Мартин Иден Джек Лондон – покупайте на OZON по выгодным ценам с быстрой доставкой! Check out best Martin Eden quotes by various authors like Jack London along with images, wallpapers and posters of them.
О произведении
- Популярные авторы
- Цитата дня
- Джек Лондон "Мартин Иден": цитаты из книги
- Любите поэзию?
Лучшее За:
- Проклятый ницшеанец! с
- Популярные книги
- Следующая цитата
- Популярные авторы
- Анализ романа Джека Лондона «Мартин Иден»
- «Мартин Иден» - цитаты из книги. Джек Лондон
Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру
денег и славы – Мартин Иден – индивидуалист, и он хочет начать зарабатывать своим ремеслом, прося у возлюбленной, Руфи, два года, за которые он успеет, по его мнению, достичь успеха. Цитата из книги: Мартин Иден автора Джек Лондон. Джек Лондон «Мартин Иден». Цитаты.
О произведении
- Цитаты из книги Мартин Иден
- Комментарии
- Что общего у Мартина Идена и Страшилы?
- Мартин Иден - цитаты из романа.
- Навигация по записям
Мартин Иден. Джек Лондон. Цитаты
Не могу я что-то любить или не любить по велению моды. Вот ради чего стоит жить, видеть нравственное величие, что поднимается из гнусной клоаки, подняться самому и еще не омытыми от грязи глазами впервые приметить красоту, далекую, едва различимую; видеть, как из слабости, немощи, порока, из зверской жестокости возникает сила, и правда, и высокий благородный талант. Они безнадежно плохи? А если сравнить с тем, что пишут другие? На что вам город и эта мерзкая человеческая свалка? Вы каждый день зря убиваете время, торгуете красотой на потребу журналишкам и сами себя губите.
Как это вы мне недавно цитировали? А, вот: "Человек, последняя из эфемерид". Так на что, вам последнему из эфемерид, слава? Если она придет к вам, она вас отравит.
Признаюсь, радости мало.
Но все уже началось, и придется ее заглотать. Да и все равно вы с вашим ницшеанством старомодны. Прошлое есть прошлое, и тот, кто утверждает, будто история повторяется, лжет. Конечно, я не люблю толпу, но что мне остается, бедняге? Сильной личности не дождешься, и я предпочту все.
Ну ладно, идемте. Я уже порядком нагрузился и, если посижу здесь еще немного, напьюсь вдрызг. А вам известно, что сказал доктор… К черту доктора! Он у меня еще останется в дураках. Был воскресный вечер, и в маленький зал до отказа набились оклендские социалисты, почти сплошь рабочие.
Оратор, умный еврей, вызвал у Мартина восхищение и неприязнь. Он был сутулый, узкоплечий, с впалой грудью. Сразу видно: истинное дитя трущоб, и Мартину ясно представилась вековая борьба слабых, жалких рабов против горстки властителей, которые правили и будут править ими до конца времен. Этот тщедушный человек показался Мартину символом. Вот олицетворение всех слабых и незадачливых, тех, кто, согласно закону биологии, гибли на задворках жизни.
Они не приспособлены к жизни. Несмотря на их лукавую философию, несмотря на муравьиную склонность объединять свои усилия. Природа отвергает их, предпочитая личность исключительную. Из множества живых существ, которых она щедрой рукой бросает в мир, она отбирает только лучших. Ведь именно этим методом, подражая ей, люди выводят скаковых лошадей и первосортные огурцы.
Без сомнения, иной творец мог бы для иной вселенной изобрести метод получше; но обитатели нашей вселенной должны приспосабливаться к ее миропорядку. Разумеется, погибая, они еще пробуют извернуться, как изворачиваются социалисты, как вот сейчас изворачиваются оратор на трибуне и обливающаяся потом толпа, когда они тут все вместе пытаются изобрести новый способ как-то смягчить тяготы жизни и перехитрить свою вселенную. Так думал Мартин, и так он и сказал, когда Бриссенден подбил его выступить и задать всем жару. Он повиновался и, как было здесь принято, взошел на трибуну и обратился к председателю. Он начал негромко, запинаясь, на ходу формулируя мысли, которые закипели в нем, пока говорил тот еврей.
На таких собраниях каждому оратору отводили пять кинут; но вот время истекло, а Мартин только еще разошелся и ударил по взглядам социалистов разве что из половины своих орудий. Он заинтересовал слушателей, и они криками потребовали, чтобы председатель продлил Мартину время. Они увидели в нем достойного противника и ловили каждое его слово. Горячо, убежденно, без обиняков, нападал он на рабов, на их мораль и тактику и ничуть не скрывал от слушателей, что они и есть те самые рабы. Он цитировал Спенсера и Мальтуса и утверждал, что все в мире развивается по законам биологии.
Извечный закон эволюционного развития действителен и для общества. Как я уже показал, в борьбе за существование для сильного и его потомства естественней выжить, а слабого и его потомство сокрушают, и для них естественней погибнуть. В результате сильный и его потомство выживают, и пока существует борьба, сила каждого поколения возрастает. Это и есть развитие. Но вы, рабы, - согласен, быть рабами участь незавидная, - но вы, рабы, мечтаете об обществе, где закон развития будет отменен, где не будут гибнуть слабые и неприспособленные, где каждый неприспособленный получит вволю еды, где все переженятся и у всех будет потомство - у слабых так же, как у сильных.
А что получится? Сила и жизнестойкость не будут возрастать от поколения к поколению. Наоборот, будут снижаться. Вот вам возмездие за вашу рабскую философию. Ваше общество рабов, построенное рабами и для рабов, неизбежно станет слабеть и рассыплется в прах - по мере того как будут слабеть и вырождаться члены этого общества.
