют кинокритики, оценивая профессионализм воплощения, степень новаторства и прочие художественные достоинства. Кому-то нужно авторское кино, кому-то жвачка для мозга, кому-то трэш, а кому то что-то еще. — Авторскому кино не может чего-то недоставать. Когда речь идёт об авторском кино, не голливудском, часто даже не российском, то значит, оно для каких-то ценителей, которые добывают эти дефицитные билеты или приглашения, собираются в специальных загончиках гетто (друг друга все они знают в лицо) и смотрят, а.
авторское кино
Во-вторых, киноведы сами до сих пор не могут договориться, что именно за категория. Кто-то называет это авторским кино «не для всех», кто-то независимым искусством, которое идет лишь в специализированных кинотеатрах и снимается маленькими киностудиями. Еще одни называют его новаторским кинематографом с постоянным художественным поиском, а другие эксцентричным кино с большими амбициями и крошечным бюджетом. А режиссер Такеши Китано, к примеру, и вовсе шутит, что в наши дни артхаусом можно считать совершенно любое кино, которое не похоже на фильм «Мстители». Ну а обычный зритель чаще воспринимает артхаусные фильмы как потенциально глубокие, но понятные лишь самому режиссеру, низкоконтрастные картины, где главные герои могут просто бесцельно бродить по ночным улицам, рассуждать с собаками о трансцендентальности, апатично ходить по кислотным клубам и вести диалоги с собственным отражением в луже о высшей материи. И все это обязательно дико медленно, с непонятной развязкой, да и завязкой тоже, провокационными образами и медитативной музыкой. Второй процесс — то есть анализирование чего-то нового и непривычного — гораздо более энергозатратный и сложный для нашего мозга.
Например, в последние годы активно развивается кинематограф в Африке, в небольших островных странах Азии.
Те же Австралия и Новая Зеландия также пока не выступали против проката на территории России. Опять же, в русском менталитете артхаус и авторское кино занимают особое место. Нам всегда нравились ребята вроде Триера, Джармуша и других творцов, снимающих так называемое кино не для всех. Тем более артхаус часто связан со страданиями и болью, чего нам, судя по всему, вечно недостает в жизни, так что такой вариант также может стать если не панацеей, то листиком подорожника на зияющие дыры в российском прокате. Правда, есть вероятность, что без поддержки крупных дистрибьюторов немногие авторы рискнут зайти на наш рынок: слишком велики риски не только не окупиться, но и остаться в минусе. Да и те же американские режиссеры наверняка не горят желанием поддерживать российского зрителя качественным творчеством. Все же тезис про искусство вне политики — совершенно беспардонная ложь.
Да и будут ли зрители платить за условные «Землю кочевников», «Минари», «Маяк» и другие ленты, не подпадающие под жанр строго развлекательного кино для массового зрителя? Кадр из фильма «Земля кочевников» В конце концов про смерть кинотеатров мы говорим уже не один год и даже не десятилетие. Может быть, отключение от аппаратов жизнеобеспечения, которое затянулось на столь длительный срок, это возможность провести пересадку? Что если сети наконец решатся на смену векторов развития с увеличения объемов потребляемого зрителями поп-корна на новые аудитории и форматы? Почему бы не показывать в кинотеатрах концерты любимых всеми исполнителей, театральные постановки? Да даже лекции и семинары! Посмотрите на опыт Okko ни в коем случае не в качестве рекламы, просто других примеров не найти : ребята в онлайне транслируют спорт, показывают высокое искусство, обучают даже, прости господи, турниры Dota освещают.
Все это находит своего зрителя.
Со временем артхаус выделился в самостоятельный жанр со своими особенностями. Как правило, это утонченные фильмы, которые не используют очевидные драматургические штампы и обладает богатой визуальной образностью. Артхаус кино — те произведения, которые двигают киноискусство вперёд, открывают новые способы рассказывания историй. Лучший артхаус — фильмы, по которым мы изучаем историю кинематографа: Андрей Тарковский, Ингмар Бергман, Джим Джармуш. В основе восприятия этого жанра — идея, что искусство можно разделить на высокое и низкое, элитарное и массовое.
Потому что, извините, нужны яйца, а не бубнеж. Будущее за тем, где будет энергия в новом мире. Я так понял, твоя ответственность — снимать визионерское кино, как в 20-е годы?
