За несколько лет перед смертью решил написать воспоминания о своём блокадном детсве.
Неизвестная блокада
Я и сейчас не понимаю: как танк может без вести пропасть? Хотя военком сказал, что на Ленинградском фронте земля горела, не только железо. Танкист А. Петров Эвакуированных везли сначала по Ладоге, потом по железной дороге. Не все добрались живыми.
В поезде кормили, и не все могли удержаться, чтобы не съесть сразу тарелку пустого супа. После блокадной пайки это было смертельно для голодных людей. Петровых распределили в Курганскую область, в деревню Прудки Макушинского района. Ее на склад взяли зерно охранять, работать она не могла.
Смешно, конечно: какой из нее охранник — маленькая, худенькая, еле ходила. Но пожалели люди добрые. Зерно нам разрешили есть, кашу из него запаривали. До 1946 года прожили, окрепли маленько.
Жили сначала в общежитии — 12 семей в комнате, где Петровым выделили одну кровать на троих. Через год дали комнатку размером 10 метров в финском домике. Адрес отпечатался в памяти Зои Алексеевны: правый берег Невы, Веселый поселок, дом 55. Бутылку подберем, сдадим, пять рублей получим — вот и хлеб.
Мама без выходных, без отпуска работала. На заводе талоны на одежду и обувь давали, нас одевала, а себе юбку сшила из того одеяла, что в эвакуацию с собой брали. Я хотела работать после 8-го класса пойти, она сказала — «учись». Мы с Борей оба техникумы закончили — вытянула нас.
Умерла, когда 50 лет было: сердце больше не выдержало, давление поднялось, парализовало прямо в трамвае. Боря ее с остановки на руках принес. После техникума Зоя Алексеевна уехала в Тамбов, где всю жизнь проработала на химическом предприятии: мастером, начальником цеха. На пенсии вместе с мужем перебрались в Омск, к дочери.
Все война, будь она проклята. Я больная вся, Боря, братик мой, уже умер. К маме на могилку в Ленинград, наверное, уже не съезжу. Но дочке, внуку показала — не забудут.
В названии каждой — страшное слово «блокада»: — Внучка присылает: рассекретили все, наконец, — объясняет Нина Семеновна Махотина, председатель секции блокадников Омской городской общественной организации ветеранов. Чтобы знали. Немного нас осталось-то — на весь город 150 блокадников. Кто из дому уже не выходит, кто говорить не способен, кто просто не помнит.
Это мне семь было, когда эвакуировали, а Валентину Кобылкину, например, два. Остались в голове вода и детский рев: есть хотели, плакали, а какой-то добрый человек ходил, их по головкам трепал. Или Татьяна Балякина — ее годовалой возле мертвой матери подобрали, что она может вспомнить? Счастливое довоенное время почти стерлось из памяти Нины Семеновны, тогда — Нины Осиной: ходила в садик с младшей сестренкой Галей, по выходным всей семьей — в парк или в цирк.
Жили на Лабораторном проспекте: комната в деревянном двухэтажном доме на восемь семей, общий коридор, туалет на улице. Отец работал на Ленинградском металлическом заводе имени Сталина. Мама, ткачиха по профессии, хозяйничала дома, обшивала семью. А их прямо с дороги вернули — война началась.
Завод сразу на военное положение поставили, сотрудников там и поселили, так что не скоро мы его увидели. Маму отправили на Лужский рубеж рыть противотанковые рвы. Приходила еле живая, руки в кровавых мозолях — ничего, кроме лопат и ломов, у них не было. Уже 29 июня началась эвакуация детей из Ленинграда.
В-третьих, в первый год войны немецкой армии не хватало тёплых вещей и иногда провизии даже для собственных солдат. Жителям оккупированного города не стоило бы ждать какой-то сентиментальности и помощи — скорее наоборот. Население было бы ограблено, а его тяготы и нужды нисколько не волновали оккупантов. В итоге, не стоит думать, что сдача города врагу каким-то образом могла бы сыграть позитивную роль для ленинградцев. Фельдмаршал Финляндии Маннергейм любил Ленинград и потому приказал не стрелять по городу Этот миф повторяется в разных видах — от того, что финская армия не переходила старой границы, которая была между СССР и Финляндией до Зимней войны 1939—1940 года, до рассказов о том, что Маннергейм так любил город, что не допускал даже мысли о серьёзной атаке на город.
Всё это, конечно, далеко не правда. На самом деле, финская армия перешла старую границу, захватив такие населённые пункты, как Старый Белоостров, Александровка. Дальнейшему их продвижению к городу помешала не какая-то любовь главнокомандующего к городу, а отчаянное сопротивление Красной Армии. Кроме того, свою роль сыграло решение, принятое немецкой армией из-за безостановочной обороны советской армии: немцы решили отказаться от идеи штурма города и остановили своё продвижение. Вот цитата о намерениях фельдмаршала: «Тогда 25 июня 1941 года в Хельсинки поступила секретная телеграмма из Берлина от финского посланника Т.
Кивимяки, в которой последний сообщал о том, что Г. Геринг уведомил его о роли Финляндии в блокировании и осаде Ленинграда. Рейхсмаршал заверял финское руководство, что Финляндия получит территориально с лихвой всё то, «что захочет». При этом особо подчёркивалось: Финляндия «может взять и Петербург, который всё-таки, как и Москву, лучше уничтожить… Россию надо разбить на небольшие государства». Из статьи Николая Барышникова «Добиться официально от Германии, чтобы Петербург полностью уничтожить…».
В тот же день Маннергейм издал приказ войскам о начале боевых действий против СССР, в котором говорилось: «Призываю на священную войну с врагом нашей нации… Мы с мощными военными силами Германии, как братья по оружию, с решительностью отправляемся в крестовый поход против врага, чтобы обеспечить Финляндии надёжное будущее»». Высказывание Маннергейма даёт понять, что во время войны он руководствовался вопросами военной необходимости своей страны и армии. И ни о какой любви к России и к Ленинграду речи не шло, да и не могло идти. Пока ленинградцы умирали от голода, элита и руководство Ленинграда устраивали пиры и ели деликатесы Такие слухи распространялись во время блокады среди горожан, это подробно отражено в отчётах НКВД. Вот примеры высказываний, сделанных уже в ноябре 1941 года, вскоре после того как начался голод первые случаи каннибализма были в начале декабря 1941 года : »…Население Петербурга, видимо, брошено на произвол судьбы, на вымирание от голода, холода, снарядов и бомб… Счастье — это когда удалось достать какую-нибудь еду, но в магазинах пусто, «заведующие в них говорят, что и на продовольственных базах тоже пусто.