Не забывайте, я утверждаю принципы биологии, а не сентиментальной этики. Государство рабов не может выжить… - А как же Соединенные Штаты?.. Рабы стали сами себе хозяева. Никто не правил ими сильной рукой. Но жить безо всяких правителей невозможно, и появились правители новой породы - крупных, мужественных, благородных людей сменили хитрые пауки-торгаши и ростовщики.
И они опять вас поработили, но не открыто, по праву сильного с оружием в руках, как сделали бы истинно благородные люди, а исподтишка, при помощи паучьих ухищрений, лести, пресмыкательства и лжи. Они купили ваших рабские судей, развратили ваших рабских законников и обрекли ваших сыновей и дочерей на ужасы, пострашней рабского труда на плантациях. Два миллиона ваших детей непосильно трудятся сегодня в Соединенных Штатах, в этой олигархии торговцев. У вас, десяти миллионов рабов, нет сносной крыши над головой, и живете вы впроголодь. Так вот.
Я показал вам, что общество рабов не может выжить, потому что по самой природе своей это общество опровергает закон развития. Стоит создать общество рабов, и оно начинает вырождаться. Легко вам на словах опровергать всеобщий закон развития, ну, а где он, новый закон развития, который послужит вам опорой? Сформулируйте его. Он уже сформулирован?
Тогда объявите его во всеуслышание. Под взрыв криков Мартин прошел к своему месту. Человек двадцать вскочили на ноги и требовали, чтобы председатель предоставил им слово. Один за другим, поддерживаемые, одобрительными возгласами, они горячо, увлеченно, в азарте размахивая руками, отбивали нападение. Буйный был вечер, но то было интеллектуальное буйство-битва идей.
Кое-кто отклонялся в сторону, но большинство ораторов прямо отвечали Мартину.
Он видит яркий, белый свет и ощущает, что летит в тёмную бездну, и тут сознание навсегда покидает его. Служите красоте, и будь проклята толпа!
Хмелем мечты упиваться упрямо! И кой глины-жилище души моей- Да не рухнет в пыль опустелым храмом! Не могу я что-то любить или не любить по велению моды.
Вот ради чего стоит жить, видеть нравственное величие, что поднимается из гнусной клоаки, подняться самому и еще не омытыми от грязи глазами впервые приметить красоту, далекую, едва различимую; видеть, как из слабости, немощи, порока, из зверской жестокости возникает сила, и правда, и высокий благородный талант. Они безнадежно плохи? А если сравнить с тем, что пишут другие?
На что вам город и эта мерзкая человеческая свалка? Вы каждый день зря убиваете время, торгуете красотой на потребу журналишкам и сами себя губите. Как это вы мне недавно цитировали?
А, вот: «Человек, последняя из эфемерид». Так на что, вам последнему из эфемерид, слава? Если она придет к вам, она вас отравит.
Верьте мне, вы слишком настоящий, слишком искренний, слишком мыслящий, не вам довольствоваться этой манной кашкой! Надеюсь, вы никогда не продадите журналам ни строчки. Служить надо только красоте.
По их понятиям, для него самое правильное найти постоянную работу. Таков их лексикон прописных истин. Найти место!
Несчастные тупые рабы. Рабы помешаны на своем рабстве. Для них работа — золотой идол, перед которым они падают ниц, которому преклоняются.
Радость не в том, что твоя работа пользуется успехом, радость — когда работаешь. Все, что было в нем живо, блекнет, гаснет, о «Она пела, положив голову ему на плечо, и руки её были в его руках, и каждый из них в этот миг держал в своей руке сердце другого. Этого человека, настолько гибкого, что он мог приспособляться к любым формам человеческого существования, Руфь считала упрямым и своенравным, потому что не умела перекроить его по своей мерке — единственной, которую знала.
Она не могла следовать за полётом его мысли, и когда он достигал высот, ей недоступных, она просто считала, что он заблуждается. Рассуждения отца, матери, братьев и даже Олни ей всегда были понятны, — и потому, не понимая Мартина, она считала, что в этом его вина. Повторялась исконная трагедия одиночки, пытающегося внушить истину миру.
Ему с каждым днём было всё труднее и труднее общаться с людьми. Присутствие их тяготило, а необходимость поддерживать разговор раздражала его. Люди действовали ему на нервы, и, не успев встретиться с человеком, он уже искал предлога от него отделаться.
Она сверкала перед ним и переливалась всеми цветами радуги, и ему было больно.
He gazed at himself long and curiously. Who are you? What are you? Where do you belong?
You belong by rights to girls like Lizzie Connolly. You belong with the legions of toil, with all that is low, and vulgar, and unbeautiful. You belong with the oxen and the drudges, in dirty surroundings among smells and stenches. There are the stale vegetables now. Those potatoes are rotting.
Smell them, damn you, smell them. And yet you dare to open the books, to listen to beautiful music, to learn to love beautiful paintings, to speak good English, to think thoughts that none of your own kind thinks, to tear yourself away from the oxen and the Lizzie Connollys and to love a pale spirit of a woman who is a million miles beyond you and who lives in the stars! And are you going to make good? His hunger fed upon what he read, and increased. He forgot himself and stared at her with hungry eyes.
Here was something to live for, to win to, to fight for—ay, and die for. The books were true. There were such women in the world. She was one of them. And through the swaying, palpitant vision, as through a fairy mirage, he stared at the real woman, sitting there and talking of literature and art.
He listened as well, but he stared, unconscious of the fixity of his gaze or of the fact that all that was essentially masculine in his nature was shining in his eyes. But she, who knew little of the world of men, being a woman, was keenly aware of his burning eyes. She had never had men look at her in such fashion, and it embarrassed her.
Мартин иден цитаты на английском
Ей 25, она красива, но одинока. Нет возле нее равных по положению воздыхателей, один лишь моряк Мартин Иден. Возможно ли такое?! Иногда казалось, что есть между мной и Мартином что-то общее.
