«Луна и грош» (The Moon and Sixpence; англ. буквально «Луна и шестипенсовик») — роман английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма. Ниже вы найдете правильный ответ на Автор романа "Луна и грош" 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска. Один из героев романа «Луна и грош» Дирк Струве решает привести к себе домой больного Стрикленда.
Английский писатель, мастер новеллы, роман "Луна и грош, 4 буквы, сканворд
Российский писатель, автор знаменитого романа «Мастер и Маргарита». Теодор Драйзер, американский писатель, автор знаменитого романа «Сестра Керри», который рассказывает о жизни молодой женщины, стремящейся к успеху и борющейся с общепринятыми нормами общества. Подскажите пожалуйста, кто автор романа Луна и Грош? м, последняя - м). Сомерсет Уильям Моэм всегда открыта к прочтению онлайн.
Английский писатель (1874-1965, ''Театр'', ''Луна и грош'', ''Остриё бритвы'')
Знаменитый #писатель, автор романа «Луна и грош» был еще и неистовым коллекционером. Главная» Новости» День рождения писателя 4 января 2024 года. Действие романа происходит в начале XX в. Автор, молодой писатель, после своего первого литературного успеха приглашен на завтрак к миссис Стрикленд — буржуа часто питают слабость к людям искусства и считают лестным для себя вращаться в артистических кругах.
Поль Гоген и Чарльз Стрикленд в романе Сомерсета Моэма «Луна и грош»
Бланш уходит к Стрикленду. Дирк совершенно раздавлен. Такие вещи совсем в духе Стрикленда: ему неведомы нормальные человеческие чувства. Стрикленд слишком велик для любви и в то же время её не стоит. Через несколько месяцев Бланш кончает жизнь самоубийством. Она любила Стрикленда, а он не терпел притязаний женщин на то, чтобы быть его помощницами, друзьями и товарищами. Как только ему надоело писать обнажённую Бланш он использовал её как бесплатную натурщицу , он оставил её. Бланш не смогла вернуться к мужу, как ядовито заметил Стрикленд, не в силах простить ему жертв, которые он принёс Бланш была гувернанткой, её соблазнил сын хозяина, а когда открылось, что она беременна, её выгнали; она пыталась покончить с собой, тогда-то Стрев и женился на ней. После смерти жены Дирк, убитый горем, навсегда уезжает на родину, в Голландию. Реклама Когда наконец Стрикленд показывает автору свои картины, они производят на него сильное и странное впечатление. В них чувствуется неимоверное усилие выразить что-то, желание избавиться от силы, владеющей художником, — словно он познал душу Вселенной и обязан воплотить её в своих полотнах...
Когда судьба забрасывает автора на Таити, где Стрикленд провёл последние годы своей жизни, он расспрашивает о художнике всех, кто его знал. Ему рассказывают, как Стрикленд, без денег, без работы, голодный, жил в ночлежном доме в Марселе; как по поддельным документам, спасаясь от мести некоего Строптивого Билла, нанялся на пароход, идущий в Австралию, как уже на Таити работал надсмотрщиком на плантации... Жители острова, при жизни считавшие его бродягой и не интересовавшиеся его «картинками», очень жалеют, что в своё время упустили возможность за гроши купить полотна, стоящие теперь огромные деньги. Старая таитянка, хозяйка отеля, где живёт автор, поведала ему, как она нашла Стрикленду жену — туземку Ату, свою дальнюю родственницу. Сразу после свадьбы Стрикленд и Ата ушли в лес, где у Аты был небольшой клочок земли, и следующие три года были самыми счастливыми в жизни художника.
Рассказ ведётся от лица случайного знакомого Стрикленда, писателя Джеффри Вулфа, пытающего разгадать тайну личности гениального художника. Прообразом Чарльза Стрикленда послужил Поль Гоген.
Картины художника Чарльза Стрикленда могли бы так и остаться неизвестными и непризнанными произведениями искусства. Но один критик написал о нем статью, после чего Стрикленд получил признание, но уже после смерти. Поль Гоген - прототип героя романа Неудивительно, что Моэм написал роман о персонаже, столь похожем на Поля Гогена. Ведь писатель, как и художник, обожал искусство. Он скупал множество картин для своей коллекции. Среди них были и произведения Гогена. Жизнь Чарльза Стрикленда во многом повторяет события, произошедшие с французским художником. Страсть Гогена к экзотическим странам зародилась еще в раннем детстве, ведь до 7 лет он прожил с матерью в Перу.
Возможно, это и послужило причиной его переезда на Таити ближе к концу жизни. Поль Гоген, как и персонаж романа, оставил жену и пятерых детей ради живописи. После этого он много путешествовал, знакомился с художниками, занимался самосовершенствованием и поисками собственного "Я". Но в отличие от Стрикленда, Гоген все-таки интересовал некоторых художников своего времени. Некоторые из них оказывали особое влияние на его творчество. Так, в его живописи появились нотки символизма.