Что дальше будет?!..
По своей ценности воспоминания блокадников уникальны, потому что представляют разные взгляды на общую трагедию. Кто-то пережил блокаду ребенком, кто-то перенес ее тяготы уже взрослым; одни яснее помнят бытовые детали, другие — как жил в то время Эрмитаж, а кто-то не может забыть опасный и полный надежды путь по Дороге жизни. Кроме того, гиды исторического парка проведут реквием-экскурсии, они расскажут посетителям о суровой жизни в блокадном Ленинграде.
Казалось, что ничто не помешает взять Ленинград с ходу. Впрочем, далеко не все немецкие генералы были согласны с этим пунктом плана. Ещё до нападения звучали мысли о том, что осада может значительно упростить поставленную задачу и сберечь жизни немецким солдатам. Первая волна Эвакуация жителей из блокадного Ленинграда должна была проходить в несколько этапов. Уже 29 июня — спустя неделю с начала войны — первые эшелоны повезли 15 тысяч детей прочь от города.
Всего Ленинград должны были покинуть 390 тысяч детей. К сожалению, согласно планам эвакуации, конечным пунктом для большого числа из них должен был стать юг ленинградской области. Но именно туда направлялись немецкие части. Поэтому, в спешном порядке, 170 тысяч детей вернули обратно в Ленинград. Но вывозили не только детей. Также проходила и плановая эвакуация взрослого населения города. За лето Ленинград покинули 164 тысячи рабочих, которых эвакуировали вместе с предприятиями. Для первой волны эвакуации было очень характерно крайнее нежелание жителей покидать город. В затяжную войну попросту не верили.
А оставлять свои дома, и отрываться от привычного уклада жизни было и нежелательно, и несколько боязно. Эвакуация детей из Ленинграда Эвакуация продолжалась под надзором специально созданных комитетов. Использовались все доступные маршруты — железная дорога, шоссе и просёлочные дороги. Ситуация осложнялась ещё и тем, что, с продвижением немецких войск, в Ленинград хлынула волна беженцев с окружающих районов. Людей надо было принять и, в самые короткие сроки, переправить дальше вглубь страны. Всё лето напряжённо работали все задействованные в процессе эвакуации структуры. Когда началась эвакуация, железнодорожные билеты перестали поступать в свободную продажу. Теперь уехать могли только те, кто подлежал эвакуации. Согласно данным комиссии, до начала блокады Ленинграда, из города вывезли 488 тысяч ленинградцев и 147,5 тысяч прибывших в город беженцев.
Двадцать седьмого августа 1941 года железнодорожное сообщение между Ленинградом и остальной территорией Советского Союза было прервано. Восьмого сентября было окончательно прервано и любое сухопутное сообщение. После того, как немцам удалось захватить Шлиссельбург. Эта дата стала официальным днём начала блокады в Ленинграде. Впереди было почти 900 дней жуткой изматывающей борьбы. Но тогда ленинградцы об этом ещё не подозревали. Первые дни блокады Ленинграда Регулярные обстрелы Ленинграда начались за несколько дней до начала блокады. Двенадцатого сентября немецкому командованию пришёл новый приказ Гитлера. Штурм города отменялся.
Солдаты должны были укрепить свои существующие позиции, и приготовиться к обороне. Блокадному кольцу следовало быть прочным и нерушимым. А город надо было постоянно поливать артиллерийским огнём. Обстрелы Ленинграда Первые дни блокады Ленинграда характеризовались очень разными настроениями жителей. Часто — диаметрально противоположными. Те, кто свято верил в существующий режим, считали, что Красная армия справится с германскими войсками. А те, кто допускал сдачу Ленинграда, были уверены, что Гитлер хуже Сталина быть просто не может. Были даже такие, кто достаточно откровенно выражали надежду на то, что режим большевиков падёт. Правда, бдительные и сознательные коммунисты не позволили смельчакам совсем уж забыться, и каких-то массовых беспорядков на этой почве не было.
Простые жители никак не могли знать, что в планы фашистской блокады совсем не входило освобождение мирных жителей от чего бы то ни было. Профессор университета Санкт-Петербурга, как историк, в интервью ТАСС объяснил: «Нацистское руководство, начиная с 21 августа 1941 года, достаточно чётко определило свои намерения в отношении Ленинграда. Немцы намеревались сжимать как можно плотнее кольцо блокады, лишив город возможности снабжения. И далее враг рассчитывал на то, что город достаточно быстро капитулирует, не имея ресурсов для обеспечения многомиллионного населения». Да, немецкое руководство просчитало, что запас продовольствия истощится очень быстро. А значит, взвесив несоизмеримость потерь и страданий, если уж не советское правительство, так уж точно сами советские граждане прекратят бессмысленное сопротивление. Но они просчитались. Просчитались так же, как с блицкригом. Просчитались так же, как с такими привычными «котлами», широко использованными немецкой армией во Второй мировой войне.
Эта тактика также была рассчитана на то, что оказавшись в безвыходном положении и перенося страдания, человек теряет волю к борьбе.
СМИ в соцсетях
Историки замечают, что советское руководство было убеждено, что враг планирует взять город штурмом. Всеволод Меркулов должен был подготовить план на случай вынужденной сдачи мегаполиса противнику. Ни Сталин, ни командование не знали о решении немцев не штурмовать Ленинград, поэтому вплоть до снятия блокады план по выводу из строя стратегических объектов существовал и периодически проверялся. Медный всадник во время блокады.
Повезло потому, что 22 июня ее семья планировала отправиться к бабушке в Одессу. В 11 часов девочку отправили гулять, домашние ожидали такси, чтобы ехать на вокзал. Поезд должен был отправиться после полудня.
У меня картина до сих пор перед глазами: черная туча надвигается со стороны Сосновой Поляны, и яркое солнце. Я поднимаюсь домой, и в этот момент по радио говорит Молотов. Отец — тут же на завод.