Мы оба упорно идем к цели, хотя его упорство в 100 раз больше моего. Даже хотелось остановить главного героя, попросить его не продолжать дальше свой путь к знаниям, ведь они бывают как целебны, так и губительны. Преувеличение в любом деле рушит всю красоту, как если бы съесть не одну конфету, а 5 кг или читать не одну книгу, а разом 8.
К середине книги становится ясно, что Мартин перебарщивает. Остановиться бы ему на этом и поддаться уговорам Руфи — пойти работать в контору к ее отцу.
Только это и спасет вас в пору разочарования, а его вам не миновать. Ну что в этой черни может привлечь вашу душу завзятого эстета. Похоже, социализм вас не спасает.
У вас есть здоровье и многое, ради чего стоит жить, и надо покрепче привязать вас к жизни. Вот вы удивляетесь, почему я социалист. Сейчас объясню. Потому что социализм неизбежен; потому что современный строй прогнил, вопиюще противоречит здравому смыслу и обречен; потому что времена вашей сильной личности прошли. Рабы ее не потерпят.
Их слишком много, и волей-неволей они повергнут наземь так называемую сильную личность еще прежде, чем она окажется на коне. Никуда от них не денешься, и придется вам глотать их рабскую мораль. Признаюсь, радости мало. Но все уже началось, и придется ее заглотать. Да и все равно вы с вашим ницшеанством старомодны.
Прошлое есть прошлое, и тот, кто утверждает, будто история повторяется, лжет. Конечно, я не люблю толпу, но что мне остается, бедняге? Сильной личности не дождешься, и я предпочту все. Ну ладно, идемте. Я уже порядком нагрузился и, если посижу здесь еще немного, напьюсь вдрызг.
А вам известно, что сказал доктор… К черту доктора! Он у меня еще останется в дураках. Был воскресный вечер, и в маленький зал до отказа набились оклендские социалисты, почти сплошь рабочие. Оратор, умный еврей, вызвал у Мартина восхищение и неприязнь. Он был сутулый, узкоплечий, с впалой грудью.
Сразу видно: истинное дитя трущоб, и Мартину ясно представилась вековая борьба слабых, жалких рабов против горстки властителей, которые правили и будут править ими до конца времен. Этот тщедушный человек показался Мартину символом. Вот олицетворение всех слабых и незадачливых, тех, кто, согласно закону биологии, гибли на задворках жизни. Они не приспособлены к жизни. Несмотря на их лукавую философию, несмотря на муравьиную склонность объединять свои усилия.
Природа отвергает их, предпочитая личность исключительную. Из множества живых существ, которых она щедрой рукой бросает в мир, она отбирает только лучших. Ведь именно этим методом, подражая ей, люди выводят скаковых лошадей и первосортные огурцы. Без сомнения, иной творец мог бы для иной вселенной изобрести метод получше; но обитатели нашей вселенной должны приспосабливаться к ее миропорядку. Разумеется, погибая, они еще пробуют извернуться, как изворачиваются социалисты, как вот сейчас изворачиваются оратор на трибуне и обливающаяся потом толпа, когда они тут все вместе пытаются изобрести новый способ как-то смягчить тяготы жизни и перехитрить свою вселенную.
Так думал Мартин, и так он и сказал, когда Бриссенден подбил его выступить и задать всем жару. Он повиновался и, как было здесь принято, взошел на трибуну и обратился к председателю. Он начал негромко, запинаясь, на ходу формулируя мысли, которые закипели в нем, пока говорил тот еврей. На таких собраниях каждому оратору отводили пять кинут; но вот время истекло, а Мартин только еще разошелся и ударил по взглядам социалистов разве что из половины своих орудий. Он заинтересовал слушателей, и они криками потребовали, чтобы председатель продлил Мартину время.
Они увидели в нем достойного противника и ловили каждое его слово. Горячо, убежденно, без обиняков, нападал он на рабов, на их мораль и тактику и ничуть не скрывал от слушателей, что они и есть те самые рабы. Он цитировал Спенсера и Мальтуса и утверждал, что все в мире развивается по законам биологии. Извечный закон эволюционного развития действителен и для общества. Как я уже показал, в борьбе за существование для сильного и его потомства естественней выжить, а слабого и его потомство сокрушают, и для них естественней погибнуть.
В результате сильный и его потомство выживают, и пока существует борьба, сила каждого поколения возрастает. Это и есть развитие. Но вы, рабы, - согласен, быть рабами участь незавидная, - но вы, рабы, мечтаете об обществе, где закон развития будет отменен, где не будут гибнуть слабые и неприспособленные, где каждый неприспособленный получит вволю еды, где все переженятся и у всех будет потомство - у слабых так же, как у сильных. А что получится? Сила и жизнестойкость не будут возрастать от поколения к поколению.
Наоборот, будут снижаться. Вот вам возмездие за вашу рабскую философию. Ваше общество рабов, построенное рабами и для рабов, неизбежно станет слабеть и рассыплется в прах - по мере того как будут слабеть и вырождаться члены этого общества. Не забывайте, я утверждаю принципы биологии, а не сентиментальной этики. Государство рабов не может выжить… - А как же Соединенные Штаты?..
Рабы стали сами себе хозяева. Никто не правил ими сильной рукой. Но жить безо всяких правителей невозможно, и появились правители новой породы - крупных, мужественных, благородных людей сменили хитрые пауки-торгаши и ростовщики. И они опять вас поработили, но не открыто, по праву сильного с оружием в руках, как сделали бы истинно благородные люди, а исподтишка, при помощи паучьих ухищрений, лести, пресмыкательства и лжи. Они купили ваших рабские судей, развратили ваших рабских законников и обрекли ваших сыновей и дочерей на ужасы, пострашней рабского труда на плантациях.