Послушай, моя ответственность — делать, пытаться делать то, что мне интересно, пробовать новое. Направление, способ разговора и коммуникации. Мне интересно говорить о том, что мне важно. А то, что интересно другим… — какая мне разница? Мы постоянно вспоминаем про якутское кино. И вроде даже показываем его теперь регулярно, награждаем на фестивалях. Якутских режиссеров могут даже звать на платформы, давать деньги… И ставить то, что получилось, фильмом открытия на фестивале, как случилось на «Новом сезоне» с альманахом Дмитрия Давыдова и Степана Бурнашева «Эт». Но это не приводит к настоящей интеграции якутского кино в наше культурное поле. Оно так и остается чем-то экзотическим, непонятным.
Дмитрий Давыдов недавно прямо сказал перед показом: «Почему вы все время говорите «Якутия, якутское кино»? Как будто мы не часть России? Мы действительно, несмотря на все фестивали и награды, не отдаем себе отчет, что Якутия — часть России. Что якутское кино — это важно, что можно делать какие-то выводы из успехов якутских кинематографистов. Что можно анализировать их опыт, изучать, как фильм, снятый за три копейки, может собирать в прокате более 26 миллионов рублей, прежде чем у него заберут прокатное удостоверение. Но никто не занимается этим, потому что на самом деле это никому неинтересно. Если мы говорим про авторское кино, то наша коллективная ответственность — тех, кто пишет, снимает, прокатывает, — в том, чтобы люди вообще не разучились ходить в кинотеатр. Я и дома много чего смотрю, но поход в кинотеатр — это событие. А на авторское кино люди вообще ходят в кинотеатры?
Знаешь, в чем проблема? Для того чтобы люди туда пошли, авторское кино должно хоть как-то отличаться от того«усредненного», которое есть сейчас. Необходим коренной перелом, кино должно быть интересно, понятно и должно затрагивать какие-то глубинные вопросы. Плюс — нравится это или не нравится, — но нам нужна редактура в кино. Беда большинства дебютных фильмов в том, что их все, на мой взгляд, можно сократить на 20 минут, и ничего страшного не случится. И это ответственность продюсеров. Им ведь тоже удобно: взяли деньги в Минкульте, нашли еще какие-то на платформах, что-то скомпоновали. Иногда получается хорошее кино, иногда не очень. Но в целом дальнейшая судьба фильма ограничена.
Он рассасывается и забывается. Мы теряем поколения, потому что не контролируем молодых режиссеров, а это задача продюсеров. Очень часто можно сократить фильм на 20 минут — и его судьба поменяется. У меня по этому поводу есть пара реплик. Примерно с половиной продюсеров конкурсных фильмов я и начинал разговор с вопроса: «Не желаете ли сократить на двадцать минут? То, что нет Спилбергов, Кесьлёвских, Феллини, Кубриков… — это мировой процесс. Визионеров почти нет в мире. Это сейчас ретроспективно кажется, что в 60-е, 70-е были одни гении. Они просто остались, дошли до наших дней!
А что касается вопроса о том, ходят ли в кинотеатры на авторское кино, тут я выступлю в глубоко несвойственной мне роли оптимиста. Фото: Ксения Угольникова Алексей Герман — младший. Стас, меня бесконечно смущают отмазки, что кто-то не Бергман. Это все понятно. У нас какой фильм ни посмотри — одна и та же кухня, один и тот же провинциальный город, одна и та же проблематика, одно и то же отношение к людям. Надо стимулировать молодых ребят к фантастике, к фильмам ужасов. К чему угодно. Должно быть что-то новое. Невозможно снимать одинаковые по жанру фильмы о том, как мы все несчастны.
Вернемся к авторскому кино. Предлагаю обратиться к международному опыту. К ответу призывается Лев Карахан, наш человек на Каннском кинофестивале. Лев Маратович, как, на ваш взгляд, выглядит зарубежная картина мира, что занимает мировых режиссеров? Как выглядит актуальность на Каннском фестивале? И остались ли у нас сегодня какие-то точки соприкосновения? Лев Карахан. Прежде всего я хочу побороться с тем оптимизмом, который из уст Никиты прозвучал в начале. Мне кажется, что для оптимизма в адрес авторского кино, артхауса абсолютно нет причин.
