Человек в футляре (1939) — Человек в футляре. Вся информация о фильме: дата выхода, трейлеры, фото, актеры. Он не вмешивается в чужие проблемы и живет в своеобразном вакууме, полностью оградившись от внешнего мира и окружающих его людей. Художественный фильм «Человек в футляре» снят по одноименному рассказу А.П. Чехова. и через год о фильме никто не вспомнит.
Для кинорулетки
Откровенно говоря, сравнивать фильмы, снятые по книгам, с книгами, по которым они были сняты, неправильно. Подача информации в том и в другом радикально различаются. Если в книгах мы читаем текст, где автор, лишь только ловко подбирая слова, строит картинки у нас в голове и вызывает ассоциации с прошлым, то в фильмах все несколько иначе. По сути — вообще любой фильм, снятый по книжке или рассказу, это уже совсем другое произведение. Во-первых, практически любой фильм оснащен помимо видеоряда еще и звукорядом. То есть, вместо одного текста мы имеем: сюжет, видеоряд, звукоряд. Плюс, длительность фильма в среднем составляет 80 — 130 минут, за которые происходят все события, которые в книге расписаны на нескольких стах страницах.
Так и «Человек в футляре» — совершенно отдельное произведение, мало имеющее общего с оригиналом.
Мы все почему-то вспомнили, что наш Беликов не женат, и нам теперь казалось странным, что мы до сих пор как-то не замечали, совершенно упускали из виду такую важную подробность в его жизни. Как вообще он относится к женщине, как он решает для себя этот насущный вопрос?
Раньше это не интересовало нас вовсе; быть может, мы не допускали даже и мысли, что человек, который во всякую погоду ходит в калошах и спит под пологом, может любить. Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного! И это потому, что совсем не делается то, что нужно.
Ну вот к чему нам вдруг понадобилось женить этого Беликова, которого даже и вообразить нельзя было женатым? Директорша, инспекторша и все наши гимназические дамы ожили, даже похорошели, точно вдруг увидели цель жизни. Директорша берёт в театре ложу, и смотрим — в её ложе сидит Варенька с этаким веером, сияющая, счастливая, и рядом с ней Беликов, маленький, скрюченный, точно его из дому клещами вытащили.
Я даю вечеринку, и дамы требуют, чтобы я непременно пригласил и Беликова и Вареньку. Одним словом, заработала машина. Оказалось, что Варенька не прочь была замуж.
Жить ей у брата было не очень-то весело, только и знали, что по целым дням спорили и ругались. Вот вам сцена: идёт Коваленко по улице, высокий, здоровый верзила, в вышитой сорочке, чуб из-под фуражки падает на лоб; в одной руке пачка книг, в другой толстая суковатая палка. За ним идёт сестра, тоже с книгами.
Чего же ты сердишься, ведь у нас же разговор принципиальный. А дома, как кто посторонний, так и перепалка. Такая жизнь, вероятно, наскучила, хотелось своего угла, да и возраст принять во внимание; тут уж перебирать некогда, выйдешь за кого угодно, даже за учителя греческого языка.
И то сказать, для большинства наших барышень за кого ни выйти, лишь бы выйти. Как бы ни было, Варенька стала оказывать нашему Беликову явную благосклонность. А Беликов?
Он и к Коваленку ходил так же, как к нам. Придёт к нему, сядет и молчит. Он молчит, а Варенька поёт ему «Виют витры», или глядит на него задумчиво своими тёмными глазами, или вдруг зальётся: — Ха-ха-ха!
В любовных делах, а особенно в женитьбе, внушение играет большую роль. Все — и товарищи, и дамы — стали уверять Беликова, что он должен жениться, что ему ничего больше не остаётся в жизни, как жениться; все мы поздравляли его, говорили с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьёзный; к тому же Варенька была недурна собой, интересна, она была дочь статского советника и имела хутор, а главное, это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно, — голова у него закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться. Он поставил у себя на столе портрет Вареньки и всё ходил ко мне и говорил о Вареньке, о семейной жизни, о том, что брак есть шаг серьёзный, часто бывал у Коваленков, но образа жизни не изменил нисколько.