Два миллиона ваших детей непосильно трудятся сегодня в Соединенных Штатах, в этой олигархии торговцев. У вас, десяти миллионов рабов, нет сносной крыши над головой, и живете вы впроголодь. Так вот. Я показал вам, что общество рабов не может выжить, потому что по самой природе своей это общество опровергает закон развития.
В 1918 году по сценарию Владимира Маяковского, основанному на «Мартине Идене», режиссёр Никандр Туркин поставил кинокартину «Не для денег родившийся».
Это название хорошо описывает суть характера Мартина Идена. В рубрике «Книги, о которых говорят» мы не приводим краткое содержание, а лишь рассказываем о сюжете в общих чертах. Выходец из низов, он влюбляется в Руфь, девушку из обеспеченной семьи и, желая стать достойным её, с энтузиазмом принимается за самообразование. Мартин Иден слушает свой язык и произношение, много читает и много пишет, надеясь на публикацию. Постепенно он становится всё более опытным литератором, но его произведения не желают печатать.
Если вы теперь кормите меня обедами за то, что я сделал давным-давно, то почему вы не кормили меня тогда, когда я действительно в этом нуждался? Нет, вы меня угощаете вовсе не за мою работу, а потому, что меня угощают все, и потому, что угощать меня теперь считается за честь. Находясь в обществе знатных людей, Мартин понимает, что все они «фальшивы и ложны», а деньги и высокое положение не приносят радости. Это были главные мысли книги, рекомендуем к прочтению.
Пользуйтесь «Мастерской души». Развивайтесь и знайте больше других!
Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру
Две пожилые женщины на горном курорте... Есть старый анекдот. Две пожилые женщины на горном курорте. И одна из них говорит: — Фу... Еда здесь просто ужасная. А вторая отвечает: — Да, действительно.
Ну ладно, идемте. Я уже порядком нагрузился и, если посижу здесь еще немного, напьюсь вдрызг. А вам известно, что сказал доктор… К черту доктора! Он у меня еще останется в дураках. Был воскресный вечер, и в маленький зал до отказа набились оклендские социалисты, почти сплошь рабочие. Оратор, умный еврей, вызвал у Мартина восхищение и неприязнь. Он был сутулый, узкоплечий, с впалой грудью. Сразу видно: истинное дитя трущоб, и Мартину ясно представилась вековая борьба слабых, жалких рабов против горстки властителей, которые правили и будут править ими до конца времен. Этот тщедушный человек показался Мартину символом. Вот олицетворение всех слабых и незадачливых, тех, кто, согласно закону биологии, гибли на задворках жизни. Они не приспособлены к жизни. Несмотря на их лукавую философию, несмотря на муравьиную склонность объединять свои усилия. Природа отвергает их, предпочитая личность исключительную. Из множества живых существ, которых она щедрой рукой бросает в мир, она отбирает только лучших. Ведь именно этим методом, подражая ей, люди выводят скаковых лошадей и первосортные огурцы. Без сомнения, иной творец мог бы для иной вселенной изобрести метод получше; но обитатели нашей вселенной должны приспосабливаться к ее миропорядку. Разумеется, погибая, они еще пробуют извернуться, как изворачиваются социалисты, как вот сейчас изворачиваются оратор на трибуне и обливающаяся потом толпа, когда они тут все вместе пытаются изобрести новый способ как-то смягчить тяготы жизни и перехитрить свою вселенную. Так думал Мартин, и так он и сказал, когда Бриссенден подбил его выступить и задать всем жару. Он повиновался и, как было здесь принято, взошел на трибуну и обратился к председателю. Он начал негромко, запинаясь, на ходу формулируя мысли, которые закипели в нем, пока говорил тот еврей. На таких собраниях каждому оратору отводили пять кинут; но вот время истекло, а Мартин только еще разошелся и ударил по взглядам социалистов разве что из половины своих орудий. Он заинтересовал слушателей, и они криками потребовали, чтобы председатель продлил Мартину время. Они увидели в нем достойного противника и ловили каждое его слово. Горячо, убежденно, без обиняков, нападал он на рабов, на их мораль и тактику и ничуть не скрывал от слушателей, что они и есть те самые рабы. Он цитировал Спенсера и Мальтуса и утверждал, что все в мире развивается по законам биологии. Извечный закон эволюционного развития действителен и для общества. Как я уже показал, в борьбе за существование для сильного и его потомства естественней выжить, а слабого и его потомство сокрушают, и для них естественней погибнуть. В результате сильный и его потомство выживают, и пока существует борьба, сила каждого поколения возрастает. Это и есть развитие. Но вы, рабы, - согласен, быть рабами участь незавидная, - но вы, рабы, мечтаете об обществе, где закон развития будет отменен, где не будут гибнуть слабые и неприспособленные, где каждый неприспособленный получит вволю еды, где все переженятся и у всех будет потомство - у слабых так же, как у сильных. А что получится? Сила и жизнестойкость не будут возрастать от поколения к поколению. Наоборот, будут снижаться. Вот вам возмездие за вашу рабскую философию. Ваше общество рабов, построенное рабами и для рабов, неизбежно станет слабеть и рассыплется в прах - по мере того как будут слабеть и вырождаться члены этого общества. Не забывайте, я утверждаю принципы биологии, а не сентиментальной этики. Государство рабов не может выжить… - А как же Соединенные Штаты?.. Рабы стали сами себе хозяева. Никто не правил ими сильной рукой. Но жить безо всяких правителей невозможно, и появились правители новой породы - крупных, мужественных, благородных людей сменили хитрые пауки-торгаши и ростовщики. И они опять вас поработили, но не открыто, по праву сильного с оружием в руках, как сделали бы истинно благородные люди, а исподтишка, при помощи паучьих ухищрений, лести, пресмыкательства и