И наша ситуация это доказывает. Более того, вчера на другой дискуссии Александр Цыпкин достаточно ясно, без свойственного ему юмора, заявил, что артхаусу надо идти домой. В том смысле, что его нужно смотреть на ТВ-экране, а кинотеатры оставить для мейнстрима. Цыпкин вполне осознанно разделил то, что в кинопроцессе на самом деле неразделимо. Мейнстримное кино всегда питается артхаусом. Это не новая идея, а давно известный факт, и те идеи и свойства, которые подсказывает артхаус, через мейнстрим расшифровываются и доходят до массового зрителя. Взять недавнюю премьеру «идеологически чуждого нам» фильма «Барби»: у нас было много «голубых» картин в истории, но «розовая», помоему, первая. Так вот: в этом «розовом» фильме речь идет об экзистенциальной проблематике. Иначе как попыткой героини понять, кто она есть — помимо того, что она кукла, — это не назвать.
Это даже не «Русалочка». Сказать «хайдеггеровская ситуация» было бы сильно, но сартровская вполне. Барби все время говорит: «Кто я? Я имею в виду не героиню, а режиссера Грету Гервиг. Другое дело, что смыслы сегодня просели. Уже давно это общий процесс. Не отказа от смыслов, а игры со смыслами. Никто уже смыслы впрямую не воспринимает, это плохой тон. Хотя якобы постмодернизм уже не в моде, теперь у нас метамодернизм, который добрые голландцы открыли, сказочники.
Хотя это на самом деле то же самое, что сто лет назад говорил Делёз: «Смесь смысла с нонсенсом». Но не работают смыслы сегодня, они девальвируются. Вот что произошло, и мы тут идем своим путем. Немного по-другому от смыслов отказываемся. Шестидесятники научили нас доверять реальности. Вознесенский говорил: «Мы растворяемся в людских количествах». Вот что было важно: раствориться, открыться людям. Это завладевало людьми, но постепенно «мы» стало деградировать. Не потому, что наступил застой, не оттого, что захлебнулась перестройка, просто не могло длиться вечно.
Сегодня прикладные смыслы все чаще превращаются в смыслы-символы, в то, чего невероятно боялся Тарковский. Он сам не любил «Иваново детство», потому что там очень много было, как ему казалось — и не без оснований, — смыслов-символов. Хотя Туровская ему на это отвечала: чем еще, если не символом, можно назвать то, как в финале «Ностальгии» Янковский несет свечу. На это трудно ответить, потому что баланс всегда существует. Но речь о том, когда весь фильм становится символизацией смысла, работает на нечто очень конкретное. На то, что нам хотят сказать авторы, и мы это понимаем. Исчезает то, что я назвал бы пространством смысла.
В Москве завершился второй открытый российский фестиваль авторского кино «Зимний»
Кино не для всех, смотреть которое тем не менее интересно. «Воздух» замыкает тройку лидеров с общей кассой 149 млн рублей за уикенд — сборы для авторского кино огромные, военная драма Германа совсем не блокбастер. Организаторы предупреждают, такое кино подойдёт не для всех. Поверь, это кино не будет тебе выматывать мозг, как какой-нибудь «Догвилль», и имя Ларс фон Триер не превратится для вас в ругательство. Когда продюсер ищет финансирование, он четко понимает: если это авторское кино, потраченные деньги не вернутся, его снимают не для того, чтобы зарабатывать", — отметил Атоян.
«Авторское кино жаждет быть увиденным»: Ирина Гурницкая — о фестивале «Мировой» и диалоге культур
Одна часть сфокусирована на Ольге, матери-одиночке из Украины, не сумевшей выжить на зарплату медсестры и уехавшей в Вену, где сначала становится домработницей в богатой семье, затем работает в доме престарелых. Вторая половина фильма посвящена Паулю, молодому человеку из Вены, который отправляется в Украину к отчиму Михаилу, где собирается устанавливать игровые автоматы. Если обе части фильма по отдельности кажутся тупиковыми, то вместе они формируют грустную и временами горькую картину разделённости между Восточной и Западной Европой. Героиня Изабель Юппер приезжает в загородный дом со своей семьёй, чтобы обнаружить, что жилище, занято вооруженными незнакомцами. Они вынуждены бежать в поисках спасения. Электричество отключено, поэтому с наступлением ночи экран почти чёрный, что нервирует и вызывает чувство абсолютного страха, которым так славится Ханеке. Начавшись как история одной семьи, сюжет обретает глобальный масштаб, взбадривает сознание и предлагает задуматься о простых ценностях, рисуя условия за гранью цивилизации, когда становится ясно, что уже ничто не будет так, как прежде. На протяжении всей карьеры Клер Дени смело обращается к самым актуальным проблемам современности. Тема фильма «Славные ублюдки» в этом отношении имеет менее глобальный охват.
