Организаторы премии опустили момент вручения премии режиссеру Мстиславу Чернову. Документальная картина режиссера и прошлогоднего лауреата Пулитцеровской премии Мстислава Чернова «20 дней в Мариуполе» предсказуемо получила «Оскар» как лучший. «Суд полностью отказал Романову вудовлетворении его требований»,— рассказала корреспонденту ИА«Свободные новости» Чернова.
Мстислав Чернов получил премию DGA Awards - Гильдии режиссеров США
Новости ФК Спартак. Главная» Новости» Маркс новости ксения чернова. Украинский фильм "20 дней в Мариуполе" режиссера Мстислава Чернова получил Оскар в категории "Лучший документальный фильм".
16.05.2023 Киселевский боксер Ярослав Чернов вернулся с соревнований с серебряной медалью
Поэтому это печальный день. В то же время я признаю силу кино, стоя здесь и глядя на вас. Потому что когда эти дети, эти люди бегут от бомб в подвалы, они смотрят фильмы".
Ты слышишь шум, но не видишь еще полной волны. Тебе начинает быть страшно, но ты не осознаешь всю опасность до конца. Может быть, это и к лучшему. Сначала ты осознаешь, что да, тебя присыплет. Потом думаешь: ну, у тебя же нет другого шанса.
Либо ты здесь будешь сейчас искать камень, за который можно укрыться и что-то делать, тогда есть шанс. А если ты будешь просто бояться и плакать, сидеть в подвале, то явно ничего не произойдет. В самом начале у меня были плохие ощущения, что опасно: прилетает очень хаотично, стремно выходить на улицу и куда-то выезжать. Но потом стало менее стремно. А потом стало даже немножко пофигистически. Потому что если ты не поедешь, то ничего не сможешь сделать. И это чувство страха ты перебарываешь уже на месте, потому что другого шанса нет.
Поэтому нужно быть очень аккуратным… Евгений Малолетка: Всегда есть риск. В данном случае хорошо построена система, что нас в агентстве стараются держать на одном месте не больше, чем месяц. Потом стараются ротировать, либо давать отдых, либо ты можешь снимать какие-то другие темы — чтобы у тебя была эмоциональная разгрузка. Потому что находиться все время в стрессе или ездить на передовую и находиться там в опасности — это… Нужно держать баланс, чтобы сохранять чувство страха. Мстислав Чернов: Последний день. На выставке есть эта фотография, она не очень часто попадает в публикации, потому что она тяжелая. Мы знали уже, что уезжаем, мы ждали конвой Красного Креста, чтобы пытаться выехать.
И мы были в больнице, это была последняя работающая больница в Мариуполе. И один из врачей повел нас в подвал. Мы прошли мимо главного входа, и возле главного входа просто лежали тела людей. И я еще подумал: тут я вижу одного военного и где-то пятнадцать гражданских. Где-то такой и был баланс. И потом он идет, идет, идет, мы спускаемся в подвал, и… он нам показывает, а там десятки мертвых людей, убитых людей. А потом он подходит к такому какому-то маленькому свертку, начинает его разворачивать, и… и мы сначала не понимаем, что там.
А потом мы понимаем, что там маленький ребенок. И это было последнее, что я снял в Мариуполе. Потом мы уже уезжали, и этот кадр стоял у меня в голове. И я думал, что это ужас. Но сколько еще такого там было, чего мы еще не смогли снять и не сможем показать? Евгений Малолетка: Нам нужно было поехать в больницу и верифицировать женщин, кого эвакуировали после бомбардировки в роддоме: кто из них выжил, кто не выжил. И мы попали в окружение в одном районе.
И потеряли машину. Мстислав Чернов: Мы поняли, что одна из женщин умерла, а другие родили. И когда мы их нашли, я снял сюжет, и мы поняли, что мы в окружении. То есть мы уже не могли выйти из больницы: уже подъехали танки, начали стрелять по домам, которые были рядом с больницей. Евгений Малолетка: Получилось так, что здание напротив, одно из зданий корпуса больницы, Центр крови, уже был занят русскими военными. Они открыли огонь по больнице и ранили там медсестру. А через какое-то время на улицу выехали русские танки и заблокировали все подъезды и выезды.
