О войне в Афганистане Ковалев впервые узнал еще будучи курсантом Новосибирского высшего военно-политического училища. Но сначала помешала пандемия коронавируса, а затем очередная смена режима в Афганистане, а такие операции проводятся только через афганские власти. Со мной в палате лежал офицер, участник афганской войны, который разбился на мотоцикле уже на гражданке.
Память возвращает в Афганистан...
Солдаты афганской войны | (Рассказывает ветеран войны в Афганистане Андрей Смирнягин). |
Ветеран войны в Афганистане Игорь Новоселов погиб на Украине - 2 июля 2023 - ИРСИТИ.ру | Война в Афганистане поломала судьбы тех, кто остался в плену. |
Кто воевал, имеет право: «Афганцам» не докладывают льгот | «Он прошел Афганистан и в Нижнекамске был председателем союза ветеранов войны в Афганистане. |
Ветераны боевых действий - Фонд «Память поколений» | 170 участников афганской войны, из них 32 стали инвалидами. |
Кому до ордена, кому… | Когда ветеран афганской войны поинтересовался, сможет ли он получить выплаты, которые должны были начисляться в течение прошедших 8 лет, ему ответили отрицательно. |
«Афганский синдром», как война на чужой земле сломала жизнь советским парням
Очнулся в кабульском госпитале На втором боевом задании ездили закрывать пакистанскую границу. Слишком много оттуда проникало оружия, душманов. Возвращались с операции. Колонной ехали по ущелью.
Я охранял грузовик Урал, он был с тентом, по самый верх забит тротилом, продуктами, спальными принадлежностями. А я сверху лежал. И потом произошло так, что — раз!
Ничего не слышу и ничего у меня не двигается. Рядом наш танкист с перевязанной головой сидит, что-то рассказывает и думает, что я его слышу. Как мне потом рассказали — танк подорвался на мине, остановился.
Колонна начала его объезжать. А объехать можно было только по речке. Она мелкая, горная.
Видимо, подозревали, что будут объезжать по реке и заминировали там тоже. В какой-то момент задним колесом наехали на фугасную мину. Я вылетел, тент прорвал.
Грудью шмякнулся об дерево, а потом еще об камень. Хорошо, что бронежилет был, только отпечатки от пластин остались. Во время взрыва потерял сознание.
Очнулся в кабульском госпитале. Потом снова потерял сознание и очнулся в Ташкенте. Одни глаза и язык двигались, памяти — никакой.
Так началось моё двухгодичное путешествие по госпиталям. Помимо контузии — сломаны три шейных позвонка, один грудной, поврежден спинной мозг, сломана пятка. Я лежал в пяти госпиталях и там больше узнал об Афганской войне, чем за месяц службы.
После подрыва на Урале. Алихель-86 На коляске Ты становишься не такой, как все. Одно время меня кормили обещаниями.
То хорошими, то плохими. Одни говорили: «Долго не протянешь, скоро помрешь», другие: «Совсем выздоровеешь». У меня была сильная контузия.
В первый год это мне облегчило участь, не серьезно вдумываться. И так, сам по себе, я человек оптимистичный. Вокруг видел всякое, люди по-разному переносят беды и ранения.
Когда выписался — поехал к родителям на Украину. Сидел на коляске на берегу Днепра, и что-то на меня так нахлынуло, что всё, больше ничего другого не будет! И крокодильи слезы полились из глаз.
Рыдал навзрыд. Меня это как-то очистило, после уже стал по-другому к жизни относиться. Потом оказался в санатории, а там люди по 15, по 20 лет на колясках.
Я тогда понял, что так тоже жить можно, живут же, жизни радуются и не парятся. Ну и родственники конечно здорово помогли: папа с мамой нянчились со мной, как с ребенком. Не давали унывать.
Госпиталь Бурденко. Москва, 1987 От государства На войне платили солдатские копейки, 7 рублей. Знаете, что это такое по Советским меркам?
Самая маленькая зарплата была у уборщицы и составляла 60 рублей. Солдат получал 7 рублей, но, естественно, его кормили, одевали. У десантников еще так называемые «прыжковые» — 3 рубля за прыжок с парашютом.
Я в учебке три раза прыгал с парашютом — дополнительные 9 рублей получил. С дочерью После войны у всех бывало очень по-разному. Мне в этом смысле повезло: мне часто шли навстречу.
С госпиталей приехал — подарили цветной телевизор, тогда это такая редкость была. Потом мне комсомол машину заменил, вместо запорожца — девятку подарил. Это был маленький городок на Украине, в Ленинград я тогда решил не возвращаться.
Большой город в те времена был абсолютно неприспособлен для колясок. Сидеть нужно было бы дома. В маленьком городке легче: ездишь на коляске, на машине, можно на весь день куда-нибудь уехать.
В советское время пенсии были хорошие. Первое время где-то 2. Разово за тяжелое ранение мне заплатили 300 рублей, — сейчас это было бы 5 МРОТ.
Матери или жены погибших получали разово 1000 рублей — это 15-16 МРОТ. Квартиру давать не спешили. В исполкоме отец её буквально выбивал.
Дали во Фрунзенском районе. В Ленинград я тогда приезжал лечиться и в этой квартире останавливался. Потом познакомился со своей будущей супругой.
Она работала в афганской организации, её попросили прийти помочь мне по дому. Она помогла и на полгода уехал. Потом вернулся, лег в госпиталь.
Она узнала, начала меня навещать и донавещалась. С тех пор мы не расставались. Потом поженились, дочка родилась.
В 90-е годы начался бардак.
Это подтверждают и другие участники Чеченских кампаний. До меня тогда дошло, что здесь специальная военная операция идет и противник — это регулярная армия, а не бандформирования, как это было когда-то на Кавказе, — говорил в интервью 72. RU 42-летний ветеран боевых действий из Тюмени. Бывают разные случаи. Один из ветеранов рассказал, что война затягивает — из-за адреналина Источник: Мария Романова Егор говорит, что тоже оценивал ситуацию с точки зрения того, что происходило на Кавказе, но реальность оказалось абсолютно другой, а боевые действия больше похожи на Великую Отечественную войну.
Пришлось себя перестраивать. Во второй раз мужчина зашел уже с холодной головой и будучи командиром подразделения, помогает перестроиться другим ребятам. По словам нашего собеседника, мобилизация в России началась потому, что нужно срочно было заменить тех, кто находился на СВО с февраля. Дело в том, что у военнослужащих были слишком маленькие перерывы между службой. Егор говорит — тем, кто находится на СВО, положен отпуск в 45 дней и два месяца реабилитации. Но из-за того, что людей не хватало, их отпускали всего на две недели, в которые была включена дорога до дома и обратно.
Человек приезжал в свой город, в свою квартиру, а мысленно был еще в окопах. Адаптироваться к домашней обстановке он мог очень медленно. И не успевал человек проснуться с мыслью, что сейчас ему ничего не угрожает, уже пора было собирать вещи и ехать обратно. И если первый раз мужчина ехал на СВО с чистой головой, то во второй — элементарно в нем появлялся протест, нежелание и даже отчаяние. И те, кто заезжал во второй раз, быстро сдавали психологически. Физические нагрузки можно выдержать почти любые, а психологические — нет.