Марко Венсан Линдон предстоит разобраться в череде драматических событий, произошедших в его семье. Чтобы расследовать смерть своего родственника, он въезжает в квартиру по соседству с кредитором, подозреваемым в убийстве, и завязывает роман с его женой. Чем глубже он копается в деле, тем мрачнее раскрывающиеся детали. Фильм позаимствовал некоторые элементы из романа Уильяма Фолкнера «Святилище» и получился таким же резким и брутальным, из-за чего некоторые критики восприняли его поверхностно. Другие же видят в нём увлекательный эксперимент в современном нуаре. Режиссёр создал настоящую гей-идиллию, в основе которой история, разворачивающаяся на берегу озера, где-то на юге Франции. Однако тему секса он использует не только как примитивный источник острых ощущений. Это убедительное повествование о том, как страстное влечение легко может затмить здравый смысл и затуманить рассудок.
Главные роли исполнили Кирстен Данст и Шарлотта Генсбур. Первая часть фильма посвящена свадьбе одной из героинь, но настроение наполняется тревожностью на фоне неопределённости и стремительно переходит в обречённость перед неизбежным. К Земле приближается гигантская газовая планета Меланхолия, грозящая гибелью для всего живого. Ларс фон Триер сам написал сценарий к «Меланхолии», полагаясь на собственный опыт лечения депрессии. Идея фильма зародилась у него во время сеанса психотерапии, когда врач сказал ему, что подверженные депрессии люди спокойнее действуют в стрессовой ситуации, потому что они и так ожидают плохого. Тогда кинематографист решил изобразить апокалипсис, сосредоточившись на изучении психики человека во время катастрофы. Фильмография Дюмона характеризуется веяниями «нового французского экстремизма» и созерцательного кино, «Вне Сатаны» — не исключение. Длинные, медленные и тщательно оформленные кадры скудных пейзажей, минимум диалогов, откровенный секс и всплески жестокости — элементы, складывающиеся в типичный фильм Дюмона.
В эту картину, как следует из названия, он ко всему добавил смутную метафизику. Обсуждения зла органично вписываются в насильственную эстетику Дюмона. А Елена Анайя исполняет роль его подопытной, которую он тайно держит взаперти. После гибели жены в автокатастрофе хирург начинает свои зловещие эксперименты.
Наши эксперты в мире кино регулярно предоставляют обзоры и рецензии на самые интересные и актуальные фильмы. Мы анализируем их искусство, технику, идеи и передаем вам наше эксклюзивное мнение. Специализируемся на фильмах, которые выходят за рамки стандартных киножанров.
И тут снова супружеская измена, бывший одноклассник, которой встал на пути якобы счастливого брака главной героини, ревнивый муж и скелеты в шкафу. Простенько, но дико обаятельно и мило. Алкоголик и девушка без постоянной работы сталкиваются, словно две частицы во время атомного взрыва — Каурисмяки, как никто, умеет сплести из обычных диалогов и бытовых зарисовок подлинное чудо. Отправленная к дальним родственникам девочка наконец-то находит толику любви, но на горизонте намечается возврат в родное семейство. Изысканно поставленная и расцвеченная всеми оттенками драма. После начала театральной пьесы «Ле Коку», один из зрителей вдруг поднимается с кресла и начинает читать морали актерам — его выгоняют, но так просто от сорванца не избавиться.