Моэма, то блестяще это передает фильм «Догвилль»: в затерянный американский городок, где живут «обычные добропорядочные люди» попадает девушка, которая от кого-то скрывается. Парень, который ее встречает, любит высокопарно рассуждать, говорит ей, что она должна заслужить доверие жителей городка. В итоге же оказывается, что внешняя благопристойность — лишь ширма. Над девушкой издеваются, ее все подряд насилуют, потом вообще сажают на цепь. Узнав, что ее разыскивает мафия, решают получить за нее вознаграждение. И при этом продолжают считать себя цивильными гражданами. А вот тут их ждет разочарование. Отец девушки — главарь мафии. Она бежала от него, думая, что в другом месте сможет жить чистой жизнью. И вот что нашла… Отец предлагает ей сделать с жителями городка все, что она захочет, и девушка убивает всех… Этот фильм Ларса фон Триера показывает, как страшен «маленький» грех, скрывающийся под маской приличия, в котором человек и самому себе не хочет признаться, как страшно самооправдание, как растут в геометрической прогрессии грех и зло, как снежный ком, катящийся с горы, как грех неизбежно рождает смерть, что не нужно бежать куда-то от себя, точку опоры нужно искать в собственной душе. И эти проблемы переплетаются с теми, которые проявляются в романе «Луна и грош». Другой во многом автобиографический роман У. Моэма «Бремя страстей человеческих» очень многопланов и сложен. Поэтому хотелось бы выделить в рамках статьи один лишь пример: Милдред Роджерс, к которой главный герой Филипп Кэрри пылает необъяснимой страстью. По мнению Н. Дьяконовой, «Моэм нередко даже выходит за границы правдоподобия, изображая свою героиню настолько отталкивающей, что невозможно поверить в ее власть над влюбленным» [16]. Она объясняет это тем, что «по-видимому, чувство к ней должно показать умалчиваемое благопристойными романистами нерассуждающее физическое влечение, более могущественное, чем интеллект и благородство. Здесь Моэм показывает себя человеком нового, «фрейдовского» поколения с его уверенностью в приоритете подсознания над сознанием или, говоря языком старой трагедии, с уверенностью победы страсти над долгом» [17]. Вряд ли с этим можно согласиться: образ Милдред очень живой и, скорее всего, списан с натуры. Герой сам не понимает своего выбора: «он вспомнил свои мальчишеские мечты, и ему казалось невероятным, что он влюбился в Милдред Роджерс. Даже имя ее было уродливо. Он вовсе не считал ее красивой, ему не нравилась ее худоба — сегодня вечером он заметил, как торчат ключицы в вырезе ее вечернего платья, он перебрал в памяти одну за другой ее черты; у нее был неприятный рот и противный, болезненный цвет лица. Она была вульгарна. Ее речь, грубая и бедная, отражала скудость мысли; он вспомнил ее резкий смех в театре, претенциозно отставленный мизинец, когда она подносила ко рту бокал; ее манеры, так же как и ее слова, были полны отвратительного жеманства. Он вспомнил ее заносчивость — часто его так и подмывало отвесить ей пощечину; и вдруг — неизвестно почему, то ли при мысли, что ее можно ударить, то ли при воспоминании о ее крошечных красивых ушах — его охватило глубокое волнение.
Луна и грош, Театр (автор) - слово из 4 букв
| Луна и грош Моэм Сомерсет Уильям слушать аудиокнигу онлайн | Биография скандального писателя, чьи книги долгое время были запрещены в США за «порнографию» – Самые лучшие и интересные новости по теме: Генри Миллер, Париж, Тропик рака на развлекательном портале |
| CodyCross Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош" | В романе Сомерсета Моэма «Луна и грош» отражен творческий путь французского художника Поля Гогена. |
| Луна и грош (Моэм/Семёнов) — | Ответ на кроссворд из 4 букв, на букву М. |
| "Луна и грош" (автор), 4 буквы, первая буква М — ответы на кроссворды и сканворды | Английский писатель (1874-1965, ''Театр'', ''Луна и грош'', ''Остриё бритвы''). Слово из 4 букв, 4-я буква М. |
Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд
Английский писатель ХХ века, автор романов: 'Бремя страстей человеческих', 'Театр', 'Луна и грош', 'Разрисованная вуаль' (моэм). Английский писатель (1874-1965, ''Театр'', ''Луна и грош'', ''Остриё бритвы''). Слово из 4 букв, 4-я буква М. Но «Луна и грош» — именно такой роман. м, последняя - м). Сомерсет Уильям Моэм всегда открыта к прочтению онлайн.
Луна и грош, Театр (автор) - слово из 4 букв
Луна и грош в исполнении Вячеслава Герасимова Роман, о котором литературные критики спорят уже много десятилетий, однако так и не пришли к единому мнению, можно ли считать историю трагической жизни и смерти английского художника Стрикленда своеобразной «вольной биографией» Поля Гогена? За взаимоотношениями персонажей, столкновениями их устремлений, страстей и натур у Моэма отчетливо проступает художественно-философский анализ «вечных» тем мировой литературы: смысла жизни, любви, смерти, сущности красоты, назначения искусства.