Даже наоборот, решение жениться подействовало на него как-то болезненно, он похудел, побледнел и, казалось, ещё глубже ушёл в свой футляр. Это меня так беспокоит, я теперь все ночи не сплю. И, признаться, я боюсь: у неё с братом какой-то странный образ мыслей, рассуждают они как-то, знаете ли, странно, и характер очень бойкий.
Женишься, а потом, чего доброго, попадёшь в какую-нибудь историю. И он не делал предложения, всё откладывал, к великой досаде директорши и всех наших дам; всё взвешивал предстоящие обязанности и ответственность, и между тем почти каждый день гулял с Варенькой, быть может, думал, что это так нужно в его положении, и приходил ко мне, чтобы поговорить о семейной жизни. И, по всей вероятности, в конце концов он сделал бы предложение и совершился бы один из тех ненужных, глупых браков, каких у нас от скуки и от нечего делать совершаются тысячи, если бы вдруг не произошёл kolossalische Skandal.
Нужно сказать, что брат Вареньки, Коваленко, возненавидел Беликова с первого же дня знакомства и терпеть его не мог. Эх, господа, как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая.
Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке. Нет, братцы, поживу с вами ещё немного и уеду к себе на хутор, и буду там раков ловить и хохлят учить.
Уеду, а вы оставайтесь тут со своим Иудой, нехай вин лопне. Или он хохотал, хохотал до слёз, то басом, то тонким писклявым голосом, и спрашивал меня, разводя руками: — Шо он у меня сидить? Шо ему надо?
Сидить и смотрить. Он даже название дал Беликову «глитай абож паук». И, понятно, мы избегали говорить с ним о том, что сестра его Варенька собирается за «абож паука».
И когда однажды директорша намекнула ему, что хорошо бы пристроить его сестру за такого солидного, всеми уважаемого человека, как Беликов, то он нахмурился и проворчал: — Не моё это дело. Пускай она выходит хоть за гадюку, а я не люблю в чужие дела мешаться. Теперь слушайте, что дальше.
Какой-то проказник нарисовал карикатуру: идёт Беликов в калошах, в подсученных брюках, под зонтом, и с ним под руку Варенька; внизу подпись: «влюблённый антропос». Выражение схвачено, понимаете ли, удивительно. Художник, должно быть, проработал не одну ночь, так как все учителя мужской и женской гимназий, учителя семинарии, чиновники, — все получили по экземпляру.
Все, что было в ней внешне некрасивого, немного напоминало ее отца. Но связать эту в общем-то интересную женщину с цветными фотографиями вождя из «Огонька» казалось невероятно трудным. Говорила она негромко, но не испуганно, а уверенно. Обед быстро закончился, но надолго осталось ощущение какой-то несовместимости. Светлане Иосифовне так и не удалось найти верный тон, попасть в атмосферу нашей семьи.
После ее ухода в комнате словно повисло ощущение беды. В начале 50-х годов Раневская получила двухкомнатную квартиру в высотном доме на Котельнической набережной. Квартира высшей категории, с двумя смежно-изолированными комнатами, квадратным холлом, большой кухней и всяческими удобствами. Во дворе находился огромный подземный гараж для машин жильцов. Одно неудобство -- далеко от театра, от Хорошевки.
У Раневской никогда не было ни дачи, ни машины. И она решила нанять на время шофера с машиной, некоего Завьялова, человека хмурого и необаятельного. Однако с его помощью Фаина Георгиевна часто приезжала на Хорошевку, ночевала, оставалась на праздники, ездила с П. Вульф в Серебряный бор. Она очень тосковала в своем Котельническом замке.
Правда, ее часто навещали друзья: приходили Твардовский, Рындин, Уланова, приезжала Татьяна Тэсс на своей новой «Волге», над ней жили режиссер Майоров с женой. Но все-таки ей было там неуютно: двор шумный, к булочной, находившейся на первом этаже, беспрестанно подъезжали машины с хлебом, грузчики переругивались, все было слышно. Рядом, в доме на Швивой горке, жила Вероника Витольдовна Полонская Норочка -- последняя любовь Маяковского, самая близкая подруга моей матери. Полонская иногда заходила к Фаине Георгиевне, хотя Раневская не могла забыть и простить легкомыслия Норочки в молодости -- считала, что та должна была понять, кем был Маяковский. Однако на Котельнической набережной у Фаины Георгиевны был период в начале 60-х годов, когда она не чувствовала себя одинокой.