И наша машина в том числе находилась в зоне обстрелов, и забрать ее было небезопасно. Поэтому нам нужно было пробежать определенный кусок дороги. Машина стоит на видном месте, и танки перекрывают все подъезды, эвакуироваться на машине было небезопасно. Поэтому мы решили, что мы спрячемся пока что в больнице. Врачи нам дали белые халаты. И мы в белых халатах делали вид, что мы — медицинский персонал. Мстислав Чернов: Мы просто ждали всю ночь, что случится дальше.
И утром полицейские, спецгруппа, пришли нас оттуда вытянуть. И они нас спасли. Нам просто повезло, что полицейский, который с нами был, передал по рации, что журналисты застряли в больнице. И группа просто пришла нас спасать! Они шли уже через поле боя и выводили нас тоже через поле боя. Евгений Малолетка: Мы пробежали где-то около километра под обстрелом. Прыгнули в их бронированные машины, и они нас довезли в центр города.
Евгений Малолетка: А в центре города было ничего. Один район уже занят русскими, они взяли один блок. Но город большой. Центр города был под контролем [украинской армии], и периодически шли столкновения между районами, городские бои.
Те, кто рискуют ночью выйти на улицу — пропадают, а поутру их разорванные тела находят во рву возле городских стен. В окрестных лесах рыщут несколько крупных разбойничьих банд, грабящих любого, кто рискнет пройти по золотому тракту. Но что еще хуже — до столицы давно дошла весть о том, что Деммервортская волчья стая уничтожена, а лорд Де Валлон убит.
Мстислав, вы ведь не сразу занялись фотографией? На последних курсах все свободное время тратил на работу в книжном магазине, так что литература в моей жизни появилась раньше, чем фотография. Потом начал работать новостным фотографом, через некоторое время бросил, но позже вернулся — уже к художественной фотографии и фотодокументалистике.
В конце концов стал снимать конфликты. Были ли у вас литературные публикации до «Времени снов»? Я писал короткие рассказы, пробовал разные стили, подражал любимым писателям — Кортасару, Маркесу, Стейнбеку, Уайлдеру, Гессе, Кафке. Иногда до сих пор пользуюсь их литературными приемами. Сколько времени вы писали роман? Он формировался скачками: если сначала стержнем была история Фридерика, то потом его становилось все меньше и меньше. Однако метафора сновидений, заданная этим персонажем, все равно осталась главной. Он кажется вашим alter ego, с которым вы постепенно перестаете соглашаться. Если говорить об автобиографичности, то мне скорее близок К. Все это соотносится с изменением моих собственных перспектив.
Начав с умозрительных философских соображений, со временем я углубился в конфликты, в человеческие страдания. Росла потребность в реальности, и выбор профессии был напрямую с этим связан. Мой день рождения совпадает с днем рождения Кафки, и я всегда чувствовал с ним какую-то связь. К тому же этот прием сюжетно оправдан: на Донбассе герой вынужден скрывать свое настоящее имя. Работая со своими донбасскими дневниками, я понял, что мне нужен персонаж, который одновременно находится внутри и снаружи конфликта. Нужно было рассказать о войне с точки зрения очевидца, но не бойца. Поскольку я категорически не хотел писать ни автобиографическую книгу, ни книгу о журналистах, правильней всего было взять в герои врача. В романе поражает обилие медицинских терминов и подробностей. Читал много медицинской литературы, работал с Красным Крестом, консультировался со знакомыми врачами. Кроме того, по долгу службы я периодически прохожу курсы первой медицинской помощи.