Мы его, можно сказать, больше не видели», — рассказывает она. Отец возглавлял крупнейший цех на заводе «Адмирал». На тот момент золотой фонд рабочих уже ушел на фронт, и вдруг поступило указание о том, что фабрики должны работать.
Директора оказались в патовой ситуации — станки нужно было перестраивать на «оборонку», а в их распоряжении были лишь женщины и дети. Сотрудники НКВД пришли домой с обыском. Уже к концу месяца его отправили в Мариинск, так как все тюрьмы вывозили в первую очередь.
Галя осталась с мамой и бабушкой. Они снова не успели эвакуироваться. На этот раз поезд был назначен на следующий день, но мама решила собираться не с вечера, а отправиться на вокзал утром.
И люди, которые сели туда с ночи, погибли или были ранены», — говорит блокадница. Ее семью переселили из Автово на улицу Полозова, так как на проспекте Стачек пролегала вторая линия обороны. Они оказались в чужой коммунальной квартире.
И еще девушка с собакой. Потом девушка ушла на фронт вместе с этой собакой, совсем пропал шофер. Мы были одни.
В феврале мама хоронит бабушку, потом сама заболевает. В мае шофер вернулся и увидел, что мама уже не встает. Вызвал скорую, ее забрали в больницу.
А меня нельзя было оставить, мне шел восьмой год. Он отвел меня в приемник-распределитель», — рассказывает она. Свою мать Галина Тихомирова больше не видела.
Его эвакуировали на Алтай, где дед космонавта Германа Титова был председателем колхоза, и Титов писал об этом детдоме в своих дневниках. Все время к нам приходил», — говорит Тихомирова. Поезд эвакуации шел через Волховстрой по необычному для той поры маршруту.
Летом 1942 года была небольшая операция под Волховом, советские солдаты отогнали немцев и дали детям проехать. Галина Тихомирова помнит разрушенный мост через реку, который был настолько разрушен, что, когда поезд взошел на него, пришлось остановиться, и детей с моста снимали моряки по приставным лестницам. Обстреливал, летали.
Это был ужас, помню, как сейчас. Выскакивать нужно было, бросаться на землю», — говорит она.
Ну и все», - рассказал президент России. Здесь же - в музее Владимир Путин встретился с блокадниками, ветеранами и представителями патриотических объединений. Говорили о необходимости сохранения исторической памяти и о тех жутких, нечеловеческих испытаний, на которые город на Неве обрекли не только немецкие нацисты, но и их многочисленные пособники. Роль последних в тех страшных событиях до недавнего времени освещалась скупо, но больше скрывать правду, говорит президент, никто не будет. Мы никогда раньше в силу определённой толерантности и для того, чтобы не портить отношения, не портить какой-то фон наших отношений со многими странами об этом не говорили.
Но это же было не только в Ленинграде, на Ленинградском фронте и во время блокады, это было везде. Достаточно посмотреть на "Голубую дивизию". Здесь, в Ленинграде, на Ленинградском фронте во время блокады со всех стран участники были - из многих, во всяком случае», - рассказал Владимир Путин. Осознавая это, нетрудно понять, почему сейчас, даже когда факты всех преступлений доказаны и общеизвестны, западные страны не оставляют попыток оправдать нацизм. Ведь 50 стран проголосовали против. Кто может быть против того, чтобы признать преступным героизацию нацизма? Ну что это такое?
Это не просто историческая или политическая амнезия какая-то. Это все опять сюда переносится, в наше время», - сказал российский президент. Не замечают на Западе и нацизм нынешний.
Из 886 человек, привлеченных к ответственности за эти страшные преступления, большинство — 564 — были женщины.
Всё объяснялось просто: осиротевшие малыши меньше боялись «добрую тётю», которая на поверку оказывалась страшной бабой-ягой. К тому же женщины в силу обстоятельств чаще были более осведомленными об истощенных соседях и коллегах, которые вот вот сами закроют глаза, и, стало быть, их ещё теплыми телами можно поживиться. К чести ленинградцев, таких упырей среди них оказалось меньше всего. Среди них было 363 человека, работавших на различных предприятиях города, и 275 лиц без определённых занятий.
Военная фемида 20 февраля 1942 года трибунал огласил приговоры всем. Наказание было разным и зависело от тяжести преступления. Из 886 подследственных, обвиняемых в людоедстве и торговле человеческим мясом, лишь 311 преступников приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Среди получивших различные сроки заключения числились те, кто не был лично замешан в убийствах и кого бандиты использовали втемную.
Продолжили ли свой зверский промысел ленинградские людоеды после этого? Можно лишь предположить, что уже в апреде 1942 года, когда голод отступил и снабжение города продовольствием улучшилось, вынужденное людоедство прекратиловь. А отдельные случаи каннибализма стали уже заботой психиатров. Сильные духом Архивные документы честны, точны и убедительны, как математическая формула.
А за грифом просто цифра. Столько трупов захоронено с 1 июля 1941 года по 1 июля 1942 года городским Управлением предприятиями коммунального обслуживания города Ленинграда. За 365 дней.
Документ с грифом «Секретно» датирован 5 апреля 1943 года и называется «Из отчета городского Управления предприятиями коммунального обслуживания по работе за год войны с июля 1941 по июль 1942 г. Раздел «Похоронное дело». Что же секретилось в этом документе?
С июня по август 1941 года город страдал от бомбардировок и артобстрелов. Со второй половины августа 1941 года началась блокада города. Уже в ноябре были введены карточки — по рабочей выдавалось 250 и по служащей 125 граммов хлеба на человека в сутки.
До декабря население еще держалось, но уже с декабря смертность начала стремительно возрастать. Город стал вымирать. Могильщики умирали, как все.
Начинался коллапс похоронной службы. Город зарастал трупами. Надвигалась трагедия.
Она и секретилась. Остававшиеся в живых уже не имели ни сил, ни возможности хоронить своих покойников. В отчете говорится, что с середины декабря 1941 на кладбищах наблюдалось массовое подкидывание покойников.