Тот, кто не смог разгрузить голову, возвращался уже сломленным, а сохранить свою жизнь в таком состоянии намного сложнее. А зачастую просто невозможно. Еще страшнее, когда представления нет никакого, и мобилизованные мужчины не понимают, куда они попали. Егор с грустью говорит о них: «Они думают, это увеселительная прогулка. И когда происходит контраст между тем, что думаешь, и реальностью, происходит слом». Но совсем беда, когда мобилизованные идут на СВО зарабатывать деньги.
Таким людям тяжело объяснить и сложно их перестроить. Другая проблема — резиденты ЧВК «Вагнер». Егор совершенно серьезно считает, что после окончания спецоперации адаптировать таких людей в мирную жизнь будет невозможно. Мало того, что человек отсидел, так еще его и бросили на передовую. И если он выживет и вернется, то в статусе героя, но необратимо травмированного для общества. Но это были те, кто понимал, куда попадет.
Сейчас едут только за деньгами, не понимая, не отдавая себе отчет. Цена этих денег может быть катастрофичной. А ведь кого-то жены отправляют зарабатывать. В госпитале никакие деньги не нужны, — говорит Егор. Здоровыми с военных действий не приходит никто По приходе со спецоперации в первую очередь все пройдут через городские поликлиники. Как я писала выше, здоровыми с военных действий не приходит никто.
Из городских поликлиник многие получат направления в центр восстановительной терапии «Русь», а там окажут квалифицированную психологическую помощь. Второй вариант — это ветеранские организации, которые готовы принимать всех, кто в этом нуждается. Омское отделение Российского Союза ветеранов Афганистана — одна из старейших ветеранских организаций новой формации. Такие сообщества создавались стихийно именно для обоюдной психологической реабилитации. Ветераны лучше прочих могут понять друг друга. Дети могут задать случайный вопрос и вскрыть больную точку ветерана Источник: Мария Романова — «Сколько вы убили?
Может, человек чувствует этот грех и ему надо его закрыть перед Всевышним. Можно исповедоваться, а можно со своими поговорить, — говорит Алексей Мельников. Руководитель говорит, что многие воспринимают ветеранскую организацию как место, куда можно, сбежав от семьи, прийти и выпить лишнюю стопочку. Такого не будет точно. И те, кто таким образом собирается помогать ветеранам, только манипулируют их сознанием и делают еще хуже. Алексей Мельников твердо заявляет — никто не будет приходящим «размазывать сопли по щекам».
Еще один важный постулат, который руководитель советует запомнить нынешним военнослужащим — никто никому ничего не должен. Мы уже сегодня дошли до ситуации, когда они мобилизованные. Вот сидит перед нами 30 человек [мобилизованных], и мы им рассказываем: научитесь выживать. А рядом три человека смеются: «А сколько нам платить будут? И не до всех доходит, и там [на СВО] не до всех дойдет, а работать потом придется со всеми, — говорит ветеран. На нем было принято решение, что организация получит название «Российский союз ветеранов Афганистана и специальных военных операций».
Это будет сделано для того, чтобы могли прийти все, кто вернется с СВО. А тот, кто сочтет нужным, сможет продолжить дело Союза. За помощью обращаться не стыдно. Остаться с проблемами один на один может быть очень мучительно, и от этого могут пострадать ваши близкие.
Вторую лихорадку я переносил уже в ущелье Пандшер.
И так совпало, что у меня лихорадка начинает отходить, но руками еще не двигаю. А чувства прям оголены. И в это время в Москве, летом 1985 года, конкурс молодых балерин. Они танцуют, а изображение плохое, на черно-белом телевизоре. Звука почти нет, но движения получаются такие плавные.
Танцует Кайе Кырб, будущая знаменитая эстонская балерина, она исполняла партию Клеопатры, прощающейся с Цезарем. Я смотрю, как она танцует, и у меня катятся слезы… Я закончил новосибирское военно-политическое училище с отличием в 1971 году, Военно-политическую академию имени В. Ленина в 1980 году. В Афганистан приехал по рапорту, уже будучи замкомандира полка с трехлетним стажем. То есть добровольно, не ждал, когда меня позовут.
Чувство интернационального долга я не испытывал ни в коей мере, я по-другому испугался. А я академию закончил, на Дальнем Востоке прослужил, даже на китайцев смотрел через прицел. Благо, до стрельбы дело не дошло. Этак прослужишь, не дай Бог, не услышав свист пули над головой и уволишься в запас? Только поэтому я поехал в Афганистан.
И то — жене не говорил. Она уже узнала как факт, когда меня вызвали. Хоун 1984 год. Я этого дамского отношения к военной тематике терпеть не могу. Война — это момент истины, когда человек весь пробуется на излом, что он из себя представляет?
В мирной жизни я могу быть знаком с человеком лет 40-50, и не знать, кто он на самом деле. А когда пули свистят — все понятно совершенно. Трусом я не был ни разу, и ни перед кем из бывших сослуживцев, начиная от командиров полков и до солдат, мне никогда стыдно не было. У меня есть второй день рождения — 6 июля. Накануне полковые разведчики решили взять «языка», нас не оповещая.
Мы держали оборону по речке, а они решили спуститься вниз, речку перейти. А у них прибамбас такой был — взять ценного языка и получить красное знамя или еще что-нибудь. В общем, в результате потери были примерно четверо наших — трое «духов». Стали разбираться. Я сказал, что у меня обозначено мое стрелково-пулеметное сооружение — крайнее на фронте нашего полка, а они спустились в километре севернее, за поворотом.
А что они собирались там делать, мне неведомо. Да, говорят, у тебя это на карте неправильно показано. Меня это задело, мягко выражаясь. Мы с ними пошли на место, чтобы увидеть, что у меня на карте все правильно. Пришли на место, сверили, убедились, что все так и есть.
Еще я сплавлялся по речке Ай, которая начинается в Челябинской области. На это ушла где-то неделя. Нас было около 20 человек, но на коляске — я один. Также я один езжу на рыбалку: закидываю коляску в салон, подъезжаю к берегу, достаю коляску, расправляю удочку и рыбачу. Бывает сложно, берега не везде удобные, но это дает ощущение свободы.
Я занимаюсь пауэрлифтингом, хожу в спортзал — накопил денег на абонемент. Я был в Москве на ралли третьей категории. Это когда тебе перед стартом дают карту, где отмечается каждый поворот. За штурвалом сидела жена — говорила, где повернуть направо, а где налево. Тогда я занял первое место по объему двигателя своей машины.
Она на год младше, работает в стоматологии медсестрой. Родители жены не против наших отношений, хотя, мне кажется, любой родитель не одобрит зятя на коляске. Не представляю, чем бы я занимался, если бы не получил ранение. Я долго не мог себя принять, но сейчас уже привык. Раньше я не задумывался, доступная среда или нет, но сейчас я понимаю, что маломобильным гражданам трудновато жить.
Поэтому занимаюсь общественной работой — было бы желание. Многие люди на колясках все время дома сидят, потому что не могут спуститься. А я, например, научился сам по лестнице спускаться — даже однажды ребятам мастер-класс проводил. Закончил среднюю школу в 1995 году без троек и поступил в Читинский медицинский колледж на зубного техника, который тоже благополучно закончил. Были 90-е, и считалось, что если ты не отмазался от армии, значит, с тобой что-то не так.