Из эмиграции вернулась ее родная сестра -- Изабелла Георгиевна Аллеен. Долгое время она жила в Париже, потом вышла замуж, переехала в Турцию, однако ее муж умер. Оставшись совсем одна, Изабелла Георгиевна прочла однажды о своей сестре, узнала, что та лауреат многих Государственных премий, кинозвезда и крупная театральная актриса и, очевидно, богатый человек. Написала Фаине Георгиевне письмо и приехала по ее приглашению в Россию, в Москву. Приехала окончательно, поменяв у нашего государства 1000 долларов на 900 рублей по курсу, и сестры стали жить вместе на Котельнической, каждая в своей комнате.
Правда, у Фаины не оказалось богатства, машины, виллы и всего остального. Белла и в старости оставалась очень красивой женщиной: огромные грустные глаза, правильные черты лица. Обаятельная и даже слегка кокетливая немолодая женщина, она тщательно следила за собой. В ее комнате из украшений стояли лишь медные, безумной красоты, турецкий кувшин и чайник. Изабелла Георгиевна не могла адаптироваться к социалистической действительности.
Она постоянно рассказывала о своих прогулках по незнакомой Москве: «Я заказала очки на улице какого-то сентября; где это Фаина? В 1969 году Раневская по настоянию своей подруги Нины Станиславовны Сухоцкой, жившей по соседству, переехала в кирпичную 16-этажную «башню» в Южинском переулке, в «тихий центр». Наверное, это было правильно -- Фаине Георгиевне стало легче жить: театр был рядом, забегали актеры. Дом был построен скучно, но капитально -- «для хороших людей». Раневская с Ниной Станиславовной и со мной ездила в хозяйственные магазины, покупала для дома крючки, лампы, занавески.
Купила Фаина Георгиевна и гостиный гарнитур из карельской березы -- с лебедиными шеями и головами вместо ножек. Надо было устанавливать, прибивать, вешать. Наконец, все устоялось. На стенах -- любимые фотографии с дарственными надписями -- от Рихтера, Пастернака, Шостаковича, Ахматовой, Улановой, Бабановой, Вульф, висели -- рельеф Пьеты и гипсовый контр-рельеф Пастернака, виды Кракова, фотографии собак. На полке стояла белая скульптура Чехова с до неузнаваемости вымытым домработницей Лизой гипсовым лицом.
Как всегда было много цветов; потом появился цветной телевизор, соединивший Раневскую с внешним миром. На столе в гостиной и спальне стояли фотографии Павлы Леонтьевны, повсюду -- книги. Раневская не пошла в театр на панихиду. Помню крупные, как град, слезы Юрия Александровича Завадского. Каждую субботу или воскресенье я старался бывать у Фаины Георгиевны, когда уходил, она всегда нагружала меня бананами, отрезала буженины, посылала конфеты Тане.
Она чувствовала мое горе глубже меня. А я спасался работой -- в это время подходило к концу строительство Дворца пионеров в городе Кирове.
Этим принципом он буквально "терроризировал" гимназию и жителей села. Надежда появилась, когда в село приехала Варенька — "не девица, а мармелад", хотя уже и в возрасте, и "не прочь была замуж, хотя бы и за учителя греческого языка".
Чехов Человек в футляре: Семейная жизнь — квитэссенция жизни
Жарова и его подругу-которые совсем не при чём,сразу всем обществом возлюбив правда уже покойника-человека в футляре ,и чего это у нас так любят покойников? Независимы от времени. Еще я очень люблю бывать в доме-музее Чехова в Ялте. Финал не такой, как в рассказе, но вполне реалистичный. Невинномысск 30. Доволен просмотром!
Он смотрит на мир сквозь черноту. При этом главный герой абсолютно не терпит возражений и всегда просит, как детей, так и других взрослых — учителей, родителей, и даже директора — ему подчиняться. Иначе случится катастрофа и рухнут основы мироздания. Большинство людей втихаря посмеиваются над слишком мнительным гражданином.