лжи. Они купили ваших рабские судей, развратили ваших рабских законников и обрекли ваших сыновей и дочерей на ужасы, пострашней рабского труда на плантациях. Два миллиона ваших детей непосильно трудятся сегодня в Соединенных Штатах, в этой олигархии торговцев. У вас, десяти миллионов рабов, нет сносной крыши над головой, и живете вы впроголодь. Так вот. Я показал вам, что общество рабов не может выжить, потому что по самой природе своей это общество опровергает закон развития. Стоит создать общество рабов, и оно начинает вырождаться. Легко вам на словах опровергать всеобщий закон развития, ну, а где он, новый закон развития, который послужит вам опорой? Сформулируйте его. Он уже сформулирован? Тогда объявите его во всеуслышание. Под взрыв криков Мартин прошел к своему месту. Человек двадцать вскочили на ноги и требовали, чтобы председатель предоставил им слово. Один за другим, поддерживаемые, одобрительными возгласами, они горячо, увлеченно, в азарте размахивая руками, отбивали нападение. Буйный был вечер, но то было интеллектуальное буйство-битва идей. Кое-кто отклонялся в сторону, но большинство ораторов прямо отвечали Мартину. Они ошеломляли его новым для него ходом мысли, и ему открывались, не новые законы биологии, а новое толкование старых законов. Спор слишком задевал их за живое, чтобы постоянно соблюдать вежливость, и председатель не раз яростно стучал, колотил по столу, призывая к порядку. О славе и известности… К нему хлынули и деньги и слава; он вспыхнул в литературе подобно комете, но вся эта шумиха не слишком его трогала, разве что забавляла. Одно его изумляло, сущий пустяк, которому изумился бы литературный мир, узнай он об этом. Но мир был бы изумлен скорее не этим пустяком, а изумлением Мартина, в чьих глазах пустяк этот вырос до громадных размеров.
Он, правда, ответил улыбкой, но тотчас же после этого отвернулся и старался больше не смотреть в их сторону. Однако не один еще раз, совсем позабыв об этих девушках, он вдруг снова ловил их улыбки. Трудно измениться за один день, да к тому же он от природы был ласков и приветлив и поэтому невольно улыбался девушкам в ответ, улыбался просто, по-товарищески. Все это было старо, как мир. Он знал, что они ведут с ним обычную женскую игру. Но для него теперь все стало иным. Уж очень груб был переход от Руфи ко всему этому. Опять возникло у неё желание обнять его за шею или положить руки ему на плечи. И по-прежнему это желание смущало её, но она уже к нему привыкла. Ей не приходило в голову также и то, что чувство, охватившее её, можно назвать любовью. Он и прежде любил поэзию, как любил всё прекрасное, но после встречи с нею перед ним открылись врата в огромный мир любовной лирики. Он был теперь уверен, что в том высшем круге, к которому принадлежат Руфь и её семья, все мужчины и все женщины думают и чувствуют именно так. Задумывался раньше о таком… Это так работает? До сих пор это пламя ещё ни разу не опалило её… Она и не подозревала о вулканических бурях любви, о её страшном зное, превращающем сердце в пустыню горячего пепла. Тридцать тысяч долларов — это, конечно, не плохо, но катар и неспособность радоваться жизни уничтожали их ценность. Как-то года 3-4 назад я сказал Антону: «да, я глуповат. Я всю жизнь занимался спортом. Почему нет, пока я молод? В 40 лет я уже не смогу так прыгать и бегать, но смогу спокойно читать книги». Сопоставления разные, но мысль схожая. Восемь месяцев назад,… он нанялся на судно. Мне бы тоже подтянуть, особенно ударения, ещё с младших классов, прослушав слово, не мог понять, куда падает ударение.
В результате сильный и его потомство выживают, и пока существует борьба, сила каждого поколения возрастает. Это и есть развитие. Но вы, рабы, - согласен, быть рабами участь незавидная, - но вы, рабы, мечтаете об обществе, где закон развития будет отменен, где не будут гибнуть слабые и неприспособленные, где каждый неприспособленный получит вволю еды, где все переженятся и у всех будет потомство - у слабых так же, как у сильных. А что получится? Сила и жизнестойкость не будут возрастать от поколения к поколению. Наоборот, будут снижаться. Вот вам возмездие за вашу рабскую философию. Ваше общество рабов, построенное рабами и для рабов, неизбежно станет слабеть и рассыплется в прах - по мере того как будут слабеть и вырождаться члены этого общества. Не забывайте, я утверждаю принципы биологии, а не сентиментальной этики. Государство рабов не может выжить… - А как же Соединенные Штаты?.. Рабы стали сами себе хозяева. Никто не правил ими сильной рукой. Но жить безо всяких правителей невозможно, и появились правители новой породы - крупных, мужественных, благородных людей сменили хитрые пауки-торгаши и ростовщики. И они опять вас поработили, но не открыто, по праву сильного с оружием в руках, как сделали бы истинно благородные люди, а исподтишка, при помощи паучьих ухищрений, лести, пресмыкательства и лжи. Они купили ваших рабские судей, развратили ваших рабских законников и обрекли ваших сыновей и дочерей на ужасы, пострашней рабского труда на плантациях. Два миллиона ваших детей непосильно трудятся сегодня в Соединенных Штатах, в этой олигархии торговцев. У вас, десяти миллионов рабов, нет сносной крыши над головой, и живете вы впроголодь. Так вот. Я показал вам, что общество рабов не может выжить, потому что по самой природе своей это общество опровергает закон развития. Стоит создать общество рабов, и оно начинает вырождаться. Легко вам на словах опровергать всеобщий закон развития, ну, а где он, новый закон развития, который послужит вам опорой? Сформулируйте его. Он уже сформулирован? Тогда объявите его во всеуслышание. Под взрыв криков Мартин прошел к своему месту. Человек двадцать вскочили на ноги и требовали, чтобы председатель