А я сам пришел в военкомат и сказал, что до 1997 года буду получать профессию, а потом отслужу положенный срок. Меня два года не трогали, а буквально через пару дней после получения диплома призвали в пограничные войска. Я служил в Республике Алтай на китайско-монгольской границе. Я любил службу, честно исполнял свой долг, никаких нареканий не было. Когда я вернулся в деревню, увидел, что люди пьянствуют, кругом разруха, работы нет.
Решил попытать счастье в Чите — пробовал устроиться по специальности, а между делом разгружал вагоны, чтобы заработать. Я оббегал все больницы, но работу так и не нашел. Тогда я подумал: «Что я умею делать? Меня отправили в Таджикистан. О службе по контракту и травме Гражданская война в Таджикистане была с 1992 по 1997 год, поэтому официально боевых действий там уже не велось.
Но была большая проблема с наркотрафиком: если бы не наши пограничники, всю страну завалили бы наркотиками, а к власти пришел бы «Талибан». Там была очень серьезная террористическая сила, и сдерживать ее приходилось 201-й дивизии и пограничным войскам. Вся эта местная оппозиция была как пороховая бочка. Я хотел попасть в пограничные войска, но тогда к этой службе мой допуск уже пропал. Мне предложили послужить в 201-й дивизии, пока будут проверять документы.
Это был артиллерийский дивизион в Душанбе, и там я служил на должности командира отделения и вычислителя самоходно-артиллерийской батареи: с точек мне передавали данные, я их быстро обрабатывал и передавал координаты на орудия. Нас постоянно держали в боевом тонусе: проводили учения 2—3 раза в год, вызывали на прикрытие какого-нибудь участка границы. Чувствовалась напряженность, мы всегда ждали удара исподтишка, тем более что нашей главной задачей было не допустить боевые столкновения. Я отслужил так год, в пограничной службе уже проверяли мои документы, и тут случился теракт в США — нападение на башни-близнецы. Нас отправили на учения, и я, отрабатывая нормативы, сильно ударился лопаткой.
Ну поболело и перестало. И где-то через месяц после окончания учений у меня начались осложнения — была температура под 40 постоянно, никто ничего не мог понять. Меня перевели в Бурденко, когда уже отказали ноги. Там мне сделали срочную внеплановую операцию, еле спасли. Выяснилось, что из-за ушиба лопатки образовался гной, который оттуда ушел в позвоночник, и у меня начал гноиться спинной мозг.
Это очень тяжелый диагноз, и все врачи сходились на том, что у меня со временем откажут и руки. Мне было очень плохо, я был в ужасной истерике. Со мной в палате лежал офицер, участник афганской войны, который разбился на мотоцикле уже на гражданке. Он сказал такие слова: «Федор, ты русский солдат, а русские солдаты никогда не сдаются. Надо быть сильным духом, только ты сам сможешь себя поднять».
И тогда я дал себе слово, что восстановлюсь. Когда приехала мама, я увидел, что она постарела лет на 20, и я решил никогда в жизни больше ее не расстраивать. Тогда мне было 23 года. О возвращении к жизни Целый год я лежал по госпиталям, а когда меня выписали, я не поехал обратно в Читинскую область. Там нет никакого лечения, а до областного центра — тысяча километров.
Мы все продали и поселились в Тверской области — поближе к Москве, чтобы хотя бы раз в год приезжать на реабилитацию. Находясь в инвалидной коляске, я мотался по реабилитационным центрам и в одном из них познакомился с ребятами-паралимпийцами. Я подумал, надо что-то делать, — не сидеть же целыми днями в квартире, плакать и водку пить. Спорт в маленьких городках и сейчас не развивается, а тогда это было вообще дико, что спортсмен-инвалид где-то выступает. Я находил деньги, за свой счет ездил на соревнования — не дальше Москвы, конечно.
Потом потихоньку стал и в Белоруссию ездить. Когда в 2004 году паралимпийцы разорвали всех на Олимпиаде, а основная сборная опозорилась, все повернулись лицом к нам и стали помогать. В области тоже образовалась сборная. С тех пор я стал регулярно ездить на соревнования и достиг того, что по легкой атлетике выиграл в Сочи серебро на Летних всероссийских соревнованиях. Потом стал заниматься греблей у нас в Твери на Волге и через несколько месяцев завоевал серебряную медаль на Кубке страны в Казани.
Был факелоносцем эстафеты паралимпийского огня Сочи-2014. Я очень стремился попасть в паралимпийскую сборную, но не получилось, так как регион не очень поддерживал наш маленький городок. Когда секцию гребли закрыли, я начал заниматься танцами на колясках. В области у нас это направление не развито, но мы тоже начали ездить и выступать чемпионат России, Кубок континентов. Фонд «Память поколений» помог мне приобрести танцевальную коляску.
Огромное спасибо Екатерине, Надежде и Наталье — они золотые люди. Мечта о небе меня не покидала.
Афганцы: «Никто про нас не вспоминает и никому мы не нужны»
В отличие от большинства россиян пенсионного возраста, некоторые участники боевых действий в афганской войне имеют право на получение сразу 2 пенсий: военной и страховой. — Самая хорошая награда для всех участников боевых действий – это вернуться с войны живым. Ухтинская организация ветеранов войны в Афганистане стала первой в Советском Союзе.
Какие льготы положены воинам-афганцам
Солдаты афганской войны | В Ижевске 25 декабря ветераны афганской войны, а также матери и жёны погибших по традиции собираются на панихиду в соборе Святого Александра Невского. |
Кто воевал, имеет право: «Афганцам» не докладывают льгот | Свежие новости. Все участники боевых действий в Афганистане. |
«Мы были максималистами»: ветераны боевых действий о войне и гражданской жизни | Афганская война, которая продолжалась с 1979 по 1989 год, стала испытанием для Советской Армии, выдержать которое удалось благодаря мужеству и преданности своей Родине каждого солдата. |
В Севастополе вспоминали участников афганской войны | Ветеран войны в Афганистане какая сволочь придумала вбд идите и воюйте сами а главное мне с 2000 не выплачивают деньги за коммуналку и концов не найти пора менять чинуш и возвращать СССР. |
Ветеран об СВО: «Во время войны в Афганистане к солдатам гуманитарку не возили» | Ветеран афганской войны пригрозил Киркорову после ролика о десантнике. |
Память возвращает в Афганистан...
Анатолий Сураев, участник боевых действий в Афганистане: «Полк находился в Синдаде, а батареи находились в Газни и Кандагаре. 170 участников афганской войны, из них 32 стали инвалидами. Сейчас на Украине идёт та же самая война – за независимость нашей Родины. Наши солдаты с оружием в руках с честью защищают интересы нашего государства, мирный труд нашего народа, потому что вся Европа ополчилась, более 50 стран участвуют и оказывают помощь Украине.
«Мы были максималистами»: ветераны боевых действий о войне и гражданской жизни
Это же совершенно другой опыт. Интересно было, что там, за «железным занавесом». Хотелось все попробовать, узнать "на зуб", как ребенок. Не помешал "исследованию" ни юный возраст 18 лет , ни псориаз.
Прямо перед отъездом, в 1985 году, юноша покрылся проявлениями болезни почти полностью. Но на итоговой комиссии врач пропустил со словами: «Приедешь туда — через три дня будешь чистенький». Владислав Павлюков.