Мне не приходилось никого спасать, и надеюсь, что не придется, но я всегда должен быть к этому готов. Война в вашем романе показана с той стороны фронта… — …и мне это ставят в упрек. Впрочем, не только это: первой проблемой стал язык. Сейчас роман выходит на украинском, и я очень этому рад, но в оригинале он написан по-русски. Я говорю на пяти языках, так что роман мог быть написан и на украинском, и на английском. Но, во-первых, большинство персонажей говорят по-русски, и мне важно было передать естественную оригинальность их речи. А во-вторых, мне хотелось, чтобы «Время снов» прочитала русскоговорящая аудитория. Портрет пандемии. Львов, сентябрь-2020 фото: Мстислав Чернов Что касается ракурса, то не в этом ли прелесть литературы, позволяющей увидеть мир с другой перспективы, с позиции другого времени, других взглядов, другого пола? Это помогает не только шире и глубже понять проблему, но разглядеть самого себя.
Еще меня обвиняют в том, что роман недостаточно патриотичен. Но я считаю, что патриотизм художника как раз состоит в объективности, в том, чтобы не принимать ничьей стороны, описывать события максимально ясно и отстраненно. И что, ваши аргументы принимают? Каждый ищет подтверждение своим взглядам; за все время войны на Донбассе и конфликтов в Беларуси я не встретил ни одного человека, поменявшего убеждения. Люди держатся за них до последнего, и единственное, что ты можешь сделать, — объяснить свою позицию. Но, как правило, это ни к чему не приводит. Зачем тогда романы писать? Не возникало ли у вас чувство, что литература — совершенно бесполезное занятие? Например, о Первой мировой войне я узнал в основном из художественной литературы, из романов Ремарка. Можно сказать, что искусство формирует не настоящее, а будущее.
С замиранием сердца. Харьков, 2017 г. Мне нравится вспоминать рассказ Борхеса о гипотетической истории Христа, после чего слушатели разворачиваются и уходят. Люди предпочитают притчи, поучительные истории с моралью, факты им не интересны. Важно, чтобы мы оставляли после себя истории. Сон — заглавный образ, основная метафора романа. Это больше про украинские реалии последнего времени или про мир вообще? Человечество вступило во время снов — это ведь еще и отсылка к мифам австралийских аборигенов, которые называют временем снов период, когда мир только создавался. Куда бы я ни поехал, на какой бы войне ни оказался, везде у меня двойственное ощущение: то ли это я сплю, то ли спят все вокруг. Впервые я почувствовал нечто подобное на Донбассе.
Война — это коллективный кошмар, от которого нас некому разбудить. Вы авантюрист? Как вы сами формулируете цель вашей работы? Конечно, я хочу, чтобы мир стал лучше, но сомневаюсь, что моя работа этому способствует. Единственное, что я могу сделать, — вцепиться в реальность зубами и не отпускать, пытаться ее понять. Из-за того, что мы живем в эпоху сновидений, это для меня особенно важно. Мое желание возвращаться в зоны конфликтов — на самом деле попытка проснуться. Вы поехали в Стамбул по собственной инициативе? Тогда я был фрилансером и сам выбирал, куда ездить. В работе фрилансера есть особенности.
На Таксиме я встретил фотографа, который снимал для «Нью-Йорк Таймс», он любил поговаривать: «Mstyslav, no blood — no money! Я ездил на конфликты исключительно по собственной воле. И когда революция и война случились в Украине, конечно же, приехал на родину. Как вам удалось оказаться на месте крушения малайзийского «боинга» сразу после катастрофы? Мы дежурили, каждый день снимали сюжеты, следили за новостями. Когда в социальных сетях появились сообщения о том, что сбили транспортник, решили срочно ехать снимать. По дороге мне позвонили из Лондона и сказали, что пропал пассажирский самолет. Сначала мы даже не поняли, что произошло, подумали, что пропало сразу два самолета. Потом все выяснилось. Как у вас только крыша не поехала от того, что вы увидели на месте крушения?
Во «Времени снов» много психологических и психиатрических терминов. Мне нужно было добиться максимального правдоподобия в описании состояний и реакций Фридерика, когда он сходит с ума, и я отдал роман на вычитку психиатру. Первое, что она мне сказала после прочтения: «Мстислав, я готова поставить вам диагноз». По большому счету травматический опыт никогда никого не облагораживает. Он только уродует людей, причем как жертв, так и палачей. Думаю, именно работа над книгой помогла мне остаться нормальным. Как долго сепаратисты терпели иностранных фотокорреспондентов? Дальше были Ирак, Сирия, сектор Газа, Ливия и т. Но в Ираке был период, когда всем было все равно. Можно было прийти к знакомому генералу и договориться поехать куда угодно.