Работники не успевали хоронить сотни и сотни трупов в траншеях и ямах кладбищ. Если в декабре трупы еще как-то транспортировались на кладбища, то уже в январе их стали подкидывать к больницам, поликлиникам, выбрасывать на лестницы, во дворы. Предприятия и организации тайком грузовиками вывозили трупы на близлежащие к кладбищам улицы.
Решить проблему только силами работников коммунального хозяйства становилось невозможным.
Экономисты и историки объяснили, почему ленинградская блокада это геноцид
Блокады Ленинграда во время Войны не было. Иначе не могли бы работать электростанции на привозном угле, крупнейшие заводы на привозном сырье, и некуда было бы деть многие тысячи танков и орудий, произведённых в блокадные годы. В этот день в 1941 году началась Блокада Ленинграда Подробности мрачных событий, происходивших на берегах Невы в середине прошлого века, сегодня известны не только из учебников истории, но и по рассказам самих блокадников. Под таким девизом живут люди, пережившие блокаду, и несмотря на то, что со дня полного освобождения Ленинграда прошло уже 80 лет, они хорошо помнят, как выживали тогда. Началом блокады Ленинграда традиционно считается 8 сентября 1941 г., когда немецкие войска захватили Шлиссельбург и была прервана сухопутная связь Ленинграда со всей страной. С первых же дней блокады в Ленинграде остро встала проблема организации продовольственного снабжения.
Горсуд Петербурга признал геноцидом блокаду Ленинграда
В преддверии 81-ой годовщины начала блокады на портале «Книга Памяти блокадного Ленинграда» добавлены тысячи новых имен эвакуированных блокадников, данные о которых до этого были утеряны либо неизвестны. В преддверии 81-ой годовщины начала блокады на портале «Книга Памяти блокадного Ленинграда» добавлены тысячи новых имен эвакуированных блокадников, данные о которых до этого были утеряны либо неизвестны. Участники обороны Ленинграда: Дорога жизни Оборона Пережившие блокаду Дети Ленинграда Детские дома. В деле о признании блокады Ленинграда геноцидом появились новые участники. Общество - 8 сентября 2022 - Новости Санкт-Петербурга - В этот день в 1941 году началась Блокада Ленинграда Подробности мрачных событий, происходивших на берегах Невы в середине прошлого века, сегодня известны не только из учебников истории, но и по рассказам самих блокадников.
Актуальные новости и события о блокаде
Уточняется, что до этого на заседаниях были представлены как свидетельские показания, так и документы из архивов, подтверждающие массовое уничтожение граждан Советского Союза нацистами на оккупированной территории региона в период блокады. Читайте также.
Для бывшего "интеллигента" просидеть всю ночь за шитьём для повара, получив за работу четыре картофелины, стало обычным делом — и даже большим счастьем. Однако друзей среди приближённых к пище имели не все. Зато все, по версии Пери, винили в голоде не столько фашистов, сколько тех самых "хлебных баб", пекарей и поваров. И вера в то, что голод — это вина "хлебных баб", росла с каждым днём, заявляет британка. Так, Ирина Зеленская в своём дневнике писала в возмущении: "Огромное количество еды по пути к нам оседает в руках работников столовых, складов, не говоря уже о разных инспекциях. Если бы не они, всё было бы хорошо! И еды оседало в этих руках, конечно, много, но не так фантастически много, как казалось блокадникам. Другими врагами страдающих людей стали врачи.
Они могли бы остаться в собственных кроватях дома, — такие слова терапевта поразили автора одного из дневников. По словам Пери, блокадники винили докторов в том, что они "убивали людей своей небрежностью". Мария Коноплёва, работавшая в больнице, оставила записи о "типичном приёме": "Доктора едва смотрят на пациентов и тут же ставят одинаковый диагноз — "Дистрофия". И тут Пери реабилитирует медиков: по её мнению, Коноплёва, как и многие другие, не понимала, что "такая апатия врачей была симптомом истощения самих докторов или ясного понимания того, что ничего сделать нельзя". Суть всех этих брожений сводится к одному: далёкий фронт совсем не так волновал ленинградцев, как окружавшая их искажённая действительность. И, так как людям всегда надо винить кого-то в своих бедах, главными врагами для блокадников стали отнюдь не фашисты, а собственные соотечественники. Кроме нового расслоения общества происходили и другие странные апокалиптические процессы. Искажалось пространство — обессиленным людям было слишком тяжело ходить по улице, улицей называли уже холодный подъезд. На смену традиционной семье пришли новые формы сосуществования: люди сбивались в стаи, чтобы хоть как-то выжить. Те же самые приюты, где хоть как-то кормили, стали привлекать не только детей.
Разговоры о погоде сменили беседы о нормах хлеба. Даже патриотизм, который в советского человека вкладывали с рождения, стал давать слабину, рассказывает Пери. Так, британка отмечает, что в военное время пресса пыталась вдохновить блокадников примерами Москвы и Смоленска, освободившихся от войск Наполеона за 130 лет до этого. Но вот авторы дневников, отмечает Алексис Пери, "не могли игнорировать тот факт, что оба города сдали врагу. Так как память об этих битвах могла вдохновить ленинградцев не сдаваться? Сила подобранных фактов и яркость изложения создают полное ощущение погружения в кромешный ад. Конечно, сложно спорить с тем, что блокада была страшным временем, а голод — дикой мукой. Вот только человек, совершенно неподготовленный к подобному чтиву, вряд ли поверит, что в блокадном Ленинграде, среди описанных британкой каннибализма, равнодушия и ненависти к ближнему, морального разложения и разрушения общества, было что-то ещё.
Впрочем, для президента все это - часть истории личной, той, которую знают и могут рассказать только блокадники и их родные. Подошла получать хлеб, кто-то ударил по руке, выхватил и убежал. Ну и все», - рассказал президент России. Здесь же - в музее Владимир Путин встретился с блокадниками, ветеранами и представителями патриотических объединений. Говорили о необходимости сохранения исторической памяти и о тех жутких, нечеловеческих испытаний, на которые город на Неве обрекли не только немецкие нацисты, но и их многочисленные пособники. Роль последних в тех страшных событиях до недавнего времени освещалась скупо, но больше скрывать правду, говорит президент, никто не будет. Мы никогда раньше в силу определённой толерантности и для того, чтобы не портить отношения, не портить какой-то фон наших отношений со многими странами об этом не говорили. Но это же было не только в Ленинграде, на Ленинградском фронте и во время блокады, это было везде. Достаточно посмотреть на "Голубую дивизию". Здесь, в Ленинграде, на Ленинградском фронте во время блокады со всех стран участники были - из многих, во всяком случае», - рассказал Владимир Путин. Осознавая это, нетрудно понять, почему сейчас, даже когда факты всех преступлений доказаны и общеизвестны, западные страны не оставляют попыток оправдать нацизм. Ведь 50 стран проголосовали против. Кто может быть против того, чтобы признать преступным героизацию нацизма? Ну что это такое? Это не просто историческая или политическая амнезия какая-то.