Владислава определили в Кабул, в воздушно-десантные войска. Владислав Павлюков, ветеран афганской войны, бизнесмен: Когда мы вышли из самолета, увидели гору. Оказалось, это было стрельбище.
Но первым, что сбило с ног, была температура. И это в апреле. Иногда в ручей падали, чтобы охладиться.
А там трупы животных. Прибывших снова обучали. Правда, афганские «уроки войны» оказались в разы сложнее, чем союзные.
Владислав Павлюков, ветеран афганской войны, бизнесмен: Дома мы выстрелили от силы по 30 патронов. Ну, кинули по паре гранат.
Процесс трудоемкий и, конечно, затратный с учетом иностранных комплектующих. Причем менять их надо каждые два-три года. Без благотворительного фонда помощи ветеранам боевых действий «Память поколений» Александру было бы сложно найти почти два миллиона рублей на очередные новые протезы. В декабре прошлого года телеканал «Звезда» поддержал денежный сбор, рассказав историю ветерана. Мужчина и не ожидал, что репортаж о нем вызовет такой широкий отклик. Поэтому, когда они узнали, что беда со мной такая случилась 23 года назад, многие были в шоке», - рассказал Александр Кувшинов.
Афганистан, 1987 год. Старший лейтенант Кувшинов - в составе сопровождающих колонну военной техники, машина подорвалась на управляемом фугасе. Тяжелейшая минно-взрывная травма - ампутация обеих голеней.
Я очень обрадовался: Ил-76 — это хороший самолет, любимая техника, работа тоже была любимая, интересная. В июле 1995 года меня в составе экипажа командировали в ОАЭ. С экипажем мы летали в Кандагар Афганистан , возили народно-хозяйственные грузы. Однажды нам предложили выполнить из Албании в Кабул Афганистан три рейса с патронами — они разрешены для перевозки гражданскими воздушными судами, потому что считаются не оружием, а амуницией.
К тому же существовал договор между Албанией и Афганистаном на перевозку партии стрелкового оружия и боеприпасов. Плен и жизнь среди талибов Первые два рейса прошли благополучно. У нас был сопровождающий афганец, но, когда мы планировали третий рейс, он не пришел к вылету. Мы позвонили в офис, сказали об этом, но нам передали, что надо лететь. Мы немножко занервничали, появилось нехорошее предчувствие. На подлете к Кандагару мы были, как всегда, спокойны, тем более что боевых действий там не велось. И в это время мы заметили истребитель, пилот которого связался с нами и сказал, что есть приказ сесть в Кандагаре на досмотр груза.
Мы отказались, и нам ответили, что в противном случае откроют огонь, будут нас сбивать. Двух летчиков из Кандагара, один из которых вынудил нас сесть, мы прекрасно знали, потому что сделали туда более 20 рейсов. Они все учились в Советском Союзе, знали русский язык. Обычно мы говорили на всякие свои, летные темы, а еще про жизнь — пока выгрузка идет. Летчика, который заставил нас сесть, мы не осуждаем, потому что он выполнял приказ, к тому же у него была многодетная семья. Нам пришлось сесть, а внизу уже собрали всех местных — это была запланированная акция. Нам приказали открыть грузовой отсек.
Мы без задней мысли открыли — и на нас ринулась толпа и начала по стремянке лезть на самолет. Мы стали отталкивать их, пинать, но людей было очень много. В первый день мы ночевали в самолете. На второй у нас отобрали ключи, закрыли дверь, сказали спать под крылом и принесли армейские койки. На третий день прилетели журналисты из Пакистана. Они фотографировали груз, ящики с патронами, чтобы показать: мол, вмешиваются во внутренние дела Афганистана. Пока они фотографировали, мы поговорили с пакистанским командиром воздушного судна.
Он сказал, что нам ничто не угрожает, потому что документы на груз в порядке: «Вас отпустят, а что с грузом и самолетом — не знаю». Затем нас увезли в город, поместили в место, похожее на хозяйственный блок, с оградой выше двух метров. Сказали, что мы там будем жить. Там был только бетонный пол. Мы подмели, нашли в другом сарайчике рулоны защитного цвета видимо, с войны остались , постелили их на пол и начали жить. Нас кормили. Утром — чай с лепешкой, на обед — наверное, похлебка на бараньем жиру зеленого цвета и очень жирная — мы называли ее «тростник».
После такого питания у многих из нас испортилось пищеварение. Вечером был снова чай с лепешкой, а также кусочек мяса, ну образно говоря — «мясо». Мы не обижались на такое питание — они и сами так ели. Потихоньку мы начали понимать, что влипли в плохую историю. Но была надежда, что нас освободят. Начали приезжать дипломаты. Он не сказал ничего оптимистичного, потому что страну знал.
Также приезжал советник при президенте Татарстана Тимур Акулов — за год он был у нас более 10 раз. Говорил, что переговоры с «Талибаном» ведутся. Но чувствовалось, что переговоры ведутся тяжеловато, Восток — дело тонкое. Без вести пропавших за все время Афганской войны они называли число в 60 тысяч человек найти и вернуть. Они считали, что это должна сделать Россия. Вернуть заключенных афганцев из российских тюрем — они думали, что у нас они были. И третье — не оказывать помощь центральному правительству.
Это были невыполнимые требования. После нашего пленения о движении «Талибан» узнал весь мир — на мой взгляд, именно поэтому нас держали так долго. К ним начали приезжать разные делегации, даже американцы. Была представительница Госдепа, женщина, пыталась договориться, чтобы нас освободили. Тонкости дипломатической работы мы не знали, но думаю, много кто пытался нас освободить. Тем не менее надежда таяла с каждым днем. Впервые чувство безысходности появилось, когда нас обещали обязательно освободить под Новый год, но так никто и не приехал.
Нас не били, не унижали, все было цивильно. У нас был переводчик, через которого мы передавали свои требования и просьбы руководству «Талибана». Всегда заходил тихо-тихо, специально подкрадывался, подслушивал. Еще у нас был куратор — афганец-мулла, очень грамотный, исламский университет закончил, английский знал хорошо. Он приносил нам религиозную литературу на русском языке, но не заставлял читать. Еще к нам просто так приходил грозный, здоровый афганец по имени Али-Хан. У него мы спрашивали, когда нас отпустят, а он говорил, что на все воля Аллаха.
Еще к нам часто привозили «на экскурсию» людей из провинций. Нас выстраивали в ряд, заводили этих людей, они смотрели на нас. Постепенно мы к этому даже привыкли. О попытках побега Однажды нам предложили работать на «Талибан» — возить топливо по стране. Мы отказались. Когда к нам в очередной раз приехал Акулов, мы рассказали ему об этом, и он ответил, что наш отказ был большой глупостью, потому что такая работа могла дать шанс вырваться. В какой-то момент мы начали давить на то, что надо обслуживать самолет, на котором мы прилетели.
Мы говорили, что независимо от того, оставите вы самолет себе или отдадите, для того чтобы он был в исправном состоянии, ему необходимо техническое обслуживание. Талибы приняли это к сведению, и через некоторое время наших техников повезли на обслуживание самолета. Потом мы объяснили, что у летчиков тоже есть свои функции, и однажды допустили к самолету нас всех — тогда мы уже серьезно обговаривали побег. После техобслуживания мы запустили двигатели и начали руление, но в процессе руления услышали громкий хлопок. Мы остановились, техники вышли из самолета и сказали, что одно основное колесо у нас лопнуло.