Size: 3. Чехов о свободе.. Обожаю Чехова.. Наши мысли, действия — всегда обусловлены ситуацией. Мы все в рамках и свобода, о которой все говорят, она очень условна... Человек в футляре для меня это отражение «свободного» общества и в тоже самое время - нежелание общества видеть свое отражение в Человеке в футляре…: Желание жить по правилам и постоянное присутствие страха нарушить эти правила… Жизнь «не запрещенная циркулярно, и не разрешенная вполне»...
Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в тёплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он всё время прятал его в поднятый воротник. Он носил тёмные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, своё отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни. И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр. Для него были ясны только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь. Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определённо; запрещено — и баста. В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо: — Оно, конечно, так-то так, всё это прекрасно, да как бы чего не вышло. Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело? Если кто из товарищей опаздывал на молебен, или доходили слухи о какой-нибудь проказе гимназистов, или видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло. А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчёт того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодёжь ведёт себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвёртого — Егорова, то было бы очень хорошо. И что же? Своими вздохами, нытьём, своими тёмными очками на бледном, маленьком лице, — знаете, маленьком лице, как у хорька, — он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова, и Егорова. Было у него странное обыкновение — ходить по нашим квартирам. Придёт к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает. Посидит, этак, молча, час-другой и уйдёт. Это называлось у него «поддерживать добрые отношения с товарищами», и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью. Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что гимназию? Весь город! Наши дамы по субботам домашних спектаклей не устраивали, боялись, как бы он не узнал; и духовенство стеснялось при нём кушать скоромное и играть в карты. Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять — пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте… Иван Иваныч, желая что-то сказать, кашлянул, но сначала закурил трубку, поглядел на луну и потом уже сказал с расстановкой: — Да. Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели… То-то вот оно и есть. И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и — ах, как бы чего не вышло! Постное есть вредно, а скоромное нельзя, так как, пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов, и он ел судака на коровьем масле, — пища не постная, но и нельзя сказать, чтобы скоромная. Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нём не думали дурно, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать. Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же, с глубоким вздохом: — Много уж их нынче развелось! Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие… И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шёл, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко. И этот учитель греческого языка, этот человек в футляре, можете себе представить, едва не женился. Иван Иваныч быстро оглянулся в сарай и сказал: — Шутите! Назначили к нам нового учителя истории и географии, некоего Коваленко, Михаила Саввича, из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Он молодой, высокий, смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом, и в самом деле, голос как из бочки: бу-бу-бу… А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощёкая, — одним словом, не девица, а мармелад, и такая разбитная, шумная, всё поёт малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальётся голосистым смехом: ха-ха-ха! Первое, основательное знакомство с Коваленками у нас, помню, произошло на именинах у директора. Среди суровых, напряжённо скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности, вдруг видим, новая Афродита возродилась из пены: ходит подбоченясь, хохочет, поёт, пляшет… Она спела с чувством «Виют витры», потом ещё романс, и ещё, и всех нас очаровала, — всех, даже Беликова. Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь: — Малороссийский язык своею нежностью и приятною звучностью напоминает древнегреческий. Это польстило ей, и она стала рассказывать ему с чувством и убедительно, что в Гадячском уезде у неё есть хутор, а на хуторе живёт мамочка, и там такие груши, такие дыни, такие кабаки! У хохлов тыквы называются кабаками, а кабаки шинками, и варят у них борщ с красненькими и с синенькими «такой вкусный, такой вкусный, что просто — ужас! Мы все почему-то вспомнили, что наш Беликов не женат, и нам теперь казалось странным, что мы до сих пор как-то не замечали, совершенно упускали из виду такую важную подробность в его жизни. Как вообще он относится к женщине, как он решает для себя этот насущный вопрос? Раньше это не интересовало нас вовсе; быть может, мы не допускали даже и мысли, что человек, который во всякую погоду ходит в калошах и спит под пологом, может любить. Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного!
Человек в футляре. Советский фильм 1939 год.
Режиссер: Исидор Анненский. В ролях: Николай Хмелев, Михаил Жаров, Ольга Андровская и др. Главное опасение Беликова — гимназического учителя греческого языка — это «как бы чего не вышло». Миникомпозиция по фильму "Человек в футляре" (1939). ‘Человек в футляре’ был поставлен на студии ‘Беларусьфильм’ в 1939 г. и собрал, как чуть позже соберет фильм ‘Свадьба’, едва ли не всех звезд отечественного театра и кино.