Или Татьяна Балякина — ее годовалой возле мертвой матери подобрали, что она может вспомнить? Счастливое довоенное время почти стерлось из памяти Нины Семеновны, тогда — Нины Осиной: ходила в садик с младшей сестренкой Галей, по выходным всей семьей — в парк или в цирк. Жили на Лабораторном проспекте: комната в деревянном двухэтажном доме на восемь семей, общий коридор, туалет на улице. Отец работал на Ленинградском металлическом заводе имени Сталина. Мама, ткачиха по профессии, хозяйничала дома, обшивала семью. А их прямо с дороги вернули — война началась. Завод сразу на военное положение поставили, сотрудников там и поселили, так что не скоро мы его увидели. Маму отправили на Лужский рубеж рыть противотанковые рвы. Приходила еле живая, руки в кровавых мозолях — ничего, кроме лопат и ломов, у них не было. Уже 29 июня началась эвакуация детей из Ленинграда. Правда, проводили ее по довоенным планам, разработанным на случай угрозы со стороны Финляндии: южные районы области, которые тогда включали в себя и нынешнюю Новгородчину, считались наиболее безопасными. Нину и Галю отправили с группой на станцию Хвойная. Как обстрел начинается, нас воспитатели кого за руки, кого на руки хватают: «Ребятишки, бежим в лес». Потом до родителей слухи стали доходить, что мы в опасности, и мамы приехали. Это нам повезло, считай: пишут, что с 29 июня по 27 августа из Ленинграда было эвакуировано 395 091 детей, а возвращено только 175 400. Куда делись, никто не знает, и могилок не осталось. Книги о блокаде дома у Нины Семеновны Детей усадили на подводы, которые выделил сельсовет, матери шли рядом. Как выяснилось позже, они въехали в город почти последними: на следующий день, 8 сентября 1941 года началась блокада. Ели «черную сметану» — землю пополам с сахаром Дом, где жили Осины, находился неподалеку от завода «Арсенал», где изготавливали минометы. И бомбили квартал особенно часто. Жить в доме было невозможно: окна выбиты, да и пожар мог вспыхнуть в любую минуту. Мужчин к тому времени уже забрали на фронт. Поэтому женщины вырыли во дворе большую землянку на всех. Стащили в нее оставшиеся кровати, сколотили нары, установили чугунную буржуйку. Мы же не сразу доходягами стали. Что-то сначала даже варили. Руки Нины Семеновны Карточки выдавали на хлеб, на крупу, на масло, на мясо. Только ни масла, ни мяса не было, да и крупа быстро исчезла. И так тоже ели: земля жирная, мы с ребятишками называли ее «черная сметана». Папа иногда прибегал, приносил немного хлеба — у него карточка была на 400 граммов. Нам-то с Галей по 125 полагалось, маме — 200. Проглотишь и не заметишь. Но взрослые нам хлеб сразу не давали — сначала на печке засушивали, чтобы мы подольше грызли. А ближе к зиме люди стали на улицах падать. Мы сначала ходили, тормошили, поднимать пытались. А потом с сердцем, наверное, что-то делается: упал — лежи. Да и сами с трудом уже ходили. Блокадная зима 1941—1942 годов стала одной из самых суровых в двадцатом веке. Судя по дневниковым записям ленинградцев, столбик термометра нередко опускался ниже -34. В начале февраля с завода привезли отца: он заболел пневмонией. Почти не ел — только пил, отдавая свою пайку дочкам. Мама не захотела его в братскую могилу класть. Богословское кладбище почти напротив дома было, мы видели, как трупы возили, как траншеи взрывали, как покойников туда скидывали. Пошла договариваться, и с нее на кладбище запросили две наших с Галей карточки. Что делать?
Блокада Ленинграда признана геноцидом
Когда ее совсем маленькой девочкой, замерзающей и голодной, нашли на улицах блокадного Ленинграда, рядом было свидетельство о рождении. Голоса» в Казанском мультимедийном парке «Россия – Моя история» пройдут показы короткометражных фильмов с воспоминаниями жителей блокадного Ленинграда, испытавших на себе все ужасы катастрофы. Фронтовики, воевавшие под Ленинградом, говорят, что чувствовали подмогу молчаливого, застывшего города, и она была не меньше, чем помощь живой силой, орудиями и боеприпасами. С этой целью прокуратура Петербурга потребовала признать блокаду Ленинграда преступлением против человечности, военным преступлением и геноцидом советского народа.
Историк Никита Ломагин привел статистику НКВД о каннибализме в блокаду
Главный редактор издания: Авдеева Л. Заместитель главного редактора: Симакина М. Нижний Новгород, ул.
А по Пантелееву — люди опирались на семьи, опирались на любовь. Блокадная любовь, и вот про это немножечко моя пьеска «Живые картины», — это страшная пытка. Когда тебе нужно отдать последнюю крошку своему любимому — это пытка. В этом нет ничего-ничего хорошего. Как Шаламов нас учит, что в лагерном опыте нет ничего хорошего, так и здесь. Но истории того, как люди боролись за своих, — это невероятные примеры человечности, конечно же.
И хотя все это очень страшно читать, просто невыносимо, ты при этом узнаешь о человеке такое хорошее, что очень многое становится выносимым. Есть дневник, есть человек, есть его кот, есть его дом Дневник школьницы Тани Савичевой, которая с начала блокады Ленинграда начала вести записи. Почти вся семья Тани погибла в период с декабря 1941 по май 1942 года. В ее дневнике девять страниц, на шести из которых даты смерти близких людей — матери, бабушки, сестры, брата и двух дядей. Сама Таня умерла уже в эвакуации 1 июля 1944 года. Как появились данные? Может быть, в связи с тем, как они распорядились ресурсами вполне бездарно. Никто этих вопросов не хотел, вопросов об ответственности в первую очередь.