Власти не заботились о прессе. Если ты не понимал, куда едешь, могло случиться всякое.
Крещение перед боем: Военкор прислал эмоциональное видео из Карабаха
Режиссер картины Мстислав Чернов рассказал в интервью Би-би-си, почему в условиях борьбы за осмысление контекста с российскими СМИ его работа столь важна. Видеограф Associated Press Мстислав Чернов ходит среди дыма, поднимающегося с базы ПВО после российской атаки в Мариуполе, Украина, в четверг, 24 февраля 2022 года. Эта статья содержит материалы из статьи «Мстислав Чернов и Евгений Малолетка остались единственными журналистами в Мариуполе. На церемонии награждения Мстислав Чернов произнес речь и вспомнил об ударе по Харькову. Новости телеграм-канала criminalru Бывший глава Марксовского района Саратовской области Юрий Моисеев, помимо передачи под контроль своему семейству коммунальной. Украинские журналисты Мстислав Чернов и Евгений Малолетка, работающие в Associated Press, получили Пулитцеровскую премию 2023 в номинации «За служение обществу».
» Мы монтировали и плакали “– режиссер фильма» 20 дней в Мариуполе ” Мстислав Чернов
Новую аудиокнигу Шевалье, автора Коган Мстислав доступную в MP3 формате можно скачать торрентом. Мстислав Чернов, Евгений Малолетка и Василиса Степаненко в начале войны в Украине остались единственными журналистами в осажденном Мариуполе и в течение 20 дней снимали. Видеожурналист Мстислав Чернов и фотограф Евгений Малолетка оставались единственными действующими журналистами в Мариуполе, осажденном российскими войсками. Военные репортеры, корреспонденты Associated Press Мстислав Чернов и Евгений Малолетка снимали, в частности, последствия боев в окруженном российскими войсками Мариуполе. Этой задаче отвечали опусы Валерия Пьянкова, Геннадия Чернова, Ефрема Подгайца, Владимира Беляева, Натальи Хондо, Татьяны Чудовой, Кирилла Волкова, Виктора Панина. Маркс новости Ксения Чернова последние происшествия сегодня.
Оператор Associated Press снял на видео, как погиб протестующий в Минске
Nobody could sleep well, because there was a constant bombardment all around the hospital. And eventually, hospital got hit several times. Doctors were treating patients on the floor. There was really little food. And whenever we actually were not filming, we were just helping doctors to carry the gurneys or carry food to patients. Doctors never left the hospital. They were just staying there. They lived there with their families. Eventually, the hospital that we were at got occupied. But before that, it got surrounded, and we thought we were going to be arrested.
But, fortunately, we got rescued by Ukrainian army, that broke us out of this. And you see that story in the film. That is a pivotal moment in the film. Talk about you filming all of this, and the kind of questions or your response to what you were filming. And also, of course, you are Ukrainian, on the ground. You are a human being. What this meant? Before we talk about your decision to leave. This is very close to the chest.
This is my home. I was born in eastern Ukraine. Our photographer is from the city which is a neighboring city to Mariupol and got quickly occupied. His parents were also in that city. The morgues were full. So, there were trucks that were taking bodies to the cemetery and burying them, under the constant shelling, as well. But again, we are Ukrainians. We are international journalists at the same time. But despite that documentary footage, as you know, your work, the work of AP, as well as other journalists, has been subjected to an extraordinary campaign of disinformation and discrediting by the Russian state.