Сомерсета Моэма «театр» книга. Сомерсет Моэм Луна и грош театр. Моэм Сомерсет Уильям "театр". Моэм Уильям Сомерсет собрание сочинений.
Моэм с Луна и грош Москва металлургия 1980. Эмиль Золя доктор Паскаль Новосибирск 1955 г.. Эмиль Золя доктор Паскаль краткое содержание. Сомерсет Луна и грош театр эксклюзивная классика. Луна и грош Фейхтвангер.
Луна и грош краткое содержание. Луна и грош. Сомерсет Моэм Издательство Москва. Произведение Уильяма Сомерсета Моэма «Луна и грош». Луна и грош обложка книги.
Реклама книги о художнике. Книги где есть работы знаменитых художников. Книги о художнике в. Чарльз Стрикленд Луна и грош. Луна и грош Гоген.
Луна и грош персонажи. Стрикленд Чарльз иллюстрация Луна и грош. The Moon and Sixpence w. Моэм - the Moon and Sixpence. William Somerset Maugham Moon and Sixpence.
Somerset Maugham - the Moon and Sixpence. Сомерсет Моэм Луна и грош театр 1983. Моэм записные книжки. Сомерсет Моэм записные книжки. Сомерсет Моэм Луна и грош год написания.
Единственное, что он понимал - это неудержимая страсть к искусству и невозможность собственного существования без него. После развода он стал практически нищим художником, живущим ради совершенствования своего мастерства, перебивавшегося редкими заработками. Очень часто ему не хватало денег даже на еду. Характер Стрикленда Художника Чарльза Стрикленда не признавали другие деятели искусства. Лишь один посредственный живописец Дирк Стрев разглядел в нем талант. Однажды Чарльз заболел, и Дирк пустил его к себе в дом, несмотря на то, с каким презрением к нему относился больной. Стрикленд был довольно циничен и, заметив, что жена Дирка испытывает перед ним восхищение - соблазнил ее лишь для того, чтобы нарисовать портрет. К тому времени, когда портрет обнаженной Бланш был завершен, Чарльз выздоровел и оставил ее.
Для нее расставание стало невыносимым испытанием - Бланш покончила с собой, выпив кислоты. Однако Стрикленда это ни капли не взволновало - ему было не важно все то, что происходит за пределами его картин. Конец романа После всех происшествий Чарльз Стрикленд продолжил бродяжничать, но спустя какое-то время отправился на остров Гаити, где взял в жены туземку и снова полностью погрузился в рисование. Там же он подхватил проказу и умер. Но незадолго до своей смерти он создал, пожалуй, главный шедевр. От пола до потолка он разрисовал стены хижины которую было завещано сжечь после его смерти.
Но стоит присмотреться, и становится ясно: перед нами два совершенно разных человека. Начнем с того, что Поль Гоген, несмотря на незаурядность натуры, все же во многом напоминает добропорядочного обывателя.
Например, он в случае необходимости готов выгодно продать свои картины в отличие, кстати, от Стрикленда, которому расчетливость чужда вовсе. Гоген открыт к взаимодействию с коллегами по цеху: известно о его дружбе с Камилем Писсарро, Ван Гогом. Стрикленд, к слову сказать, — угрюмый и нелюдимый волк-одиночка. Даже поездка Гогена на сказочный остров Таити, как выясняется из воспоминаний современников, является не просто порывом души, а официальной миссией, ради которой художник готов выпросить у начальства деньги. Поступок абсолютно невозможный для мятежного и совершенно оторванного от «мира сего» героя Моэма. А самое главное, что под маской напускного цинизма Поля Гогена таится душа ранимая и чувствительная. Несмотря на то, что художник оставил свою семью, он позднее искренне раскаялся в этом, пытался воссоединиться с родными. И неизбывная тоска из-за ранней смерти сына и дочери значительно сократила дни великого постимпрессиониста...
К слову сказать, ничего подобного не наблюдается в Стрикленде. Мысли о покинутых супруге и детях даже не посещают его. Чарльз Стрикленд — вообще своего рода уникум. Поневоле удивляешься, насколько ярко и убедительно получился у Моэма, в целом, сторонника умеренной жизненной позиции, образ такого ницшеанского размаха. Герой романа «Луна и грош» — человек баснословной силы и масштабных страстей. Как и положено гению бунтарства, он имманентно, фатально одинок. Его мятежность отметает все человеческие привязанности и добровольно обрекает душу на вечное изгнание. Именно поэтому Стрикленд ничего не хочет знать ни о родственных обязательствах, ни о дружеской преданности и уж тем более — о человеческой благодарности.