И я думаю, что с этим было связано долгое молчание о блокаде. Это сложный вопрос — почему память о войне в сталинском государстве подавлялась. Это история громадных катастроф, неподготовленности советского оружия, это история невероятного подвига. Но также это история про то, как за эту самую победу за ценой не постояли. Более двадцати миллионов людей заплатили жизнью за эту победу, что несравнимо ни с какой другой страной. Еще одна книга, не блокадная, но для меня бесконечно важная, — это воспоминания Николая Никулина, эрмитажника, человека, который ушел на фронт ленинградским дистрофиком из Ленинграда в 18 лет. Он дошел до Берлина, выжил, стал блестящим искусствоведом, возглавил отдел голландской живописи Эрмитажа. Он всю жизнь потом писал книгу о своих впечатлениях, в частности, о так называемом Ленинградском фронте.
Для меня это центральная книга о том, сколько именно стоила победа и как она была сделана. И, наверное, главный вывод для меня, совершенно невыносимый вывод, связан с тем, что человеческая жизнь, одна-единственная жизнь, в этой истории зачастую не имела никакой цены. Но это вообще о философии советского эксперимента. Коллектив, родина, народ, общность — об этом могла идти речь. А вот одна индивидуальная жизнь, человек — хрупкий, слабый, смешной, нелепый, он как бы не считается. Мы начали разговор с того, что мы не знаем, сколько людей погибло в блокаде, никогда не узнаем. Мы не знаем, сколько людей погибло в советской войне. И этому можно противопоставлять идею индивидуального, дневникового.
Вот есть дневник, есть человек, есть его кот, есть его дом, есть его книги, есть его страх, есть его сила… для меня это основа того, почему я эти 15 лет занимаюсь блокадой и продолжаю заниматься. Эта история про то, что одна-единственная человеческая жизнь всегда важнее всего остального. Моя надежда заключается в том, что когда-нибудь мы будем говорить о блокаде с точки зрения индивидуальных историй, тогда и мифы перестанут быть мифами. О Франк известно все: имена тех, кто их предал, имена соседей, известно, как она жила, кем какие-то члены ее семьи стали после войны. Все это есть часть знания. О Тане Савичевой широко не известно почти ничего: не говорится о том, что она бесконечно долго умирала уже в эвакуации, что это была одинокая, тоскливая, не рассказанная жизнь. Жизнь после блокадной травмы, о которой мы тоже очень мало знаем. Как город приходил в себя?
Как город вообще может прийти в себя после такого? Один из ваших вопросов связан с тем, как блокада повлияла на Петербург. Мы не знаем этого. Мы этого всерьез не изучали, мы не задавали эти вопросы тем, кто остался в городе.
Дома мы размораживали воду и готовили на ней пищу», — вспоминает выживший после осады. Нам приходилось пить воду очень часто. Было очень скользко, и путь к проруби был трудным. Мы были слабы от голода, могли опустить ведро, но не смогли снова его поднять. Мы помогали друг другу. Радио новости транслировались и предупреждены о воздушных ударах и бомбардировках. Во время осады было объявлено 3 740 предупреждений. Тиканье метронома также передавалось. Если это отмечалось медленно, это означало, что было тихо. Быстрый отсчет метронома означал, что бомбёжка неизбежна, и люди должны искать убежище. Ленинградское радио вселяла дух в жителей города, поддерживало морально, играла музыка, и поэты, такие как Ольга Берггольц и Анна Ахматова, читали их произведения для укрепления морального духа. В театре и по радио в этот день звучала его Седьмая симфония, посвященная осаде, её услышали не только ленинградцы, но фашисты и весь остальной мир. На Невском проспекте 54 до сих пор есть памятник громкоговорителю. Курение подавляло чувство голода, и считалось, что оно может помочь в борьбе с цингой, заболеванием, вызванным дефицитом витамина С.
В комнате смрад, грязь, темнота. Я говорю: «Что вы делаете! Ведь осталось каких-нибудь три-четыре дня, - он пойдет в школу, поправится». Ничего ему не дам! Я лежу, я голодная… Вот такое превращение из нежной матери в такого зверя! Но Игорь не ушел. Он остался у неё, а потом я узнала, что он умер. Через несколько лет я встретила её. Она была цветущей, уже здоровой. Она увидела меня, бросилась ко мне, закричала: «Что я наделала! Я ей сказала: «Ну, что же теперь говорить об этом! Все мысли о нем». Через некоторое время она покончила с собой». Судьба животных блокадного Ленинграда — это тоже часть трагедии города. Блокадники часто рассказывают о гибели слона в зоопарке от бомбы. Очень многие помнят состояние неуютности в блокадном городе от того, что исчезли коты, собаки, даже птицы! Все давно съедены! В одном из детских домов Куйбышевского района произошел следующий случай. Как потом выяснилось, она была затеяна ими по «принципиальному мальчишескому» вопросу. И до этого были «схватки», но только словесные и из-за хлеба. Заведующая детским домом тов. Васильева говорит: «Это самый отрадный факт в течение последних шести месяцев. Сначала дети лежали, затем стали спорить, после встали с кроватей, а сейчас — невиданное дело — дерутся. Раньше бы меня за подобный случай сняли с работы, сейчас же мы, воспитатели, стояли, глядя на драку, и радовались.
Геноцид в блокадном городе
Тогда же, по его словам, нацистам впервые пришла в голову идея и о том, чтобы заморить голодом и Ленинград. Ленинград и Москву лучше уничтожить. Русские должны были стать нацией крестьян. Гитлер отдал приказ в содействии политике голода. Ленинград был частью плана.
Гитлеру предлагалось сделать из Ленинграда военно-морскую базу, он отверг эту идею, приказав уничтожить город. Символов национальной культуры тоже не должно было быть. Голод мыслился главным инструментом уничтожения мирных граждан Советского Союза», — сообщил Егор Яковлев в суде.