Всякий неловкий жест Олечки, всякое проявление жизни отнимается у нее камерой — в этом расчеловечивание хоум-видео о котором так хорошо знает Нейтан Силвер. Но сила случайности, спонтанности олечкиного поведения, сила самой реальности сохраняет свой потенциал благодаря видеокадрам. И передается зрителям, людям: родным и близким Олечки, нам, незнакомцам за тысячи километров от Минска, самой Олечке спустя несколько лет. И в этом обнаруживается очеловечивание хоум-видео. Удивительное обещание, что человек пребудет вновь. Предположим, что она — провинциалка-тихоня, маленькая девочка, однажды очнувшаяся в большом городе; он — прохожий или проходимец, за нагловатым обаянием не слишком скрывающий сомнительные, околокриминальные склонности. Звучит до обидного просто. Натруженный, мозолистый глаз зрителя моментально заприметит все вариации, на которые раскладываются отношения такой пары: от сказочно-назидательного «перевоспитания хулигана» до социально-пессимистичного мотива о «жертве сутенера». Но что если рассказать все ту же — знакомую, многажды повторенную — историю через умолчания, намеренные разрывы, провалы в повествовании? Как же Муй устраивает эту парадоксальную речь, дающую ударения исключительно на паузах? Вот элементарный и упрощенный пример. Героиня короткометражки «Everyday Everyday» как-то перед сном сообщает мужу, что ради творчества собирается уехать в Перу «ведь это самая отдаленная от Малайзии страна». Проговорившись, она мгновенно засыпает, оставляя немало растерянного супруга в одиночестве. Ее слова — даже не расплывчатое намерение. Так, нечто остаточное между делами, мыслями, планами; нечто скорее по случайности озвученное на границе сна и яви. Тем не менее, эта бесплотная частица, отколовшаяся от молчания, начинает понемногу влиять на жизнь героев, перекраивая их привычки, поступки, а в конце концов, позволяя переоценить отношение друг к другу. Кадры этой скромной на вид лав-стори взаимно запутываются и любезно противоречат друг другу, раздразнивая смутной догадкой: словно бы некоторые важнейшие сцены мелькнули совсем рядом, но выпали из фильма. На экране и в восприятии зрителя потухает, так и не загоревшись, целая серия недомолвок. Умолчаний любовного и повседневного характера: cмутная неубежденность героини в своих чувствах; ее тревога перед еще совсем незнакомым любовником; незрячесть желаний. В конце концов, и попросту каждодневная чепуха — люди жуют завтраки, ходят по улицам, предаются минутам безделья, — все то, что происходит словно «само собой», «помимо нас» и крайне редко изображается в кино, но отнимает значительную часть жизни и оказывает на нее колоссальное воздействие. Тан Чуй Муй не бросается как можно скорее проиллюстрировать все «забытые» эпизоды и «выпавшие» оттенки чувств, она лишь делает громкий акцент на их отсутствии.
«Кино для избранных». Победители исчезнувших номинаций «Кинотавра»
Делитесь видео с близкими и друзьями по всему миру. Российский фестиваль авторского кино «Зимний» проходил во второй раз в Москве с 1 по 7 декабря. Как рассказал Литвинов, посещаемость авторского кино в 2023 году составляет 500 тыс. человек. Жесткий фильм, и совсем не авторское кино. Смотрите фильмы, сериалы, и мультфильмы из списка "Кино не для всех" в нашем онлайн-кинотеатре. Смотрите фильмы, сериалы, и мультфильмы из списка "Кино не для всех" в нашем онлайн-кинотеатре.
«Мы должны понять, что авторское кино – не то, от которого тошнит»
Для меня отечественное кино — это потрясающий кинематограф, полный как классических шедевров, так и современных достижений. Здесь освещаются актуальные вопросы кинематографа, можно найти редкие архивные публикации, лекции и материалы об авторском кино и его создателях. Не стыдясь (Bez wstydu) 2012. Новости Новости кино Бокс-офис Конкурсы Новые трейлеры Фоторепортажи. История персонажа с символичным именем Любовь станет рамочным обрамлением для всего киноповествования, а отразить смыслы поможет звучащий еще и за кадром голос героини.
Русский артхаус: российские фильмы и режиссеры современной России
Я лично как автор кино и как преподаватель транслирую — Никита, это про ответственность, я же помню! Чтобы включить человека в диалог, в дискуссию. Взять его за руку и провести за эти полтора-два — желательно не больше — часа каким-то путем, который запросто может быть дискомфортен. А формулировать смыслы — это, пожалуйста, к другим людям. Замечательным, умным, специально для этого образованным. К Telegram-каналам. Вот сегодня кинообозреватель Сусанна Альперина выложила полнейший аудит по всем фильмам программы. И даже написала, с какого фильма ушла.
Раньше это скрывали, а теперь пишут. Новая искренность. Мне рассказали историю о Кшиштофе Кесьлёвском: мол, буквально за две недели до его смерти с ним встречались его студенты. Спросили: «Уважаемый пан, а какие фильмы нужно снимать? Александр Цыпкин, разлогиньтесь! В наших условиях про это, конечно, смешно говорить, но отчасти я про это говорю. На этом моя ответственность — всё!