Чего хотя бы стоит вероломство по отношению к спасшему ему жизнь хорошему человеку Дирку Стреву! И уж совсем убивает наповал история с Бланш. Стрикленд не просто внушает пустые надежды несчастной влюбленной женщине, с полнейшим равнодушием доводит до самоубийства, но и сразу же выбрасывает ее из памяти, как досадный и малозначительный эпизод. Поучиться бы каноническим демонам книжного романтизма, всем этим Клодам Фролло, Хитклиффам, Дорианам Греям и Печориным... Словом, Чарльз Стрикленд — настоящий социопат. Безжалостный, циничный и непреклонный. Однако когда читаешь «Луну и грош» с предельной внимательностью, начинаешь понимать, насколько все непросто. Ведь Моэм замышлял посвятить свое произведение не описанию патологий нравственности, а осмыслению возможностей созидания человеческого духа.
Иначе он не характеризовал бы своего героя как «подлинного идеалиста», «фанатика и апостола».
Зарубежные писатели XX века: кого читали в России
А в последствии место за ударной установкой перешло к Кириллу Перову.
Ощущение родства приводит к тому, что в какой-то момент ты начинаешь думать, что все, что ты читаешь, написано самим тобой. Оценка произведения в итоге зависит от степени твоего самолюбия, ибо некоторые обожают заниматься самобичеванием и могут в праведном гневе низко оценить свой смысловой аналог.
Так, например, Лев Толстой не любил Шекспира. Когда произведение тебе кажется идеальным, то ты начинаешь задумываться - почему это так, ведь ты ничего для этого сам не делал. Не сравнивал, не пытался ощутить автора с его биографией в пространстве, не вспоминал о традициях того временного периода, не думал о глубинном смысле.
Все слишком органично и непроизвольно пришло само. В этом и есть недостаток подобного субъективного идеального восприятия. Перед тобой автор, в котором ты растворился, тебе нечего с ним обсуждать и делить.
Хорошо, если ты с ним еще мало знаком и есть чему поучиться. А во все другое время тебе остается только его благоговейно поцеловать.
Оценка произведения в итоге зависит от степени твоего самолюбия, ибо некоторые обожают заниматься самобичеванием и могут в праведном гневе низко оценить свой смысловой аналог. Так, например, Лев Толстой не любил Шекспира. Когда произведение тебе кажется идеальным, то ты начинаешь задумываться - почему это так, ведь ты ничего для этого сам не делал. Не сравнивал, не пытался ощутить автора с его биографией в пространстве, не вспоминал о традициях того временного периода, не думал о глубинном смысле. Все слишком органично и непроизвольно пришло само. В этом и есть недостаток подобного субъективного идеального восприятия. Перед тобой автор, в котором ты растворился, тебе нечего с ним обсуждать и делить. Хорошо, если ты с ним еще мало знаком и есть чему поучиться.
А во все другое время тебе остается только его благоговейно поцеловать. Кстати, целовать Моэма не стал бы, но по иным соображениям.
Эти люди редко эксцентричны во внешности. Насколько удаётся, они стараются быть похожи на писателей. Они хотят, чтобы мир их принимал, и готовы отправиться куда угодно через управляющих от городских фирм. Они всегда кажутся слегка усталыми. До сих пор я никогда не знал писателей и нашёл их очень странными, но не думаю, чтобы они когда-нибудь казались мне вполне реальными. Помню, их разговор я счёл искромётным, и с удивлением прислушивался, как своим жалящим юмором они в пух и прах разбивали собрата-автора в те моменты, когда тот обращал к ним спину.
Художник имеет то преимущество перед всем миром, что его собратья являют его насмешке не только свои внешности и характеры, но и свою работу. Я так отчаялся выразить когда-нибудь себя в такой склонности и с такой лёгкостью. В те дни разговор культивировался как искусство; изящная находчивость ценилась гораздо больше "треска тернового хвороста под котлом" [3] ; и эпиграмма, ещё не ставшая механическим средством, при помощи которого тупость достигала видимости ума, сообщала лёгкость ничтожному разговору из вежливости. Скажу, что я ничего не могу вспомнить из всего этого фейерверка. Но думаю, что разговор никогда не завязывался с такой основательностью, как в тех случаях, когда он касался деталей торговых сделок, которые суть оборотная сторона искусства, которым мы занимались. Когда мы обсуждали достоинства последней книги, было естественным интересоваться, сколько продано экземпляров, какой аванс получен автором, и на сколько ему, вероятно, этого хватит. Говорили о том или об этом издателе, сопоставляли великодушие одного с низостью другого; спорили, лучше ли пойти к тому, кто даёт щедрые проценты, или к другому, который "толкает" книгу целиком за то, что она стоит. Кто-то рекламировал плохо, а кто-то хорошо.
Кто-то был современен, а кто-то старомоден. Ещё говорили об агентах, и о предложениях, которые те нам устраивали, о редакторах и статьях, которые те охотно принимали; сколько они платили за тысячу и платили они сразу или как-то иначе. Для меня это всё было романтикой. Это давало мне внутреннее сознание причастности к некоему мистическому братству. IV В это время никто не был ко мне добрее, чем Роза Ватерфорд. В ней мужской интеллект соединялся с женским своенравием; а рассказы, что она писала, были оригинальны и приводили в замешательство. Однажды у неё в доме я встретил жену Чарльза Стрикленда. Мисс Ватерфорд давала чай, и её маленькая комнатка была заполнена более обычного.