За окном мела метель, И тепло, как добрый хмель, Растекалось вновь по венам. Из группы осталось два человека Елена Шалдо поделилась историей своего отца Григория Шалдо: 1 сентября ему исполнилось 95 лет.
Когда в марте отец вернулся в училище, из всей группы осталось только два человека — мой отец и другой мальчик», — рассказала Елена Шалдо. С 1943 года ее отец работал кровельщиком и восстанавливал дома в городе и цеха Кировского завода. Строил и восстанавливал множество объектов в городе. Папа — ветеран войны и труда, награжден медалью «За оборону Ленинграда» и множеством других памятных медалей», — написала Елена Шалдо. Мужчина рассказал, что его любимая сказка — «Гадкий утенок», и впервые он ее услышал в детском саду блокадного Ленинграда.
Мы, мальчишки, относились к этому спокойно, а вот девочки почему-то ставили это ей в вину, подчеркнуто не хотели играть с Катей и, как она ни пыталась со всеми дружить, не подавали ей руки, даже во время общих танцев. От такого отношения Катя убегала в уголок комнаты и тихо плакала», — рассказал Владимир Турбин. Чтобы отучить детей от такого поведения, воспитательница усадила их в круг и прочитала сказку Ганса Христиана Андерсена. Воспоминания Нины Масловой тоже связаны с детским садиком. Так, ей запомнилось, как ее группа ходила гулять на Покровскую площадь — нынешнюю Тургенева.
Это жгли тела покойных детей, чтобы не было эпидемии», — рассказывала Нина Маслова. На столе отца лежала газета с его фотографией Лариса Янушанец рассказала, что ее 10-летняя мама узнала о том, что выезд из Ленинграда прекращен, 8 сентября 1941 года, сидя на чемоданах на Московском вокзале. Мама Ларисы Янушанец была там со своим братом, 7-летним мальчиком. Ее дедушка был инженером-строителем и секретарем экспертного совета в архитектурно-планировочном отделе Ленсовета. Там он стоял на краю окопа, его волосы раздувались ветром, а под фото была подпись: «Руководитель работ по строительству Лужского рубежа Дмитрий Павлов».
Всю осень 1941 года дедушка был на фронте, в декабре его привезли на машине, очень сильно исхудавшего. Он умер 16 января 1942 года. В этот день ему было выписано направление в только что открывшийся санаторий для дистрофиков», — поделилась Лариса Янушанец. Одно яблоко Александр Пацовский рассказал историю своей бабушки Зинаиды Лебедевой. Она родилась 25 июля 1920 года и всю блокаду проработала слесарем на Ленинградском Адмиралтейском объединении.
Например, как ее с подругой, еще молодых девчонок, опекали товарищи по заводу бабушкина подруга, к сожалению, до Победы не дожила — от нее нашли только руки после взрыва на их складе с пироксилином. Как ей с мамой по Дороге жизни доставили посылкой коробку конфет и большое яблоко.
Лица были у одних опухшие, налитые какой-то синеватой водой, бледные, у других — страшно худые и темные.
А одежды! Голодающих не столько мучил голод, как холод — холод, шедший откуда-то изнутри, непреодолимый, невероятно мучительный… Он пронизывал всего насквозь. Тело вырабатывало слишком мало тепла.
Холод был ужаснее голода. Он вызывал внутреннее раздражение. Как будто бы тебя щекотали изнутри.
Щекотка охватывала все тело… Поэтому кутались как только могли. Женщины ходили в брюках своих умерших мужей, сыновей, братьев мужчины умирали первыми , обвязывались платками поверх пальто. Мальчишки, особенно страдавшие от голода подросткам нужно больше пищи , бросались на хлеб и сразу начинали его есть.
Они не пытались убежать: только бы съесть побольше, пока не отняли. Они заранее поднимали воротники, ожидая побоев, ложились на хлеб и ели, ели, ели. А на лестницах домов ожидали другие воры и у ослабевших отнимали продукты, карточки, паспорта.
Особенно трудно было пожилым. Те, у которых были отняты карточки, не могли их восстановить. Достаточно было таким ослабевшим не поесть день или два, как они не могли ходить, а когда переставали действовать ноги — наступал конец.
Обычно семьи умирали не сразу. Пока в семье был хоть один, кто мог ходить и выкупать хлеб, остальные, лежавшие, были еще живы. Но достаточно было этому последнему перестать ходить или свалиться где-нибудь на улице, на лестнице особенно тяжело было тем, кто жил на высоких этажах , как наступал конец всей семье.
Их никто не подбирал. Кто были умершие? Может быть, у той женщины еще жив ребенок, который ее ждет в пустой холодной и темной квартире?
Было очень много женщин, которые кормили своих детей, отнимая у себя необходимый им кусок. Матери эти умирали первыми, а ребенок оставался один. Так умерла наша сослуживица по издательству — Давидович.
Она все отдавала ребенку. Ее нашли мертвой в своей комнате. Она лежала на постели.
Ребенок был с ней под одеялом, теребил мать за нос, пытаясь ее «разбудить». А через несколько дней в комнату Давидович пришли ее «богатые» родственники, чтобы взять…, но не ребенка, а несколько оставшихся от нее колец и брошек. Ребенок умер позже в детском саду.
Началось людоедство! Сперва трупы раздевали, потом обрезали до костей, мяса на них почти не было, обрезанные и голые трупы были страшны. Людоедство это нельзя осуждать огульно.
По большей части оно не было сознательным. Тот, кто обрезал труп, редко ел это мясо сам. Он либо продавал это мясо, обманывая покупателя, либо кормил им своих близких, чтобы сохранить им жизнь.
Ведь самое важное в еде — белки. Добыть эти белки было неоткуда. Когда умирает ребенок и знаешь, что его может спасти только мясо, — отрежешь у трупа… Но были и такие мерзавцы, которые убивали людей, чтобы добыть их мясо для продажи.
В огромном красном доме бывшего Человеколюбивого общества обнаружили следующее. Кто-то якобы торговал картошкой. Покупателю предлагали заглянуть под диван, где лежала картошка, и, когда он наклонялся, следовал удар топором в затылок.
Преступление было обнаружено каким-то покупателем, который заметил на полу несмытую кровь. Были найдены кости многих людей. Она пошла за мясом ей сказали адрес, где можно было выменять вещи на мясо и не вернулась.