предоставил им слово. Один за другим, поддерживаемые, одобрительными возгласами, они горячо, увлеченно, в азарте размахивая руками, отбивали нападение. Буйный был вечер, но то было интеллектуальное буйство-битва идей. Кое-кто отклонялся в сторону, но большинство ораторов прямо отвечали Мартину. Они ошеломляли его новым для него ходом мысли, и ему открывались, не новые законы биологии, а новое толкование старых законов. Спор слишком задевал их за живое, чтобы постоянно соблюдать вежливость, и председатель не раз яростно стучал, колотил по столу, призывая к порядку. О славе и известности… К нему хлынули и деньги и слава; он вспыхнул в литературе подобно комете, но вся эта шумиха не слишком его трогала, разве что забавляла. Одно его изумляло, сущий пустяк, которому изумился бы литературный мир, узнай он об этом. Но мир был бы изумлен скорее не этим пустяком, а изумлением Мартина, в чьих глазах пустяк этот вырос до громадных размеров. Судья Блаунт пригласил его на обед. Да, пустяк, но пустяку предстояло вскоре превратиться в нечто весьма существенное. Когда-то он оскорбил судью Блаунта, был с ним чудовищно груб, а судья, встретившись с ним на улице, пригласил его на обед. Мартину вспомнилось, как часто он встречался с судьей Блаунтом у Морза и хоть бы раз тот пригласил его на обед. Почему же судья не приглашал его тогда? Он, Мартин, не изменился. Он все тот же Мартин Иден. В чем же разница? В том, что написанное им вышло в свет в виде книги? Но ведь написал он это раньше, работа была уже сделана. Это вовсе не достижение последнего времени. Все уже завершено было в ту пору, когда судья Блаунт заодно со всеми высмеивал его увлечение Спенсером и его рассуждения. Значит, не за то, что в нем и вправду ценно, пригласил его судья на обед, а за то, что он поднялся на какие-то мнимые высоты. Ведь его книги раскупали и осыпали его золотом буржуа, а по тому немногому, что знал он о буржуа, ему не ясно было, как они могли оценить по достоинству или хотя бы понять то, что он пишет. Подлинная красота и сила его книг ничего не значили для сотен тысяч, которые раскупали и шумно восхваляли автора. Все вдруг помешались на нем, на дерзком смельчаке, который штурмом взял Парнас, пока боги вздремнули. Сотни тысяч читают его и шумно восхваляют, в своем дремучем невежестве ничего, не смысля в его книгах, как, ничего не смысля, подняли шум вокруг «Эфемериды» Бриссендена и разорвали ее в клочья… Эта волчья стая ластится: к нему, а могла вы впиться в него клыками. Ластиться или впиться клыками- это дело случая, одно ясно и несомненно: «Эфемерида» несравнимо выше всего, что написал он, Мартин. Несравнимо выше всего, на что он способен. Такая поэма рождается однажды в несколько столетий, а значит, восхищению толпы грош цена, ведь та же самая толпа вываляла в грязи «Эфемериду». Мартин глубоко, удовлетворенно вздохнул. Хорошо, что последняя рукопись продана и скоро со всем этим будет покончено. Почетным гостем сидел он на банкете Арден-клуба, среди людей выдающихся, о которых он слышал, о которых читал всю свою жизнь, и они говорили ему, что, едва прочитав в «Трансконтинентальном» «Колокольный звон», а в «Осе» «Пери и жемчужину», тут же разгадали в нем огромный талант. Господи, думал он, слушая это, а я голодал и ходил в отрепьях! Почему вы не накормили меня обедом тогда? Тогда это было бы в самый раз. Моя работа была уже сделана.
Цитаты из книги Мартин Иден
Однако, его встреча с Руфью Блэр, молодой и прекрасной представительницей высшего общества, становится поворотным моментом в его жизни. Мартин понимает, что ему нужно развиваться, осваивать знания и культуру, чтобы обрести место в обществе. Цитата: «Мыслителей следует слушать, когда ты являешься рабом мысли. Внутренняя борьба: По мере развития своих способностей и приближения к цели, Мартин сталкивается с внутренней борьбой. Он даже начинает сомневаться в чистоте своих намерений и подвергает критике существующие социальные структуры. Цитата: «Через всю жизнь Мартин непреклонно боролся с индивидуальностью и требовал, чтобы индивидуальность была признана — его индивидуальность. Цена успеха: Когда Мартин, благодаря своему таланту, достигает литературной известности, он понимает, что это имеет свою цену. Его отношения с близкими и друзьями начинают разрушаться, а жизнь, которую он прежде вел, становится недоступной.
В нем не было места для обмана и фальши. Будь что будет, но он должен оставаться самим собою. Тут была почва для подвига, простор для мыслей и дел, мир, который можно было завоевать… Его грубость пугала ее. Каждое грубое слово оскорбляло ее слух, каждая грубая подробность его жизни оскорбляла ее чувства. Да, этот человек, пришедший из мрака, — порождение зла. Грубый, неуклюжий парень исчез. Плохо сшитый костюм, израненные руки и обожженное солнцем лицо по-прежнему были перед ней, но теперь все это казалось ей лишь тюремной решеткой, сквозь которую она видела великую душу, беспомощную и немую, ибо не было слов, которые могли выразить волновавшие ее чувства. Наконец-то он встретил ту самую женщину, о которой он, правда, думал редко, — задумываться о женщинах ему было несвойственно, — но которую всегда смутно надеялся встретить на своем пути.
Все рады его обществу, каждая семья желает видеть его за своим столом, а родители взрослых дочерей мечтают, чтобы он породнился именно с ними. Почему они меня в то время ни разу не пригласили обедать? Тогда это пришлось бы как раз кстати. Ведь всё это вещи, написанные давным-давно. Если вы теперь кормите меня обедами за то, что я сделал давным-давно, то почему вы не кормили меня тогда, когда я действительно в этом нуждался? Нет, вы меня угощаете вовсе не за мою работу, а потому, что меня угощают все, и потому, что угощать меня теперь считается за честь.