Все, казалось, разговаривали, и я, сидящий молча, чувствовал себя неловко; но вместе с тем я не решался внедряться в одну из этих групп, которые казались поглощёнными собственными заботами. Мисс Ватерфорд была хорошей хозяйкой, и, видя моё замешательство, направилась ко мне. Я сознавал своё невежество, но если мистрис Стрикленд всемирно известная писательница, думалось мне, недурно об этом узнать до того, как я с ней заговорю. Роза Ватерфорд скромно опустила глаза, сообщая своему ответу исключительный эффект. Вы заслужили некоторого шума, и она будет задавать вопросы". Роза Ватерфорд была цинична. Она глядела на жизнь как на возможности для написания романов, а на людей как на собственный сырой материал. Ныне и тогда она принимала тех из них, кто выказывал понимание её таланта, и угощала с должной щедростью.
Она добродушно презирала их слабость ко львам и львицам, но с должным этикетом играла перед ними роль знаменитости в литературе. Я был препровождён к мистрис Стрикленд, и в течение десяти минут мы с нею разговаривали. О ней ничего не могу сказать кроме того, что у неё приятный голос. У неё была квартира в Вестминстере, обращённая в сторону незавершённого собора, и поскольку мы жили по соседству, то почувствовали приятельское расположение друг к другу. Мистрис Стрикленд спросила мой адрес, и несколько дней спустя я получил приглашение на завтрак. Приглашали меня мало, и я с удовольствием согласился. Когда я вошёл, несколько поздновато, потому что, боясь явиться слишком рано, трижды обошёл вокруг собора, - всё общество уже было в сборе. Все мы были писатели.
Стоял прекрасный день ранней весны, и мы были в хорошем настроении. Мы говорили о сотне всяких вещей. Мисс Ватерфорд, разрываемая между эстетизмом времени своей юности, когда она отправлялась на приёмы в неизменном зелёном, цвета шалфея с бледно-жёлтым, и легкомыслием, свойственном её зрелым годам, воспарившим к вершинам и парижским мушкам, одела новую шляпку. Это привело её в приподнятое настроение. Я никогда не знал её более злоречивой насчёт наших общих друзей. Мистрис Грей, помятуя, что душа истинного ума - нарушение приличий, громким шёпотом заметила, как хорошо было бы окрасить белоснежную скатерть в розовый оттенок. Ричард Твайнинг был неистощим на всякие причудливые проделки, а Джордж Роуд, сознающий, что ему нет нужды выставлять своё великолепие, почти вошедшее в поговорку, открывал рот только затем, чтоб отправить туда пищу. Мистрис Стрикленд говорила не много, но у неё был приятный дар поддерживать общий разговор; и когда случалась пауза, она бросала нужное замечание и разговор завязывался снова.
То была тридцатисемилетняя женщина, довольно высокая и прямая, не склонная к полноте; прелестной её назвать нельзя было, но её лицо было приятным, главным образом, видимо, из-за добрых карих глаз. Кожа у неё была желтоватой. Тёмные волосы были тщательно уложены. У неё единственной из трёх женщин не было косметики на лице, и по контрасту с остальными она казалась простой и непосредственной. Гостиная была во вкусе времени. Очень строгая. Высокие панели светлого дерева и зелёные обои, по которым были развешены гравюры Вистлера в тонких тёмных рамках. Зелёные занавески с изображёнными на них павлинами ниспадали прямыми складками; зелёный ковёр, по полю которого резвились тусклые зайцы среди кудрявых деревьев, говорил о влиянии Виллиама Морриса.
Дельфтский фаянс на каминной полке. В то время в Лондоне, должно быть, насчитывалось сотен пять гостиных, декорированных совершенно в такой же манере. Просто, артистично и уныло. Когда мы закончили, я вышел с мисс Ватерфорд, и прекрасный день и её новая шляпка вдохновили нас на прогулку по парку. Я говорила, что если она рассчитывает на литераторов, то должна побеспокоиться об угощении". Она не хочет отставать от времени. Я полагаю, она простовата, бедняжка, и думает, что все мы замечательны. В конце концов, её радует приглашать нас к ланчу, а нам это ущерба не доставляет.
Я её люблю за это". Обращая взгляд в прошлое, я думаю, что мистрис Стрикленд была наиболее безобидной из всех охотников за знаменитостями, которые преследуют свою жертву от редких высот Хамстеда до студий в низинах Чин Вок. Она провела очень спокойную юность в деревне, и книги, которые поступали из библиотеки Мьюди, приносили с собой не только собственную романтику, но и романтику Лондона. У неё была действительно страсть к чтению редкая в её среде, где основная часть интересовалась писателем больше, чем книгой, и художником больше, чем картиной , и она изобрела себе фантастический мир, в котором жила куда свободнее, чем в ежедневном мире. Когда ей пришлось узнать писателей, это было как переживание на сцене, которую до сих пор она знала с другой стороны рампы. Она воспринимала их драматически, и ей по-настоящему казалось, что она живёт более значительной жизнью, поскольку принимала их и ходила сама в их твердыни. Она признавала правила, по которым они играли жизненную партию, как существенные для них, но никогда ни на мгновенье не подумала бы, чтоб регулировать своё собственное поведение в соответствие с ними. Присущая ей эксцентричность - чудаковатость в одежде, дикие теории и парадоксы - были лишь представлением, которое её забавляло, но не оказывало ни малейшего влияния на её невозмутимость.