Погибла где-то около Сытного рынка. Она сравнительно хорошо выглядела. Мы боялись выводить детей на улицу даже днем.
Блокада Ленинграда. Родственники везут на кладбище умершего от голода ленинградца. Детей она запирала.
Обессиленные дети не могли встать с постелей; они лежали тихо и тихо умирали. Трупы их оставались тут же до начала следующего месяца, пока можно было на них получать еще карточки. Весной эта женщина уехала в Архангельск.
Это была тоже форма людоедства, но людоедства самого страшного. Это был высокий, худой и очень красивый старик, похожий на Дон Кихота. Он жил в библиотеке Пушкинского Дома… Рот у него не закрывался, изо рта текла слюна, лицо было черное, волосы совсем поседели, отросли и создавали жуткий контраст черному цвету лица.
Кожа обтянула кости. Особенно страшна была эта кожа у рта. Она становилась тонкой-тонкой и не прикрывала зубов, которые торчали и придавали голове сходство с черепом.
Через день или два наш заместитель директора по хозяйственной части Канайлов выгнал его из Пушкинского Дома. Канайлов фамилия-то какая! У нас умирали некоторые рабочие, дворники и уборщицы, которых перевели на казарменное положение, оторвали от семьи, а теперь, когда многие не могли дойти до дому, их вышвыривали умирать на тридцатиградусный мороз.
Канайлов бдительно следил за всеми, кто ослабевал. Ни один человек не умер в Пушкинском Доме. Раз я присутствовал при такой сцене.
Одна из уборщиц была еще довольно сильна и отнимала карточки у умирающих для себя и Канайлова. Я был в кабинете у Канайлова. Входит умирающий рабочий Канайлов и уборщица думали, что он не сможет уже подняться с постели , вид у него был страшный изо рта бежала слюна, глаза вылезли, вылезли и зубы.
Он появился в дверях кабинета Канайлова как привидение, как полуразложившийся труп и глухо говорил только одно слово: «Карточки, карточки! Тот упал. Что произошло дальше, не помню.
Должно быть, и его вытолкали на улицу. Эту ледовую дорогу называли дорогой смерти а вовсе не «дорогой жизни», как сусально назвали ее наши писатели впоследствии. Немцы ее обстреливали, дорогу заносило снегом, машины часто проваливались в полыньи ведь ехали ночью.
Рассказывали, что одна мать сошла с ума: она ехала во второй машине, а в первой ехали ее дети, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и помчалась дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от истощения, было убито, провалилось под лед, замерзло или пропало без вести на этой дороге!
Один Бог ведает! У фольклористки Лозановой погиб на этой дороге муж. Она везла его на детских саночках, так как уже не мог ходить.
По ту сторону Ладоги она оставила его на саночках вместе с чемоданами и пошла получать хлеб. Когда она вернулась с хлебом, ни саней, ни мужа, ни чемоданов не было. Людей грабили, отнимали чемоданы у истощенных, а самих их спускали под лед.
Грабежей было очень много. На каждом шагу подлость и благородство, самопожертвование и крайний эгоизм, воровство и честность.
Мужчина рассказывает, как малышка с радостью сообщает: "Мама умерла! Появилось понятие "вовремя умер" — в начале месяца, когда получали продуктовые карточки. В этом случае "богатство" умершего переходило его семье. Отношение к детям — это, возможно, один из самых точных индикаторов человечности. Пери рассказывает истории из дневника учительницы Александры Мироновой, работавшей в сиротском приюте. Миронова собирала по всему городу малышей, оставшихся без родителей, — и создаётся впечатление, что каждый второй из них жил с закоченевшим трупом матери, который он был не в силах покинуть от слабости. Среди этих детей были, к примеру, одиннадцатилетняя Шура Соколова, у которой некая tetka забрала все продуктовые карточки, и маленькие Верочка и Аня, чей папа ушёл на фронт, а мама уже два дня сидела мёртвой на стуле. Но особенно удивительной Пери считает историю некоего дядюшки, который забрал из дома родственников дубовую тумбочку, но маленькую племянницу оставил умирать в одиночестве.
Разгул сиротства, по словам Пери, принял в военное время невиданные масштабы. Конечно, с этим трудно поспорить — отцы уходили на фронт, матери умирали от голода, отдавая последнее детям. Но британка подчёркивает, что многие просто бросали детей, не в состоянии их прокормить. Правда, этому утверждению немного противоречит рассказ профессора о том самом страшном явлении, которое "в советском и постсоветском пространствах было и остаётся табуированной темой". По информации Пери, в блокадном Ленинграде было зафиксировано полторы тысячи случаев каннибализма — как trupoedstvo, так и ludoedstvo. И большая часть случаев каннибализма была связана с попыткой матерей спасти своих детей, накормив их хоть чем-нибудь. Правда, тут же Пери подчёркивает, что многие случаи поедания себе подобных, описанные в дневниках, происходили внутри семей. Но и тут оговорка — писательница признаётся, что зафиксированное в дневниках отражает лишь субъективный ужас их авторов, а не реальную статистику. Как бы то ни было, сделав все эти ремарки, Пери заявляет: были случаи, когда родители ели детей, бывало, что дети пожирали родителей. И были люди, которые доносили на каннибалов партии.
Новое общество, новые враги Под влиянием голода, рассказывает Пери, рушились не только семьи и отношения между близкими, но и сами основы общества. В блокадном Ленинграде смещались и тасовались классы, прежняя интеллигенция шла в услужение обслуге, имевшей связь с продуктовым потоком. Общество раскололось на "нас" и "них". Обычные блокадники, не имевшие доступа к продуктам, по словам Пери, люто ненавидели поваров, работников столовых и складов, а также всех тех, кто имел доступ к "кормушке". Для бывшего "интеллигента" просидеть всю ночь за шитьём для повара, получив за работу четыре картофелины, стало обычным делом — и даже большим счастьем. Однако друзей среди приближённых к пище имели не все. Зато все, по версии Пери, винили в голоде не столько фашистов, сколько тех самых "хлебных баб", пекарей и поваров. И вера в то, что голод — это вина "хлебных баб", росла с каждым днём, заявляет британка.