Отныне две цели неотступно стоят перед ним: слава писателя и обладание любимой женщиной. Но мечты непредсказуемы и коварны: неизвестно, когда они сбудутся и принесет ли это долгожданную радость… Цитата дня.
Джек Лондон. Мартин Иден
Мировоззрение Мартина Идена основано на своеобразном смешении материализма Спенсера и рационализма и этики Ницше. В своих скитаниях по пестрому, изменчивому миру Мартин научился одному мудрому правилу: играя в незнакомую игру, никогда не делать первого хода. лучшие, красивые и интересные цитаты и афоризмы, собранные читателями сайта печально спросил он себя, а потом поднялся и искусно, остроумно ответил на искусный остроумный тост.
Цитаты из книги «Мартин Иден. Джек Лондон "Мартин Иден": цитаты из книги Цитаты из мартина идена
Жизнь была для Мартина Идена мучительна, как яркий свет для человека с больными глазами. Цитаты из автобиографического Романа Выдающегося американского писателя-реалиста Джека Лондона «Мартин Иден». Цитаты из книги «Мартин Иден Мартин иден цитаты про любовь. Именно, все они– мелкие души, долбят убогую прописную мораль, которую сызмальства вдолбили в них, а жить настоящей жизнью боятся. #опрочитанном #цитаты ДЖЕК ЛОНДОН "МАРТИН ИДЕН". Однако за всем этим положительным моментом от желания Мартина завоевать сердце Руфь, есть нечто, что грозиться пошатнуть его творческую натуру.
Мартин иден цитаты на английском
Обрушьте на них Ницше, и получите за это взбучку. Затейте драку. Им это полезно. Им нужен серьезный спор, и вам тоже. Понимаете, я хотел бы, чтобы вы стали социалистом прежде, чем я помру.
Это придаст смысл вашей жизни. Только это и спасет вас в пору разочарования, а его вам не миновать. Ну что в этой черни может привлечь вашу душу завзятого эстета. Похоже, социализм вас не спасает.
У вас есть здоровье и многое, ради чего стоит жить, и надо покрепче привязать вас к жизни. Вот вы удивляетесь, почему я социалист. Сейчас объясню. Потому что социализм неизбежен; потому что современный строй прогнил, вопиюще противоречит здравому смыслу и обречен; потому что времена вашей сильной личности прошли.
Рабы ее не потерпят. Их слишком много, и волей-неволей они повергнут наземь так называемую сильную личность еще прежде, чем она окажется на коне. Никуда от них не денешься, и придется вам глотать их рабскую мораль. Признаюсь, радости мало.
Но все уже началось, и придется ее заглотать. Да и все равно вы с вашим ницшеанством старомодны. Прошлое есть прошлое, и тот, кто утверждает, будто история повторяется, лжет. Конечно, я не люблю толпу, но что мне остается, бедняге?
Сильной личности не дождешься, и я предпочту все. Ну ладно, идемте. Я уже порядком нагрузился и, если посижу здесь еще немного, напьюсь вдрызг. А вам известно, что сказал доктор… К черту доктора!
Он у меня еще останется в дураках. Был воскресный вечер, и в маленький зал до отказа набились оклендские социалисты, почти сплошь рабочие. Оратор, умный еврей, вызвал у Мартина восхищение и неприязнь. Он был сутулый, узкоплечий, с впалой грудью.
Сразу видно: истинное дитя трущоб, и Мартину ясно представилась вековая борьба слабых, жалких рабов против горстки властителей, которые правили и будут править ими до конца времен. Этот тщедушный человек показался Мартину символом. Вот олицетворение всех слабых и незадачливых, тех, кто, согласно закону биологии, гибли на задворках жизни. Они не приспособлены к жизни.
Несмотря на их лукавую философию, несмотря на муравьиную склонность объединять свои усилия. Природа отвергает их, предпочитая личность исключительную. Из множества живых существ, которых она щедрой рукой бросает в мир, она отбирает только лучших. Ведь именно этим методом, подражая ей, люди выводят скаковых лошадей и первосортные огурцы.
Без сомнения, иной творец мог бы для иной вселенной изобрести метод получше; но обитатели нашей вселенной должны приспосабливаться к ее миропорядку. Разумеется, погибая, они еще пробуют извернуться, как изворачиваются социалисты, как вот сейчас изворачиваются оратор на трибуне и обливающаяся потом толпа, когда они тут все вместе пытаются изобрести новый способ как-то смягчить тяготы жизни и перехитрить свою вселенную. Так думал Мартин, и так он и сказал, когда Бриссенден подбил его выступить и задать всем жару. Он повиновался и, как было здесь принято, взошел на трибуну и обратился к председателю.
Он начал негромко, запинаясь, на ходу формулируя мысли, которые закипели в нем, пока говорил тот еврей. На таких собраниях каждому оратору отводили пять кинут; но вот время истекло, а Мартин только еще разошелся и ударил по взглядам социалистов разве что из половины своих орудий. Он заинтересовал слушателей, и они криками потребовали, чтобы председатель продлил Мартину время. Они увидели в нем достойного противника и ловили каждое его слово.
Горячо, убежденно, без обиняков, нападал он на рабов, на их мораль и тактику и ничуть не скрывал от слушателей, что они и есть те самые рабы. Он цитировал Спенсера и Мальтуса и утверждал, что все в мире развивается по законам биологии. Извечный закон эволюционного развития действителен и для общества. Как я уже показал, в борьбе за существование для сильного и его потомства естественней выжить, а слабого и его потомство сокрушают, и для них естественней погибнуть.