Полагаю, что - биржевой маклер. Он очень глуп". Вы встретите его, если будете обедать у них. Но они не часто приглашают к обеду. Он очень тихий. Он ничуть не интересуется литературой или искусством". Я не смог подыскать ничего остроумного в ответ и спросил лишь, есть ли дети у мистрис Стрикленд. Оба ходят в школу".
Предмет был исчерпан, и мы стали говорить о другом. V В течение лета я не раз встречал мистрис Стрикленд. Тогда и после я ходил на прелестные маленькие ланчи у неё на квартире, и на несколько более внушительные чаепития. Мы пришлись по душе друг другу. Я был очень молод, и, возможно, её соблазняла мысль направлять мои стопы по трудной стезе писательства; что касается меня, то было приятно иметь кого-то, к кому бы я мог пойти со своими невзгодами, уверенный, что буду внимательно выслушан и получу разумный совет. У мистрис Стрикленд был дар сострадания. Это прелестный дар, однако, он часто оскорбляем теми, которые думают, что им владеют; есть нечто отвратительное в той алчности, с которой они набрасываются на несчастья друзей, стремясь проявить свою сноровку. Она хлещет как нефтяной фонтан; сострадательные изливают сострадание с непринуждённостью, подчас оскорбляющей их жертвы.
Их грудь слишком омыта слезами, чтоб я ещё стал окроплять её своими. Мистрис Стрикленд использовала своё преимущество с тактом. Вы чувствовали, что принимая её сочувствие, тем самым её обязывали. Когда с энтузиазмом своего юного возраста, я обратил на это внимание Розы Ватерфорд, она сказала: "Молоко очень приятно, особенно если туда добавить капельку бренди, но домашняя корова только тогда и будет довольна, когда её от него освободят. Раздувшееся вымя очень мешает". У Розы Ватерфорд был ядовитый язычок. Едва ли кто сказал бы так едко, но с другой стороны - никто бы не сказал очаровательнее. Была одна черта у мистрис Стрикленд, которая мне нравилась.
Она элегантно руководила своим кружком. Её квартирка была всегда опрятной и весёлой, пестрела цветами, а вощёный ситец в гостиной, несмотря на строгий рисунок, был ярким и прелестным. Кушанья, подаваемые в маленькой артистической столовой, были чудесны: изящно выглядел стол, две девушки были обходительны и миловидны, блюда прекрасно подготовлены. Невозможно было ни заметить, что мистрис Стрикленд - отличная хозяйка. Вы также были уверены, что она замечательная мать. В гостиной висели фотографии её сына и дочери. Сын - его звали Роберт - шестнадцатилетний подросток в колледже Регби - вы его видели во фланелевом костюме и в крикетной шапочке, а потом во фраке и со стоячим воротничком. У него были прямые брови, как у матери, и её же чудесные, задумчивые глаза.
Он выглядел чистым, здоровым и обычным. У него очаровательный характер". Дочери было четырнадцать лет. Волосы у неё, тёмные и густые как у матери, в изумительном изобилии ниспадали на плечи; на лице застыло то же доброе выражение; глаза были спокойными, чуждыми волнению. Может быть, в её наивности и заключалось её наибольшее очарование. Она сказала это без пренебрежения, скорее с нежностью, как будто, допуская худшее о нём, она хотела уберечь его от клеветы своих друзей. Думаю, что он надоел бы вам до смерти". Я его люблю".
Она улыбнулась, чтобы скрыть смущение, и мне показалось, что она боится, как бы я не выказал одну из тех насмешек, какие таковое признание едва ли ни повлекло за собой, будь оно произнесено при Розе Ватерфорд. Она слегка запнулась. Её глаза затуманились. Он даже не слишком зарабатывает на Фондовой Бирже. Но он ужасно милый и добрый". VI Но когда, наконец, я встретил Чарльза Стрикленда, произошло это при таких обстоятельствах, что мне ничего не оставалось, как познакомиться с ним. Однажды утром мистрис Стрикленд прислала мне записку, извещая, что сегодня вечером даёт обед, и один из гостей её оставил. Просила меня заполнить пробел.
Она писала: "Справедливости ради должна предупредить вас, что вы у нас вдоволь поскучаете. Будет сплошная скукотища с самого начала. Но если придёте, я буду вам не на шутку благодарна. Мы сможем с вами между собой поболтать". Было бы не по-приятельски не придти. Когда мистрис Стрикленд представила меня мужу, тот довольно равнодушно протянул мне руку. Весело обернувшись к нему, она попыталась чуть-чуть сострить. Мне казалось, что он уж начал сомневаться".