Фото: Ксения Угольникова Никита Карцев. Ответственность снимается с Алексея Попогребского и накладывается на Алексея Германа. Алексей Герман — младший. А в чем вопрос? Чувствуешь ли ты сегодня свою ответственность как художник? Перед чем и перед кем? Перед собой, перед русской культурой.
Вы хотите, чтобы я правду сказал? Я 15 лет слышу все предложения о том, как спасать авторское кино, что должна быть координация среди кинотеатров, что надо привлекать зрителя. Ничего не изменилось, только Цыпкин объявился. Но мы путаем, что важно и что неважно. Талантливый человек, который хочет снять приличный фильм, которому важно сделать нестыдное кино, который старается и, естественно, относится к тому, что он делает, ответственно, — это и нормально. Ненормально то, что, на мой взгляд… Я сейчас неприятную вещь скажу. У нас все меньше и меньше в авторском кино визионеров.
Наше авторское кино — за исключением якутского — становится безликим, фильмы похожи один на другой. Где-то лучше играют, где-то хуже. Оно примерно одно и то же по сюжету. Оно никуда не прорывается. И таких фильмов довольно много. При этом считается очень важным, чтобы у нас было авторское кино. Да, действительно важно, но то авторское кино, что у нас существует, не должно быть одинаково провинциально унылым.
Мы копаем себе могилу. У нас появились приличные операторы, больше приличных актеров, чем десять лет назад. У нас в среднем все стало качественнее. И есть действительно неплохие фильмы. Но проблема нашего кино в том, что у нас не растут новые Эрмлеры, Эйзенштейны, Спилберги, Лукасы… Мы — вялые. И кино у нас вялое. Да, сейчас несколько фильмов отобрали в не самые важные программы международных фестивалей.
А какие-то фильмы завернули… Никита Карцев. Это ты про какие фильмы? На фестивале в Токио, что ли, которые? Не суть. Дело все в том, что мы живем в новом мире. Все международные отношения, все культурные обмены, сама цивилизация — все меняется. Мы входим в новый мир.
В новом мире наше кино, наше авторское кино должно быть интереснее, смелее, необычнее. И более экспериментальным. Потому что, если мы посмотрим на 20-е годы XX века, когда был один из самых великих периодов отечественного кино, мы увидим огромное количество экспериментов, попыток найти новый язык, а не бесконечный средний европейский артхаус. Мне кажется, что и способ коммуникации мы должны осваивать, и эмоциональность, и сюжетность. В прямом эфире. Прямо на ваших глазах. Люди начинают тупеть.
Искусство и кино становятся проще и примитивнее. Это не значит, что надо быть тоже примитивными. Но та резервация, в которой существует русское авторское и молодое кино… Если оно не изменится и не возникнут новый киноязык и новая энергия, это кино начнет гибнуть и потихоньку сходить на нет. Вопрос: что такое смыслы и что такое ответственность? Я не знаю про это. Была Кира Муратова, она снимала великие картины. Был мой папа, был Панфилов.
Было много великих режиссеров. У нас, на мой взгляд, никто сейчас великих картин не снимает. У нас череда картин милых, из серии «вот так живут люди в провинции». Ничего из них не останется, все забудется. И это проблема. Очень много похожих картин, в отличие от якутских. В Якутии, как ни странно, средний уровень кино гораздо выше.
И оно дешевле! А теперь зададимся вопросом: почему так? В чем дело? В образовании ли, в условиях съемки, в преподавании, в возможностях? Не знаю. Почему-то же у людей там получается. Возможно, потому что их кино энергичнее?
Потому что, извините, нужны яйца, а не бубнеж. Будущее за тем, где будет энергия в новом мире. Я так понял, твоя ответственность — снимать визионерское кино, как в 20-е годы? Послушай, моя ответственность — делать, пытаться делать то, что мне интересно, пробовать новое. Направление, способ разговора и коммуникации. Мне интересно говорить о том, что мне важно. А то, что интересно другим… — какая мне разница?