Но признаётся, что в 1990-е моральное состояние афганцев было очень подавленным. Такая атмосфера была тогда в обществе, мы вообще стеснялись признаваться, что мы в Афганистане служили.
Нам говорили: «А мы вас не посылали! У всех по-разному сложилась жизнь. Гранатометный взвод Источник: Ринат Файзрахманов Материальное поощрение воинов-афганцев во все последующие десятилетия было весьма скромным. Как рассказывает Файзрахманов, после окончания войны участникам боевых действий, не получившим ранения, не полагалось вообще ничего. За награды денежного вознаграждения не давали. С 1983 года травмированным солдатам бесплатно предоставляли только санаторно-курортное лечение. Нас, инвалидов, еще как-то более-менее удостоили льгот.
А тем, кто вернулся без ранений, просто сделали 50-процентную скидку на коммунальные услуги. Не так давно только начали выплачивать около трех тысяч в месяц всем участникам боевых действий. Да еще Законодательное собрание края приняло закон о 15-процентном субсидировании жилищного строительства. Я по этой программе дом для дочки построил, — рассказывает Ринат. Оценку спецоперации, которую Россия сейчас проводит на Украине, ветеран Афгана давать не хочет. Однако признаётся, что беспокоится за ребят, которые участвуют в боевых действиях. Но история сложилась так, что мы оказались туда напрасно посланными и никто за нас отвечать не хотел.
Я боюсь говорить, но всё равно скажу... СВО всё равно когда-то закончится. И смена власти когда-нибудь произойдет. Не получится ли так, что новое поколение власти скажет этим пацанам, которые сейчас выполняют приказ: «Это не мы вас туда посылали, и живите, как хотите! Ринат Файзрахманов с афганским военным Источник: Ринат Файзрахманов В марте 2022 года участников спецоперации федеральным законом наделили статусом ветеранов боевых действий. Благодаря этому бойцы, участвующие в СВО, получат ряд льгот и ежемесячную выплату. На сегодняшний день она составляет 3481 рубль 85 копеек.
По мнению Файзрахманова, для солдат, которые выполняют приказ с риском для собственных жизней, этого недостаточно. Если почитать этот закон, там всё, во-первых, устарело и практически невозможно пользоваться им. Вот меня как инвалида какие-то пункты еще касаются, а участникам боевых действий вообще мало что светит. Они вернутся, попробуют пожить на эти льготы и сами всё увидят, — говорит ветеран Афганской войны. Несмотря на то что опытный афганец не боится выступить с критикой отдельных решений, в целом он поддерживает государственную политику и как опытный воин уверен: приказ есть приказ, его нужно выполнять, а обсуждать — не дело рядовых граждан. Тут и солдат Суворова можно очернить, которые брали Альпы и били французов. И даже участников Великой Отечественной войны можно очернить.
Вот они дошли до границы Бреста, освободили Советский Союз, а чего они дальше в Европу пошли?
Ветераны Афганистана и Чечни – о своем боевом опыте и жизни сегодня
Однако регулярные усиления и нападения отдельных радикальных групп в итоге втянули СССР в эту войну. За годы конфликта через Афганистан прошли более 600 тысяч наших солдат, 4 тысячи из которых жители Рязанской области. Вот Олег Кузнецов, мой земляк, в одном взводе служили. Игорь Штопоров тоже служили в одной роте, но в другом взводе. Мы в третьем взводе служили, а он в четвёртом служил.
До сих пор с ними общаемся, встречаемся. Эти кадры тогда облетели весь мир, а его слова: «За мной ни одного советского солдата, офицера, прапорщика нет», стали крылатыми.
Я видел, как гибли люди: кто-то попадал под обстрелы, другие подрывались на минах и растяжках. Самое тяжелое личное воспоминание, когда я получил пулевое ранение. Мы ехали из кишлака Махмуд Раки на базу небольшой колонной, нас обстреляли, двое были ранены. Когда поехали обратно, нас опять обстреляли. Получил ранение в голову. Врач сказал, что повезло, потому что пуля прошла через челюсть, в четырех сантиметрах от сонной артерии, и вышла возле уха.
За эту военную операцию я получил орден Красной Звезды. После этого меня отправили в госпиталь, где я пролежал четыре месяца, затем был комиссован по непригодности в августе 1981 года. Всего я провел на войне год и три месяца. Пока я лежал в госпитале, пришло осознание того, что нахожусь в мирной жизни. Там мы играли в домино и карты, читали книги, а от нечего делать брали трубочки от капельниц и делали из них чертиков. Каждый, кто лежал в госпитале, научился делать этих чертиков, они потом по всей стране "гуляли". Фото: личный архив Александра Антонова Но все же, возвратившись домой, я какое-то время видел тяжелые сны про Афганистан, фактически заново переживал события, отчего потом просыпался. Не хотелось снова попасть в эти ситуации, еще часто снилось, что в армию опять призывают.
Перенастроиться на мирную жизнь помогла семья: через год после войны я женился, потом родились дети. Сейчас они уже взрослые: сыну 35 лет, а дочери 32 года. Про военное прошлое я им особо не рассказываю, но и они не спрашивают, хотя знают, что я служил. По специальности я автокрановщик, но после войны устроился работать шофером. Когда началась перестройка, работать в этой сфере было тяжело, и я ушел в предпринимательство, занялся торговлей. Там армейский опыт мне очень помог. В армии ведь как: задачу поставили, а каким образом ее выполнять — не волнует. Ты должен ее выполнить.
Такой подход и в работе очень эффективен Плюс физическая форма после армии у меня была хорошая, это позволяло поддерживать организм в отличной форме, было легко работать. Еще одно увлечение в моей жизни — поэзия. Я со школы, класса с девятого, пишу стихи и немного пою. В Афганистане тоже писал. Поэзия — это душа человека, она не дает унывать. А песня всегда помогает пережить какие-то сложные моменты: в армии мы часто собирались вечерами и пели песни под гитару. Одна из любимых: "Мы выходим на рассвете, над Баграмом дует ветер, поднимая наши флаги до небес…" Песни вспоминаем и теперь, уже с бывшими сослуживцами, когда встречаемся по праздникам. С некоторыми из них общаемся каждый день.
В разговорах плохое стараемся не вспоминать, в основном говорим о хорошем, где можно посмеяться. Гораздо важнее думать о текущей жизни, заниматься молодым поколением. У нас, например, в ближайшей школе есть "Юнармия" Всероссийское военно-патриотическое общественное движение — прим. Другой мой товарищ из Афганистана является командиром этого отряда. Мы детям передаем знания, участвуем в различных мероприятиях и помогаем собирать финансы на форму, например. Сейчас я войну вспоминаю редко, уже многие события и фамилии сослуживцев забываешь. У меня сейчас главное — внук! Надеюсь, будут еще.