Стрикленд издал лёгкий вежливый смешок, с которым принимается шутка, в которой не видят ничего занимательного, и ничего не сказал. Вновь прибывшие требовали внимания хозяина, и я был предоставлен самому себе. Когда, наконец, мы все собрались, в ожидании приглашения к столу я, болтая с дамой, которую меня попросили "занять", раздумывал, с каким необыкновенным искусством человек в цивилизованном мире привык расточать на унылые формальности короткий отрезок отпущенной ему жизни. То был один из тех обедов, когда удивляешься, зачем это хозяйке было беспокоится приглашать гостей, и зачем гостям было беспокоится приходить. Присутствовало десять человек. Они равнодушно сошлись и с облегчением расстанутся. Конечно, приём был безупречный. Стрикленды давали обеды определённому количеству лиц, к которым интереса не испытывали, и так приглашали их, что эти лица изъявляли согласие.
Чтобы уклониться от скучного обеда t;te-;-t;te, дать отдых прислуге, или потому что не видели причины отказываться, поскольку им давали обед. Столовая была заполнена до отказа. Были К. Потому что Член Парламента обнаружил, что не сможет выехать из Дому, я и был приглашён. Респектабельность на обеде была необыкновенная. Женщины были слишком элегантны, чтобы быть просто прекрасно одетыми, и слишком уверены в себе, чтобы быть занимательными. Мужчины выглядели солидными. Их окружала атмосфера успеха.
Каждый говорил несколько громче из-за инстинктивного желания поддержать вечер, и в комнате стоял изрядный гомон. Но общего разговора не было. Каждый разговаривал со своим соседом; с соседом справа за супом, рыбой и салатом; с соседом слева за мясом, десертом и закуской. Говорили о политике и о гольфе, о своих детях и последнем матче, о картинах с Королевской Академии, о погоде и планах на выходные. Говорили, не умолкая ни на минуту, и шум всё рос и рос. Мистрис Стрикленд могла поздравить себя, её вечер удался. Муж её играл свою роль, соблюдая декорум. Возможно, он говорил и не много, но к концу вечера на лицах женщин по обеим сторонам от него мне почудилась усталость.
Они нашли его тяжеловесным. Один-два раза глаза мистрис Стрикленд останавливались на нём с какой-то тревогой. Наконец, она встала и проследовала с обеими дамами из комнаты. Стрикленд затворил за ней дверь и, направившись к другому концу стола, занял место между К. Он пустил портвейн по кругу и передал сигары. Мы стали болтать о винах и табаке. Мне нечего было сказать, и я молча сидел, стараясь вежливо выказывать интерес к разговору, и потому, думаю, никому до меня не было ни малейшего дела, - все, на моё счастье, были заняты Стриклендом. Он был крупнее, чем я ожидал: не знаю, почему я воображал его мелким с незначительной внешностью; в действительности он был широкоплеч и объёмист, с крупными руками и крупными ступнями ног, и вечернее платье сидело на нём неуклюже.
Он наводил вас на мысль о кучере, одевшемся по случаю. Это был мужчина сорока лет, некрасивый, но и не уродливый; черты лица его были скорее правильны, но несколько крупнее обыкновенных, и общее впечатление было не из грациозных. Он был чисто выбрит, и его большое лицо выглядело чересчур голым. Волосы были рыжеватыми и подстрижены очень коротко, а глаза небольшие, серые или голубые. Он выглядел заурядным. Я недолго удивлялся тому, что мистрис Стрикленд чувствует определённую неловкость за него: он едва ли прибавлял к репутации женщины, желающей создать себе положение в мире искусства и литературы. Было очевидно, что у него нет дара общения, но без него человек может обойтись; в нём не было даже оригинальности, и уж это выбрасывало его из общей колеи; он был просто добр, скучен, честен и понятен. Кто-то мог восхититься его чудесными качествами, но от общения с ним уклонился бы.
Он был ничем. Возможно, он что-то стоил в обществе, был хорошим мужем, отцом, честным маклером, но ведь это ещё не причина, чтоб расточать на него своё время. VII Сезон близился к своему пыльному концу, и я знал, что каждый готовится к отъезду. Мистрис Стрикленд везла семейство на Норфолькское побережье, чтобы у детей было море, а у мужа гольф. Мы сказали друг другу до-свидания и готовы были встретиться осенью. Но находясь последний день в городе, выходя из "Товаров", я встретил её с сыном и дочерью; как и я, она делала последние закупки перед отездом из Лондона, и мы оба были разгорячёнными и уставшими. Я предложил отправиться всем нам в парк за мороженым. Думаю, мистрис Стрикленд была рада показать мне своих детей, и она с живостью приняла моё приглашение.