Мы постоянно вспоминаем про якутское кино. И вроде даже показываем его теперь регулярно, награждаем на фестивалях. Якутских режиссеров могут даже звать на платформы, давать деньги… И ставить то, что получилось, фильмом открытия на фестивале, как случилось на «Новом сезоне» с альманахом Дмитрия Давыдова и Степана Бурнашева «Эт». Но это не приводит к настоящей интеграции якутского кино в наше культурное поле. Оно так и остается чем-то экзотическим, непонятным. Дмитрий Давыдов недавно прямо сказал перед показом: «Почему вы все время говорите «Якутия, якутское кино»?
Мы рассказываем о событиях, местах, культуре, новостях города и людях. Ежедневное обновление статей, новостей и репортажей для удобства получения актуальной информации о жизни в Москве. Использование текстовых материалов допускается с согласия редакции.
Его цель — ближайшая к Земле черная дыра.
На его борту команда молодых мужчин и женщин — преступников, приговоренных к пожизненному заключению. В их числе Монте, добровольно отказавшийся от любви и интимных отношений. Обманным путем его семя вживляется одной из космических узниц. Рождается девочка, которой суждено изменить жизнь героя… Вечер с Беверли Лафф Линн Уволенная с работы собственным мужем Лулу Денджер теперь целыми днями валяется на диване перед телевизором. Однажды она видит по телевидению рекламу некоего «Волшебного вечера с Беверли Лафф Линн» в отеле неподалёку. Этот мужчина когда-то очень много для неё значил, и, используя подвернувшуюся возможность — незнакомца с пистолетом, пришедшего забрать деньги у её мужа, которые тот украл у её брата, — Лулу сбегает из дома и направляется в тот отель навстречу судьбе. Под Сильвер-Лэйк Лос-Анджелес. Сэм знакомится с девушкой, которая на следующий день загадочно исчезает. Парень становится одержим идеей непременно отыскать её и пытается обнаружить хоть какие-то зацепки во всём, что видит и слышит. Неожиданно он находит что-то вроде кода или цепочки тайных посланий.
Теперь он помещает на ту же плоскость своих героев, внимательно экзаменуя их болевые пороги и то, как причудливо они сплелись с их человечностью. Возможны легкие приступы неловкости и стыда, волны удивления, не исключено общее состояние дискомфорта. Что-то надламывается в зрительском организме: сбивается лишняя спесь чувство всевластия над кинокартинкой , стираются представления о хорошем качестве. Причем всегда по-новому. При встрече с каждым следующим фильмом Лаврецкого неловкость подберется и застанет врасплох с новой, неожиданной стороны, удивление разгорится как впервые, а дискомфорт перейдет в стадию обострения. Одну из его работ, серию дневниковых бытовых зарисовок под исчерпывающим заголовком «Несколько сцен с моей девушкой Олечкой Ковалевой» хочется от всей души возненавидеть через 15-20 минут просмотра. Возненавидеть за чрезмерную интимность, казалось бы, не предназначенную для посторонних глаз; лишнюю близость — Никита то и дело врезается камерой прямо в лицо Олечки Ковалевой или выкручивает зум, чтобы проскользить мимо ранки у ее мизинца. Возненавидеть за навязчивость и насилие: даже когда Олечка изо всех сил потребует выключить камеру, съемка неловких, неудобных, конфликтных моментов личной жизни продолжится. Возненавидеть и просто из недопонимания зачем я просматриваю эти странные кусочки чужой жизни? Возненавидеть, чтобы в конце накрепко влюбиться.
Влюбиться, как ни странно, не в замечательную Олечку. И даже не в человека с киноаппаратом Никиту Лаврецкого. Ведь они и не хотят никого в себя влюблять. Он — не режиссер вудиалленовского типа, что обвораживает публику своими сокровенными неврозами. Она — не Грета Гервиг, приторговывающая патентованной искренностью и плюшевой умильностью. Впечатляет же в фильме и заставляет безоглядно поверить в себя сама реальность, ее разнообразие и живость в мельчайших нелепейших проявлениях. Если задуматься, то хоум-видео уж не принадлежат никогда не принадлежали сфере домашнего, защищенного, закрытого от внешнего мира, но наоборот разомкнуты вовне, для постороннего, «третьего лишнего» взгляда. Лаврецкий прекрасно показывает это уже во второй сцене своего фильма. Несколько минут Олечка, несмотря на упрямые уговоры Никиты, стесняется повторить пародийную фразу — прячет лицо в подушку, умоляет «не подглядывать» то есть выключить камеру. Ведь она отчетливо понимает, что с присутствием киноаппарата всякая приватность разрушается.
Домашняя дверь отворена наружу.