You say, in fact, that as you were sending, in the documentary, images and dispatches from a satellite phone, that you and your colleagues were called information terrorists, that you received multiple threats. And even after all this footage was made available, the AP photographs, as well as the video footage, people called into question the veracity of the footage and said — some suggested that these were false flag operations and that the women in fact were actresses and not really the pregnant women whom you showed. How do you respond to those kinds of claims? So, one of the purposes of this film is to give people enough context to judge for themselves. That being said, of course, in a moment when we find out of this campaign, of this misinformation campaign that was happening against us or against AP, we were not surprised, in some way, because that was kind of expected because the similar thing happened to me in 2014, when I was one of the first international journalists who arrived at the scene of MH17 downing, which now we learned from the results of the court cases had been shot down by Russian forces that were in Ukraine at that time. And those images sparked a wave of the misinformation, too. Our job is not to argue with anyone. Our job as AP journalists, or just people who do the work filming whatever they see, is to keep doing that, just keep filming whatever is in front of us, and send this to the international audience. I really think it is quite interesting for the audience to see how events unfold.
But I would say we were very lucky, because, at the time, we were surrounded at a hospital. We lost our car, and we had to escape without our car. So, we basically ended up by not having any means to continue our work. We could not move around the city. We did not have any place to charge our batteries, because the hospital was the main place where we could charge our batteries. So our cameras stopped working.
Тем временем в Мариуполе нас осаждали люди и спрашивали о последних новостях про войну. Ко мне часто подходили и говорили: пожалуйста, снимите меня на видео, чтобы моя семья за пределами города знала, что я жив.
К этому времени в Мариуполе не работали украинское радио и телевидение. Единственный радиосигнал, который можно было уловить, транслировал извращенную российскую ложь — что украинцы держат Мариуполь в заложниках, стреляют по домам, разрабатывают химическое оружие. Пропаганда была настолько мощной, что некоторые люди, с которыми мы общались, поверили ей, несмотря на то, что видели собственными глазами. Сообщение повторялось постоянно, в советском стиле: Мариуполь окружен, сдайте оружие. Я понял, что кадры из роддома должны были быть достаточно мощными, чтобы спровоцировать реакцию российских властей. Мы нашли этих женщин в другой больнице. Одни были с младенцами, другие — в родах. Мы узнали, что одна женщина потеряла ребенка, а затем умерла сама.
Мы поднялись на седьмой этаж, чтобы отправить видео. Оттуда я наблюдал, как танки один за другим подъезжали к больничному комплексу, каждый был отмечен буквой Z, ставшей российским символом войны. Мы были окружены. Десятки врачей, сотни пациентов и мы. А путь к нашему фургону с едой, водой и снаряжением преградил русский снайпер, который уже подстрелил выбежавшего на улицу медика. Мы сидели в темноте и слышали взрывы. Так прошли часы. Тогда-то за нами и пришли солдаты, крича по-украински.
Это не было похоже на спасение. Было ощущение, что нас просто отправляют из одной опасности в другую. К этому времени в Мариуполе нигде не было безопасно, и никто не мог помочь. Ты мог умереть в любой момент. Я был невероятно благодарен солдатам. Но еще ощущал оцепенение. И стыд за то, что я ухожу. В тот день из Мариуполя выехало около 30 тысяч человек — так много, что у российских солдат не было времени вглядываться в окна машин, замотанные полиэтиленовой пленкой.
Люди нервничали. Они ругались, кричали друг на друга. Каждую минуту появлялся самолет или слышался авиаудар. Земля тряслась. Мы пересекли 15 российских блокпостов. На каждом из них сидящая на переднем сидении мать семьи, с которой мы ехали, неистово молилась — достаточно громко, чтобы мы могли услышать. Пока мы проезжали блокпосты — третий, десятый, пятнадцатый, все укомплектованные солдатами с тяжелым вооружением, — мои надежды на то, что Мариуполь уцелеет, угасали. Я понимал: только для того, чтобы дойти до города, украинской армии придется прорваться через столько преград.
На закате подъехали к мосту, разрушенному украинцами, чтобы остановить наступление русских. Там застряла колонна Красного Креста из примерно 20 автомобилей. Мы все свернули с дороги в поля и проселки.