Самое важное, чтобы дети и внуки были здоровы, чтобы не повторялись такие конфликты, в которых мы участвовали. Игорь Н. Первая и вторая чеченские войны 1994—1996 гг. Армию я начал проходить с 14 лет, когда поступил в суворовское училище. Затем закончил высшее общевойсковое командное училище и ушел на службу в Московскую область. Позже присоединился к департаменту по борьбе с терроризмом. Так, в 25 лет в составе спецподразделения я впервые попал в горячую точку.
Бюрократические препоны возникли из-за необычной судьбы бывшего советского солдата — она поставила в тупик военную комиссию ЦВО, которая присваивает данный статус. В конечном итоге Анисимову при поддержке неравнодушных ветеранов Афганистана удалось доказать свою правоту. Удостоверение ему должны вручить в ближайшее время. Как уже рассказывал RT, уроженец небольшого села Туарма Самарской области был призван в советскую армию вместе с братом-близнецом осенью 1980 года. Летом следующего года их отправили служить в Афганистан, где уже полтора года СССР оказывал вооружённую поддержку местным властям. В сентябре 1981 года под Кабулом при нападении на блокпост Анисимов попал в плен. За несколько дней до меня у них был таджик, тоже наш пленный, — его расстреляли, а меня почему-то не стали. Через несколько недель меня увели в Пакистан. Там дважды удавалось сбежать из плена. Второй раз смог пробраться в Афганистан, но меня поймали, снова повезли в Пакистан на ишаке и в этот раз уже отдали в штаб душманов. После этого были тюрьмы в Пакистане. В общей сложности я провёл в плену у моджахедов около года», — вспоминал в беседе с RT Анисимов. В итоге нашли своеобразный компромисс: ребята должны были провести два года под надзором в дисциплинарном подразделении и потом вернуться домой.
После приезда домой на первых порах немного раздражает синдром незащищенности. В армии у тебя всегда есть с собой оружие. Не обязательно, что прямо сейчас его нужно будет использовать, но ты знаешь, что в случае чего сможешь защититься от нападения врага. В мирной жизни на улице приходится ходить безоружным, и из-за этого чувствуешь себя незащищенным. К счастью, это довольно быстро проходит. Гораздо больнее осознавать, что рядом с тобой больше нет боевых товарищей. Из-за этого некоторые солдаты и офицеры через некоторое время после увольнения пытались вернуться в свою часть. Для обычных людей это может показаться странным, но на войне больше справедливости, чем в мирное время. Там дружба подтверждается действиями, выравнивается грань между начальником и подчиненным, отношения становятся более человеческими. Первый, про который мы уже говорили: пополнение участвовавших в боях частей, как в Афганистане. В этом случае мы говорим про регулярную часть со знаменем, историей, традициями. Приходившие на пополнение вливались в строй, а сослуживцы передавали им опыт. Второй вариант: часть формируется с нуля полностью из новобранцев. Они могут быть хорошо подготовлены, особенно если у них есть опыт в боевых действиях, но преемственности в таком случае не будет. Первая и главная ошибка — продолжение обучения по военно-учетной специальности, к которой резервист профессионально непригоден. Даже если он подходит по здоровью, хороший командир и руководитель занятий при подготовке смогут определить, правильно ли оставлять бойца на этой должности. Я считаю, что в этом вопросе нужно реагировать более гибко. Военно-учетная специальность должна соответствовать знаниям, возможностям и характеру резервиста. Вторая ошибка: недооценка противника. Она причинила нам немало бед в начальном периоде специальной военной операции на Украине. Уставы у нас остались прежними, а вот характер военных действий изменился. Война стала очаговой, где все упирается в оборону каких-либо населенных пунктов. Это другая тактика, здесь личная профессиональная подготовка и умение действовать в стрессовой ситуации ценятся гораздо выше, чем на фронте. Третья ошибка: привлечение к обучению резервистов преподавателей без способностей и опыта военных действий. Недостаточно выбрать случайного офицера и поставить его обучать призывников. Как может не участвовавший на войне офицер рассказывать о том, как правильно воевать? Зачем солдатам методист? Я считаю неправильным не привлекать к обучению новобранцев ветеранов боевых действий. В России много командиров рот, взводов, батальонов, служивших в Афганистане или Чечне. Так пусть они проводят беседы с солдатами и выполняют воспитательную роль! Я уже в возрасте, но все же состою в «Боевом братстве». Это общероссийская некоммерческая организация ветеранов военных конфликтов. У меня громаднейший опыт ведения боевых действий в городе. Многие мои друзья в отставке, они много знают и готовы передать опыт молодым бойцам, но про них почему-то даже не вспомнили. Если бы мне или моим товарищам сказали приехать, то мы были бы готовы находиться в учебном центре столько, сколько необходимо. Будем в свободное время рассказывать молодым о том, что действительно необходимо на войне. В армии много мелочей: как подгонять обмундирование, на что обращать особое внимание.
Участники боевых действий: "Афганистан - самое светлое, что было за годы службы"
Дело в том, что еще, пожалуй, со времен Александра Македонского афганцы роют подземные туннели-водоводы, или, как их называют, кяризы. В этой знойной, высушенной солнцем стране выжить можно только за счет грунтовых вод.
Хочешь видеть только хорошие новости? Вернуться в обычную ленту? Предполагалось, что это будет молниеносная операция помощи дружественному режиму, однако война растянулась на десять лет. Ее называют одной из причин развала Советского Союза; через Кабул, Кандагар, Пули-Хумри, Панджшерское ущелье прошли около ста тысяч советских солдат, от 15 до 26 тысяч погибли. К годовщине начала ввода войск «Лента. Во время встреч на различных мероприятиях с ребятами, прошедшими дорогами Афгана, услышав в ответ на вопрос «Где служил? Вот такое мнение бытовало в ограниченном контингенте о нашем «бессмертном» рухинском гарнизоне!
Полк вошел в историю афганской войны как часть, понесшая самые большие потери в Панджшерской операции весной 1984 года. Наша часть несмотря на то что находилась вдалеке от взора командования 108 МСД, и награды зачастую просто по какой-то нелепой сложившейся традиции с трудом доставались личному составу полка тем не менее дала стране реальных героев Советского Союза В. Гринчака и А. Невзирая на условия, в которых жил полк, мы честно выполняли свой долг. Пусть это звучит немного пафосно, но это так. Более 40 градусов по Цельсию в расположении парка боевой техники. Фото: В. Попытаюсь доступным языком объяснить, что за устройства использовали моджахеды в этой необъявленной десятилетней войне.
Как мне рассказывали наши полковые саперы, многие мины итальянского производства были пневматического действия — то есть проезжала одна машина по мине, мина, соответственно, получала один уровень подкачки, затем вторая — еще один уровень, а вот третья или, скажем, шестая машина в колонне попадала под срабатывание взрывного механизма мины. Иначе говоря, механизм приводился в действие вот этим так называемым «подкачиванием», происходившим за счет нажатия колеса гусеницы нашей техники, и когда уровень доходил до критической точки — происходил взрыв. Соответственно, когда в колонне, где до начала движения щупом был проверен каждый метр маршрута, происходил подрыв, это вызывало удивление и множество вопросов к саперам. Именно минная война принесла нам в Афганистане большое количество изувеченных ребят, особенно в Панджшерском ущелье. Жара, пыль, болезни. У меня было осколочное ранение в голову и в ногу. Плюс к этому был тиф, паратиф, малярия и какая-то лихорадка. И гепатит.