«Человек в футляре» (1939)
1939, жанр - комедия, драма, режиссер - Исидор Анненский. Человек в футляре 1939 Исидор Анненский Николай Хмелёв Что можно сказать о «Человеке в футляре» Исидора Анненского? Советский художественный фильм «Человек в футляре» был снят в 1939 году режиссером Исидором Анненским. Вся информация по фильму Человек в футляре: дата выхода, описание, рейтинг, отзывы на Человек в футляре Этот фильм памятен мне по многим причинам.
Недавно посещенные фильмы в HD качестве
- Человек в футляре (1939). — Video
- Название антологии
- Человек в футляре (фильм)
- «Человек в футляре» смотреть онлайн
- Человек в футляре (фильм)
- Человек в футляре фильм (1939) - смотреть онлайн | архив передач телеканалов
Человек в футляре (1939). — Video
Смотреть советский фильм "Человек в футляре" (1939) в хорошем качестве. С "Человеком в футляре" (фильм 1939 года) вышло похуже. Учитель греческого языка Беликов, работающий в сельской гимназии, любил держать вещи в футлярчиках, всего боялся и сам жил, словно в футляре, по принципу: «как бы чего не вышло». RVISION DİSTRİBUTİON рады представить вашему вниманию фильмы Свердловской киностудии, Беларусьфильма, киностудии имени Александра Довженко, Арменфильма. Название: Человек в футляре. Режиссер: Исидор Анненский Сценарист: Исидор Анненский Оператор: Евгений Шапиро Композитор: Александр Голубенцев Художник: Людмила Путиевская. Страна: СССР Производство: Советская Беларусь Жанр: экранизация Год: 1939.
Человек в футляре 1939 смотреть онлайн бесплатно
И тогда Фаина Георгиевна придумала инструмент моего укрощения -- «Отдел детского безобразия». Фаина Георгиевна набирала по телефону какой-то «секретный» номер и просила прислать специалиста по детскому безобразию. Однажды после «вызова» в дверях показался огромный человек в полушубке с поднятым воротником, замотанный в шарф, в валенках, очках и шапке и низким голосом потребовал нарушителя. Конечно, это была Раневская, изображающая сотрудника «Отдела». Мне было страшно как никогда. Домашние уговорили «сотрудника» не забирать нарушителя, так как он обещает исправиться. В передней «униформа» была скинута и спрятана, Фаина Георгиевна вернулась веселой, а я некоторое время вел себя хорошо. Однажды Фаина Георгиевна привезла мне заводную машинку -- сувенир от маршала Толбухина для ее «эрзац-внука». С Толбухиным Раневская встретилась в Тбилиси.
Ее рассказы о Федоре Ивановиче были проникнуты удивлением, нежностью и совершенно лишены свойственной Раневской иронии. По-видимому, она нашла в маршале черты, каких не встречала раньше у военных. Сохранилась удивительная фотография Фаины Георгиевны той поры. Она стоит в парке, высоко над городом, лицо в широкополой шляпе волнующе прекрасно. И еще одна фотография с Толбухиным: сидят за столом, обедают, в руках рюмки, смотрят друг на друга. Оба молодые, счастливые... Их дружба длилась недолго: в 1949 году Федор Иванович умер. Раневская разъехалась с П.
Вульф только в 1948 году, когда наша семья перебралась на Хорошевку, далеко от центра, без метро. Фаина Георгиевна осталась в центре, рядом с театрами, но в одной комнате коммуналки в Старопименовском переулке. Комната имела остекленный эркер, выходивший в стену соседнего дома. Из-за этого здесь всегда царил полумрак, постоянно был включен торшер под большим желтоватым абажуром. У противоположной от окна стены стояла тахта Фаины Георгиевны. С этой комнатой связаны визиты самых разных людей, друзей и гостей Раневской, легенды о целой галерее то и дело сменявшихся домашних работниц. Лиза была, пожалуй, самая яркая из них. Она очень хотела выйти замуж, вопреки своей малопривлекательной внешности.