Уже были предпосылки за последние несколько дней, что это случится со дня на день. А 23-го мы уже поняли, что это будет завтра. Евгений Малолетка: 21 февраля было заседание Совбеза РФ.
А потом был концерт, кажется 22-го числа, я не помню точно, какого числа… Это очень было интересно смотреть. Как будто они объясняли для внутреннего зрителя, что будет происходить. На следующий день едем и видим, что все дороги в траках — следов от тяжелой техники. Мы понимаем, что все выезжают на свои боевые позиции и готовятся уже встречать [наступление российской армии]. Вечером поняли, что пора. Мы сделали круг из Бахмута и оттуда уже поехали на Мариуполь.
И за час до войны мы приехали в Мариуполь. Где-то в 3:00—3:30 мы там были. Кроме вас в городе почти никто не работал. Мстислав Чернов: Втроем, еще был продюсер. Мне кажется, что в какой-то момент все международные журналисты, которых мы встречали, просто уехали. Во-первых, потому что в Киеве шли бои.
Был шанс, что Киев возьмут, и это считалось самой большой угрозой, это считалось в международных новостях самой большой новостью. Во-вторых, много редакций приняли решение эвакуировать своих журналистов, потому что был шанс, что Мариуполь будет окружен. Кто-то понимал, что завтра-послезавтра закроется кольцо, и все, и они решили выехать. Мы подумали, поспорили, запланировали — и нам разрешили остаться. Это было осознанное решение, которое мы приняли, понимая, что это опасно. Мстислав Чернов: Я всегда пытаюсь сказать, что условия, в которых жили журналисты, не важны совсем.
Это просто условия, в которых в городе жили все люди. То есть: нет воды, нет электроэнергии, а у нас еще нет памяти на карточках, и нам неоткуда отослать сюжеты. Но все равно: то, как нам сложно было, — это неважно. Совсем неважно. Потому что для нас это было осознанное решение работать журналистом, осознанное решение делать эту работу. А для людей, которые там остались, это не был выбор, это просто была трагедия.
Евгений Малолетка: Хотя нам было очень стремно, но в данном случае мы не хотели выезжать. Потому что мы считали, что должны остаться до того момента, пока у нас есть возможность работать. Евгений Малолетка: Зачем? Мы считали, что важно показать, что происходит. Мстислав Чернов: Уникальность истории Мариуполя в том, что это была первая история, которая показала миру, что из себя представляет российское вторжение в Украину. Она показала, что это — уничтожение людей, уничтожение городов.
И это был шок для всего мира. Это во-первых. Во-вторых, со временем Мариуполь стал символом этого вторжения, горьким и болезненным символом. Как вы вообще оказались там? Как российская пропаганда слепила из вас демонов, главных врунов? Евгений Малолетка: Все было достаточно несложно.
Там до этого была большая траншея, 30-метровый ров, куда скидывали все тела убитых, умерших, куда привозили людей из других районов. Такая огромная могила, куда скидывали всех. Потом нам нужно было поехать и зарядить свои компьютеры. Мы решили, что поедем в больницу, потому что там всегда работал генератор. Но там был такой обстрел, что мы развернулись и поехали назад. И в этот момент мы слышим звук самолета.
Он гудит, рвутся снаряды, происходит огромная серия взрывов. Она открыла нам дверь своей квартиры, показала вид на ту сторону, где были взрывы. Мы посмотрели, где идет дым, где были взрывы. Самолет или несколько самолетов скинули бомбы: на больницу, на Приазовский университет и еще куда-то. Была серия взрывов. А больница была прямо напротив, ну, мы и пошли в эту больницу.
Или что там могли находится военные? Евгений Малолетка: Есть объективные свидетельства того, что что-то используется как военная база. Это наличие окопов, каких-то позиций, наличие рядом какой-то военной техники и так далее. На тот момент мы там, около больницы, не видели ничего. Мы знали, что там находился госпиталь, военный госпиталь, там, где лечили раненых военных. Но это было не прям в роддоме, это другое здание.
Но там, вокруг роддома точно не было позиций.