Болели гепатитом многие, процентов 90, если не больше. Меня после распределения в 1982 году направили в Германию. Там я прослужил год и восемь месяцев, еще не женился к тому времени. Пришла разнарядка в Афганистан, меня вызвал командир и говорит: «Ты у нас единственный в батальоне холостой, неженатый. Как смотришь на это? Он отвечает: «Тогда пиши рапорт». Я написал рапорт и поехал. Various types of Soviet military helicopters, including a Mi-24 gunship, background center, are parked outside Kabul Airport, April 22, 1988.
An estimated 115,000 Soviet troops still remain in Afghanistan but they will begin leaving May 15 under a U. Там я попал в рембат командиром ремонтно-восстановительного взвода. Скажешь, непыльная работа? Ну, а кто же технику с поля боя эвакуировал? И отстреливаться приходилось, конечно, не раз. Я вспоминаю это время очень тепло, несмотря на все неприятности и трудности. У нас там люди разделились на тварей и нормальных — но это, наверное, всегда так бывает. Вот, например, в 1986 году я получил направление в Забайкалье.
Должен был в Венгрию ехать, но ротный мне всю жизнь испортил, перечеркнул, перековеркал. К нам должен был начальник тыла приехать с инспекцией, и у нас решили в бане закопать треть от большой железнодорожной цистерны под нефть. А я в этот день как раз сменился с наряда, где-то часов в шесть. Вечернее построение, и ротный говорит Мироненко и еще одному парню: «Давайте быстро в баню». Баня — это большая вырытая в земле яма, обложенная снарядными ящиками, заштукатуренная, приведенная в порядок. Там стояла здоровая чугунная труба — «поларис», как мы ее называли, в которую капала солярка, и она разогревалась добела. Она была обложена галькой. И там все парились.
До того момента, как привезли эту цистерну, в холодную воду ныряли в резервный резиновый резервуар, двадцатипятикубовый. И тут комбату приспичило закопать цистерну, чтобы прямо не выходя из бани можно было купаться в холодненькой. Все сделали, но у ротного появилась идея скрутить по ее краю трубу, наделать в ней дырок, чтобы фонтанчики были, и обеспечить таким образом подачу воды. Чтобы идиллия была — показать начальству: глядите, у нас все хорошо! Но по времени это сделать не успевали. Ребята неделю этим занимались, практически не спали. А Мироненко, сварщик, был в моем взводе. На построении он из строя выходит ко мне и говорит: «Товарищ лейтенант, дайте мне хоть поспать, меня клинит!
А ну в баню, заканчивай все давай! Przygotowania do wycofania oddzialow z Afganistanu, po 9 latach militarnej obecnosci sowieckiej w tym kraju. The withdrawal of Soviet troops from Afghanistan. The preparations to the Soviet military withdrawing from Afghanistan, ending nine years of Soviet presence in the country.. В этот момент его напарник, почувствовавший запах ацетилена от автогена, кричит ему туда: «Мирон, ты чего там делаешь, уснул? Ты не спи, я пойду баллон кислородный поменяю». И не перекрыл ацетилен.
Вначале Валерия Александровича готовили в части в Чучкове, затем в Узбекистане. И после нескольких месяцев подготовки молодой призывник пересёк границу. Наш взвод был более 20 человек. Мы выдвигались в зону боевых действий, где проходили караваны душманов. Делали засады, обкладывали их минами и работали. Валерий Кучумов, ветеран войны в Афганистане. Война в Афганистане вошла в историю, как самый продолжительный локальный конфликт.
Мужчина отправился на спецоперацию добровольцем и погиб при выполнении поставленных задач. Об этом сообщают родственники и близкие погибшего. Мужчина героически погиб при выполнении поставленных задач во время спецоперации. Воевал в легендарной 9-й роте 345-го гвардейского парашютного-десантного полка ВДВ. В 1983-1985 годах участвовал в боях с моджахедами за Панджшерское ущелье.
Ветеран Афганской войны из Чувашии погиб в бою против националистов
Ветераны Афганистана и Чечни рассказывают о своем военном опыте, рождении новых ценностей и жизни после службы. К 35—летию вывода войск из Афганистана в некоторых регионах России участникам тех событий выплатят дополнительную сумму. 15 февраля 1989 года завершился вывод ограниченного контингента советских войск из Афганистана.
«Людей там растирали в пыль». Истории алтайских ветеранов Афгана
Кроме того, автор и исполнитель Алексей Максименко выступил перед гостями с поэмой «Внуки Теркина», в основу которой легли личные воспоминания ветерана о войне в Афганистане. В Ижевске 25 декабря ветераны афганской войны, а также матери и жёны погибших по традиции собираются на панихиду в соборе Святого Александра Невского. Участники афганской войны рассказали о своем опыте в проведении спецопераций, подвигах солдат из Чеченской Республики, тяготах многолетней войны, которые они преодолевали в борьбе против международного терроризма.
Кудымкарские ветераны афганской войны получили памятные медали
Необходимо решить этот вопрос. Мы не должны жалеть деньги на этих людей, они нуждаются в особой поддержке государства. Они рисковали жизнью в определенный период времени, погибали, получали ранения и увечья ради того, чтобы наша родина жила», — отметил Швыткин. Статус ветерана боевых действий в Афганистане, согласно статье 3 Федерального закона «О ветеранах» имеют как военные, принимавшие участие в конфликте включая сотрудников силовых ведомств и тех, кто доставлял грузы , так и гражданские лица, обслуживавшие воинские части и получившие в связи с этим ранения, контузии или увечья, либо награжденные государственными наградами, а также направлявшиеся в страну для работы в период боевых действий. Льготы этих категорий отличаются. Медицинские льготы Меры господдержки участников боевых действий в Афганистане отражены в законах «О ветеранах» и «О государственной социальной помощи».
Согласно им, воины-интернационалисты: могут продолжать обслуживаться в ведомственных медицинских учреждениях, где они лечились, будучи на военной службе; обслуживаются вне очереди в поликлиниках, больницах, госпиталях ветеранов войн, находящихся в федеральном подчинении; бесплатно обеспечиваются протезами кроме зубных или им компенсируют полностью их стоимость, если они приобрели их самостоятельно; могут бесплатно по рецепту получать лекарства и медицинские изделия; брать путевки в санаторий сроком на 18 дней при наличии заболеваний ; компенсировать затраты на дорогу до санатория и обратно.
Когда ветеран афганской войны поинтересовался, сможет ли он получить выплаты, которые должны были начисляться в течение прошедших 8 лет, ему ответили отрицательно. Владимир Ульянов обратился в нашу редакцию, чтобы привлечь внимание к своей проблеме. Он также рассказал, что готовит иск в суд. Был ракетчиком и участвовал в выводе советских войск из Афганистана. Уже под самый конец войны я подорвался на мине и потерял память. Супруге даже приходилось диктовать мне мою биографию. Я имел военную пенсию от министерства обороны.
Мне сказали, что если наработаю определенный стаж, то буду получать вторую, гражданскую. О возрасте ее начисления мне тогда не сказали. Поэтому я решил наработать стаж и добросовестно трудился. В 2019 году подняли пенсионный возраст. Я подумал, что теперь должен уходить на пенсию не в 60 лет, а 63 года. До наступления 60-летнего возраста в ноябре 2020 года я обратился в пенсионный фонд и сообщил, что являюсь инвалидом войны. Хотел узнать, есть ли у меня какие-то льготы для того, чтобы раньше уйти на пенсию. Мне ответили, что никаких льгот я не имею и мне нужно работать до 63 лет, потому что у меня мало трудового стажа.