В результате сильный и его потомство выживают, и пока существует борьба, сила каждого поколения возрастает. Это и есть развитие. Но вы, рабы, - согласен, быть рабами участь незавидная, - но вы, рабы, мечтаете об обществе, где закон развития будет отменен, где не будут гибнуть слабые и неприспособленные, где каждый неприспособленный получит вволю еды, где все переженятся и у всех будет потомство - у слабых так же, как у сильных. А что получится?
Сила и жизнестойкость не будут возрастать от поколения к поколению. Наоборот, будут снижаться. Вот вам возмездие за вашу рабскую философию. Ваше общество рабов, построенное рабами и для рабов, неизбежно станет слабеть и рассыплется в прах - по мере того как будут слабеть и вырождаться члены этого общества.
Не забывайте, я утверждаю принципы биологии, а не сентиментальной этики. Государство рабов не может выжить… - А как же Соединенные Штаты?.. Рабы стали сами себе хозяева. Никто не правил ими сильной рукой.
Он впервые стал самим собой и сначала с усилием, а потом свободно, увлекаясь радостью творчества, начал описывать свою жизнь такой, какой она была. Он состоял в экипаже контрабандистской шхуны «Хальцион», когда она была захвачена таможенным катером. Мартин умел наблюдать и в добавок убил рассказать о том, что видел. Он описал волнующееся море, корабли и матросов на них; сумел увлечь слушателя силой своего воображения и заставить их смотреть его глазами. С чутьем настоящего художника, из множества подробностей он выбрал только наиболее яркие и поражающие, так что в конце концов все были захвачены и ошеломлены его грубым красноречием и вдохновением. Иногда он шокировал их реальностью своих описаний и отдельными выражениями, но красота всегда сопровождала у него все сцены насилия и грубости, а трагизм смягчался юмором, неожиданными объяснениями и шутками человека, выросшего на море» Джек Лондон. Самая мысль о ней облагораживала и возвышала его, делала лучше и вызывала желание стать еще лучше. Это было ново.
Ключевым моментом здесь является то, что знания он поглощает с неподдельным интересом, а первые пробы пера буквально льются из-под его руки. Мартину есть чем поделиться с миром, он хочет рассказать о жизни, такой, какая она есть, такой, какой он её видел: прекрасной и ужасной.
Но никто не верит в его успех, даже Руфь, хоть она и помогает ему овладеть речью. Единственный, кто уверен в том, что Мартин достигнет высот в письме, несмотря на все неудачи, — это он сам. Внутренняя сила Мартина Идена и его упорство — одна из основных вдохновляющих составных романа. Мартин знает, что не хочет быть обычным рабочим, он хочет сам ковать свою судьбу и делает это, не полагаясь ни на кого. При этом топливом его настойчивого труда является любовь и только ради неё он стремится к славе. Это тоже один из ключевых моментов истории. Философский романтизм По мере того, как Мартин познаёт мир литературы, он знакомится также с работами известных философов и ученых: Дарвина, Канта, Ницше, Спенсера. Последний произвел на него наибольшее впечатление и укрепил в молодом уме определенное мировоззрение, в т. Философско-политический интерес не раз приводил Мартина к жарким спорам, как с представителями буржуазии в доме Морзов, так и с рабочими. При этом, в книге создается довольно романтический образ «народных мыслителей»: бедных, но достойных людей широкой мысли, горячо обсуждающих разные идеологии, пытаясь в пух и прах острым словом разбить своих оппонентов.
Люди эти знают истину жизни, хотя и могут придерживаться разных взглядов. Им противопоставляются аристократы — умные лишь с виду, напичканные знаниями и мыслями других людей, но не понимающие их до конца. А уж другие точки зрения понять не способные в принципе, за очень редким исключением, не говоря уже о генерации своих собственных. На первый взгляд, такие вот «народные мыслители» - очень близкий многим образ. Но, все же, он довольно противоречив. Будучи противниками «классических» устоев, они живут по их правилам и пользуются их результатами, при этом сами — ничего не создают. Философские их рассуждения не приводят ни к чему и никак не влияют на мир. Дебаты происходят ради дебатов, они не решают никаких проблем, да и не пытаются это сделать. Классические «кухонные посиделки», в которых не раз участвовал, наверное, каждый из нас. Такой характер «настоящих людей», как представляют их Мартину, отчасти подтверждается и автором в одном из эпизодов.
Сам Мартин, будучи индивидуалистом и не смотря на свою самостоятельность в целом, также слишком зависим от окружающей системы. Наверное, было бы справедливо, живи он, грубо говоря, в лесу и добывая пропитание своими руками, но этого нет. Хотя, возможно, так оно и было бы, не встреть он Руфь, любовь к которой, а вовсе не честолюбие, толкало его к поискам славы в кратчайшие сроки. Частично и эту мысль подтверждает автор. В целом, в мировоззрении Мартина Идена есть смысл, как и во многих идеологиях. Но работают они, судя по всему, только в условиях разнообразия этих самых идеологий.
Хмелем мечты упиваться упрямо! И кой глины-жилище души моей- Да не рухнет в пыль опустелым храмом! Не могу я что-то любить или не любить по велению моды. Вот ради чего стоит жить, видеть нравственное величие, что поднимается из гнусной клоаки, подняться самому и еще не омытыми от грязи глазами впервые приметить красоту, далекую, едва различимую; видеть, как из слабости, немощи, порока, из зверской жестокости возникает сила, и правда, и высокий благородный талант. Они безнадежно плохи? А если сравнить с тем, что пишут другие? На что вам город и эта мерзкая человеческая свалка? Вы каждый день зря убиваете время, торгуете красотой на потребу журналишкам и сами себя губите. Как это вы мне недавно цитировали? А, вот: "Человек, последняя из эфемерид".