Фаина Георгиевна решила помочь. Как-то пришла к ней Любовь Петровна Орлова, сняла черную норковую шубу в передней и беседовала с Раневской в ее комнате. Лиза вызвала свою хозяйку и попросила тайно дать ей надеть всего на полчаса эту шубу для свидания с женихом, дабы поднять свои шансы. Фаина Георгиевна разрешила. Домработница ушла. Прошел час. Любовь Петровна собиралась уходить, но Фаина Георгиевна изо всех сил удерживала ее, не выпуская из комнаты. Лизы не было.
Гостья пробыла у Раневской три часа, пока Лиза, войдя в переднюю, не хлопнула дверью. Со Старопименовским переулком связано имя давнего друга Раневской Александра Александровича Румнева, снимавшегося вместе с ней в сцене бала в фильме «Золушка», искусного графика, обладавшего изысканными манерами. Раневская называла его «Последний котелок Москвы». Он часто приходил к Фаине Георгиевне в ее полутемную комнату, они долго беседовали, он садился рядом и рисовал ее своим тонким карандашом; часто засиживался допоздна. По меркам Лизы, обстановка была интимная. Раневская рассказывала, как однажды Лиза выразила ей своей протест: «Фаина Георгиевна, что же это такое?! Ходить-ходить, на кровать садиться, а предложения не делает?! Когда замужество наконец состоялось, Раневская подарила ей свою только что купленную роскошную кровать -- для продолжения Лизиного рода.
А сама так до конца жизни и спала на тахте. Несколько раз мы справляли вместе с Фаиной Георгиевной Новый год. Наш двухэтажный коттедж на Хорошевке, задуманный тогдашним главным архитектором Москвы Дмитрием Чечулиным как элемент загородного расселения и построенный пленными немцами к 1948 году, был населен актерами театра Моссовета -- внизу жили Пироговы, Осиповы, Парфеновы, Бенкендорфы-Злобины; наверху -- Названовы-Викланд и наша семья. Хорошевка была для Раневской домом, где жили люди, которым ей всегда хотелось помочь, где она чувствовала себя чуть-чуть триумфатором, волшебником, приносящим сюрпризы, подарки, неожиданности. Как-то привезла к нам Светлану Сталину, с которой в это время встречалась, -- хотела познакомить ее с Павлой Леонтьевой. А может быть, хорошо понимая состояние Светланы шел 1954 год , надеялась хоть чуть-чуть компенсировать, рассеять ее одиночество и замкнутость...
Набрав номер той, которая его может спасти, он падает без чувств. Финал под вопросом Запутавшийся герой драмы «Тема» изначально должен был умереть в конце фильма.
Но режиссер многократно переделывал сюжет, пытаясь угодить цензуре. В последних кадрах его подбирает в свой мотоцикл милиционер Синицын Сергей Никоненко. Тем не менее, фильм в прокат выпущен не был, поскольку в нем разглядели неоднозначность акцентов. Убедительной критики эмигрантов не получилось, вместо этого на первом плане оказался другой социальный синдром. Несмотря на старания руководства Госкино «пробить» прокат, протолкнуть спорную картину на экраны не удавалось до 1986 года. Да и после премьеры в Доме кино лента получила противоположные оценки.
Я решила собрать коллекцию.
Начну с самых ранних советских, с 1939 года. Рубрика "Воскресный кинозал" Кадр из фильма "Человек в футляре", коллаж автора канала "Домобуч" Кадр из фильма "Человек в футляре", коллаж автора канала "Домобуч" Учитель Фильм снят в 1939 году по сценарию Сергея Герасимова. В фильме воссоздана атмосфера типичной уральской деревни. Вы услышите характерный говор актёров, одежду, убранство комнат и даже непременные сундуки с накидками.
Это кинематографическое произведение, которое заслуживает внимания не только любителей старых фильмов, но и всех тех, кто интересуется историей киноискусства. Один из самых интересных фактов о "Человеке в футляре" заключается в том, что этот фильм является экранизацией одноименной...
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
- Человек в футляре (фильм) — Энциклопедия
- Человек в футляре (фильм, 1939)
- Человек в футляре (фильм 1939) смотреть онлайн бесплатно в хорошем качестве
- Читайте также
- Кадры из Человек в футляре (1939)
- Фильм «Человек в футляре» (1939 год)