На тот момент у меня было 38 лет и 9 месяцев, а нужно было 40 лет стажа, чтобы уйти на пенсию.
Меня отправили в Таджикистан. О службе по контракту и травме Гражданская война в Таджикистане была с 1992 по 1997 год, поэтому официально боевых действий там уже не велось. Но была большая проблема с наркотрафиком: если бы не наши пограничники, всю страну завалили бы наркотиками, а к власти пришел бы «Талибан». Там была очень серьезная террористическая сила, и сдерживать ее приходилось 201-й дивизии и пограничным войскам. Вся эта местная оппозиция была как пороховая бочка.
Я хотел попасть в пограничные войска, но тогда к этой службе мой допуск уже пропал. Мне предложили послужить в 201-й дивизии, пока будут проверять документы. Это был артиллерийский дивизион в Душанбе, и там я служил на должности командира отделения и вычислителя самоходно-артиллерийской батареи: с точек мне передавали данные, я их быстро обрабатывал и передавал координаты на орудия. Нас постоянно держали в боевом тонусе: проводили учения 2—3 раза в год, вызывали на прикрытие какого-нибудь участка границы. Чувствовалась напряженность, мы всегда ждали удара исподтишка, тем более что нашей главной задачей было не допустить боевые столкновения. Я отслужил так год, в пограничной службе уже проверяли мои документы, и тут случился теракт в США — нападение на башни-близнецы.
Нас отправили на учения, и я, отрабатывая нормативы, сильно ударился лопаткой. Ну поболело и перестало. И где-то через месяц после окончания учений у меня начались осложнения — была температура под 40 постоянно, никто ничего не мог понять. Меня перевели в Бурденко, когда уже отказали ноги. Там мне сделали срочную внеплановую операцию, еле спасли. Выяснилось, что из-за ушиба лопатки образовался гной, который оттуда ушел в позвоночник, и у меня начал гноиться спинной мозг.
Это очень тяжелый диагноз, и все врачи сходились на том, что у меня со временем откажут и руки. Мне было очень плохо, я был в ужасной истерике. Со мной в палате лежал офицер, участник афганской войны, который разбился на мотоцикле уже на гражданке. Он сказал такие слова: «Федор, ты русский солдат, а русские солдаты никогда не сдаются. Надо быть сильным духом, только ты сам сможешь себя поднять». И тогда я дал себе слово, что восстановлюсь.
Когда приехала мама, я увидел, что она постарела лет на 20, и я решил никогда в жизни больше ее не расстраивать. Тогда мне было 23 года. О возвращении к жизни Целый год я лежал по госпиталям, а когда меня выписали, я не поехал обратно в Читинскую область. Там нет никакого лечения, а до областного центра — тысяча километров. Мы все продали и поселились в Тверской области — поближе к Москве, чтобы хотя бы раз в год приезжать на реабилитацию. Находясь в инвалидной коляске, я мотался по реабилитационным центрам и в одном из них познакомился с ребятами-паралимпийцами.
Я подумал, надо что-то делать, — не сидеть же целыми днями в квартире, плакать и водку пить. Спорт в маленьких городках и сейчас не развивается, а тогда это было вообще дико, что спортсмен-инвалид где-то выступает. Я находил деньги, за свой счет ездил на соревнования — не дальше Москвы, конечно. Потом потихоньку стал и в Белоруссию ездить. Когда в 2004 году паралимпийцы разорвали всех на Олимпиаде, а основная сборная опозорилась, все повернулись лицом к нам и стали помогать. В области тоже образовалась сборная.
С тех пор я стал регулярно ездить на соревнования и достиг того, что по легкой атлетике выиграл в Сочи серебро на Летних всероссийских соревнованиях. Потом стал заниматься греблей у нас в Твери на Волге и через несколько месяцев завоевал серебряную медаль на Кубке страны в Казани. Был факелоносцем эстафеты паралимпийского огня Сочи-2014. Я очень стремился попасть в паралимпийскую сборную, но не получилось, так как регион не очень поддерживал наш маленький городок. Когда секцию гребли закрыли, я начал заниматься танцами на колясках. В области у нас это направление не развито, но мы тоже начали ездить и выступать чемпионат России, Кубок континентов.
Фонд «Память поколений» помог мне приобрести танцевальную коляску. Огромное спасибо Екатерине, Надежде и Наталье — они золотые люди. Мечта о небе меня не покидала. У нас есть районная организация «Боевое братство», а также парашютный клуб, где ребята, которые прошли Афганскую войну, ежегодно первого августа совершают прыжки с парашютом. Среди них есть чемпионы мира, у многих по несколько тысяч прыжков. Ну я и сказал: «Ребят, возьмите меня».
Я слышал, что в тандеме как-то можно прыгнуть, но ответственность на себя возьмет далеко не каждый. Мне дали добро. Я прошел медицинскую комиссию, мы отработали прыжок на земле. Знакомые, когда узнали о моих планах, разделились пополам: одни говорили, что я совсем дурак, потому что и так в инвалидной коляске; а другие сказали, что очень за меня рады, что я молодец. Мама перекрестила меня и сказала: «Удачи тебе, сынок». Когда я был на земле, все было весело и задорно, но когда меня понесли в самолет, я начал сомневаться.
Меня предупредили, что если я откажусь, это нормально, дело серьезное, смеяться никто не будет. Но я решил, что в меня верят ребята, мои родители — я же не могу их подвести. Чем меньше становилась земля с набором высоты, тем сильнее во мне росла паника. А потом мы с напарником просто шагнули в небо — представляете? Это очень страшно, но деваться было некуда. Я посмотрел вниз и увидел, что наша Тверь такая красивая!
Было очень здорово — ветер в лицо, щеки раздуваются, птицы под тобой летают. Я приземлился и сразу попросил телефон, чтобы позвонить маме. Об этом написали в газете, и многие ребята в колясках потом тоже совершили прыжок. Они писали мне и говорили спасибо за мотивацию. Тогда у меня появилась задумка: к 70-летию Победы совершить массовый прыжок инвалидов-колясочников. Антону Федулову, руководителю тверского благотворительного фонда «Безграничные возможности», понравилась эта идея — они взяли финансирование на себя, а я нашел ребят.
Мы втроем — я, Рома Щербатых, с которым мы вместе занимаемся танцами, и Дима Абрамов — совершили прыжок. В небе крикнули: «Спасибо деду за победу» — у меня, кстати, такой писклявый голос получился. Я потом смотрел — мы сняли это все на видео. В организации мне помогают. В 2011 году я закончил автошколу, а ребята, которые служили в Афганистане, своими силами приобрели для меня автомобиль «ока» с ручным управлением, за что им огромное спасибо. Три года назад я устроился на работу в МЧС.
Я диспетчер: работаю на компьютере, делаю паспорта местности, населенных пунктов.
Шестеро из них погибли, один военнослужащий числится пропавшим без вести. Все погибшие награждены орденами Красного знамени и Красной звезды.