Вскоре они готовятся отмечать День добровольца, но праздничную дату омрачили события, связанные с высказываниями депутата-коммунистки. Просим вас дать правовою оценку действиям Черновой. Считаем недопустимым в сегодняшних условиях такое отношение к президенту, бойцам и к простым людям-волонтерам!
Украинцы Мстислав Чернов и Евгений Малолетка удостоились Пулитцеровской премии
| В Минске во время беспорядков пострадал украинский журналист — НСЖУ | Belarus is in the news again, and along with it, Lithuania, where a state of emergency continues. |
| Победитель Оскар 2024. Рецензия на фильм Мстислава Чернова 20 дней в Мариуполе | Маркс+район" опубликовано в группе "Это Маркс" соцсети им, депутат от партии КПРФ Ксения Чернова в паблике информационного агентства "Наш Маркс". |
| Награда за русофобию. Как американцы откупились от Украины | Mstyslav Chernov is a military journalist, photographer, and writer. |
Мстислав чернов время снов
| Футболист «Спартака» Чернов: «Игра рукой у Чалова? Думаю, что нельзя таким пенальти убивать игру» | Mstyslav Chernov is a military journalist, photographer, and writer. |
| Фильм «20 дней в Мариуполе» получил приз зрительских симпатий | В новом выпуске проекта, который покажут в субботу, 27 апреля, Гецати отправит девушек в спа, а с четырьмя участницами устроит фотосессию. |
Украинцы Мстислав Чернов и Евгений Малолетка удостоились Пулитцеровской премии
Мстислав Чернов, видеожурналист Associated Press, был в украинском городе Мариуполь в феврале 2022 года, когда туда вторглись российские войска. Все новости, где упоминается Мстислав Чернов. Мстислав Чернов вместе с Евгением Малолеткой и Василисой Степаненко совершили журналистский подвиг (они единственные из представителей СМИ, которые остались в городе.
Защитник «Спартака» Чернов: мяч попал в руку Чалова, но нельзя таким пенальти убивать игру
Оператор Assosiated Press Мстислав Чернов пострадал в ходе протестов в Белоруссии, он госпитализирован. Match result Vladislav Milinka – Alexander Chernov. Tourney Masters. "Чернов Мстислав", (на украинском языке), Киев: ЕНПФ, 2019, дата обращения 7 декабря 2019. "Чернов Мстислав", (на украинском языке), Киев: ЕНПФ, 2019, дата обращения 7 декабря 2019.
Никита Чернов: «Слишкович разрядил игроков. Нет такой скованности, как раньше»
Тогда, неосвещенные, все эти смерти точно были напрасны.
Женщина держит ребенка в импровизированном бомбоубежище в Мариуполе. Украина, 7 марта 2022 года. Автор — Мстислав Чернов Эти ужасающие кадры Чернов и Малолетка считают свидетельствами того, что собой «русский мир» на территории Украины: это не спасение русскоязычного населения, это истребление всего украинского народа. Вместе с Черновым и Малолеткой премию также получили продюсер Василиса Степаненко и европейская корреспондентка агентства Лори Хиннант.
Лента, снятая во время боёв за Мариуполь, показывает страдания местных жителей. Они все говорят только по-русски американская публика этого нюанса не уловит и жалуются на обстрелы и бомбардировки, не уточняя, с чьей стороны.
Просто картина ужаса, а трактовка — в глазах смотрящего. По словам режиссёра, ему хотелось, «чтобы страдания, через которые прошли горожане, были понятны миру и остались в истории». Что видел, то снимал. Но так как смотрящие в свободном мире давно достигли единомыслия, фильм воспринимается ими антироссийским. Документальное кино — это вообще почти всегда искусство подтасовки. Реальность сера, так и норовит расползтись по побочным линиям.
Женщина и ее ребенок погибли после того, как россия разбомбила родильный дом, где она должна была рожать. Автор — Евгений Малолетка. Эти кадры журналисты считают свидетельствами того, что собой представляет вторжение РФ на территорию Украины: это не спецоперация, не точечные удары по инфраструктуре, это уничтожение людей, целых городов, уничтожение украинского народа.