Они были даже более привлекательны, чем обещали их фотографии, и она по праву ими гордилась. Я был для них достаточно юн, чтобы им не чувствовать смущения, и они весело щебетали о том, о сём. Они были необыкновенно милыми, здоровыми детишками. В тени деревьев было очень приятно. Когда через час они втиснулись в кэб, чтобы ехать домой, я лениво поплёлся в клуб. Возможно, я был несколько одинок, и в том, как я думал о мельком увиденной приятной семейной жизни, был оттенок зависти. Они казались такими близкими друг другу. У них были сугубо свои маленькие шутки, непонятные непосвящённым и чрезвычайно их забавлявшие.
Возможно, Чарльз Стрикленд оценивался не высоко по стандарту, который требовал в первую очередь словесного фейерверка; но его интеллект соответствовал его окружению, а это - паспорт не только на вполне сносный успех, но и на гораздо большее - на счастье. Мистрис Стрикленд была очаровательная женщина, и она любила его. Я рисовал себе их жизнь, не тревожимой несчастными обстоятельствами, простой, честной и, из-за двух их милых, искренних детей, так очевидно предназначенных продолжить традицию их пути и позиции, не лишённой смысла. Незаметно они постареют, увидят, как их сын и дочь, достигнув каждый благоразумного возраста, должным образом вступят в брак - она цветущей девушкой, будущей матерью здоровых детишек; он красивым мужественным парнем, очевидно, солдатом; и наконец, процветающие в своём достойном уединении, любимые их потомками, после счастливой и не бесполезной жизни, пресыщенные годами, они сойдут в могилу. То история далеко не одной четы, и образчик жизни, ими предполагаемый, имеет свою домашнюю прелесть. Он напоминает вам о безмятежных ручейках, плавно изливающихся среди зелёных пастбищ в тени кудрявых деревьев, покуда они в конце концов ни впадают в безбрежное море; море же такое спокойное, тихое и равнодушное, что вас вдруг прохватывает смутная тревога. Возможно, то лишь причуда моей природы - и она давала знать о себе даже в те дни - что в существовании, осенённом уделом всех смертных, я чувствую что-то неладное. Я признавал их общественную ценность, видел их упорядоченное счастье, но жар в моей крови жаждал более невозделанного пути.
В тех, доступных радостях мне чудилось нечто, возбуждающее тревогу. В моём сердце существовало страстное желание жить с б;льшим риском. И не сказать, чтобы я был не готов к зазубренным скалам и коварным мелям, когда бы только у меня был выбор - выбор и возбуждение от непредвиденного. VIII Перечитывая то, что я выше написал о Стриклендах, сознаю, что они, должно быть, оказались в тени. Я не смог наделить их ни одной из тех чёрточек, что заставляют книжного персонажа жить его собственной реальной жизнью; и гадая, мой ли то просчёт, я ломал голову, стараясь вспомнить особенности, которые бы сообщили им яркость. Чувствую, что остановись я на некоторых их характерных выражениях или кое на каких странных привычках, я смог бы снабдить их существенными особенностями, свойственными именно им. Они встают передо мной, как фигурки на старом гобелене; они неотделимы от фона, и на расстоянии будто утрачивают контуры, так что перед вами разве что радующие глаз цветные пятна. Единственным извинением мне служит, что они и не произвели на меня другого впечатления.
В них была именно та обыденность, которую мы встречаем в людях, чья жизнь составляет частицу социального организма до такой степени, что они существуют в нём и только им. Они подобны клеткам организма, - составляя его сущность, они, покуда здоровы, целиком им поглощены. Стрикленды были обыкновенным буржуазным семейством со средним достатком. Приятная гостеприимная женщина с невинным помешательством на малых львах из литературной среды; достаточно скучный мужчина, выполняющий свой долг на том месте, куда его поместило милосердное Провидение;двое привлекательных здоровых ребятишек. Что может быть ординарнее? Не знаю, что бы могло возбудить к ним любопытное внимание. Когда я размышляю обо всём, что позже произошло, то вопрошаю самого себя, ни тупоголовостью ли было не приметить в Стрикленде хоть что-то выходящее за рамки обыкновенности. Быть может, за годы, что прошли с тех пор, я сильно продвинулся в знании людей; но даже если бы впервые я встретил Стрикленда, имея сегодняшний опыт, не думаю, чтоб я судил об нём иначе.
Но поскольку я узнал, что человек неожидан в своих проявлениях, то сейчас я уж не удивился бы тем новостям, что дощли до меня, когда я вернулся в Лондон в начале осени. Не прошло двадцати четырёх часов после моего возвращения, как я столкнулся на Джермин-стрит с Розой Ватерфорд. Я подумал, что она прослышала о каком-нибудь скандале насчёт своих друзей, и инстинкт литературной дамы дамы пребывал в боевой готовности. Я отрицательно повёл головой. Мне было интересно, разорился ли бедняга на Головной бирже или попал под омнибус. Он ушёл от своей жены". Определённо мисс Ватерфорд чувствовала, что не может высказать соответствующее суждение на краю Джермин-стрит и потому, как артист на сцене, бросив голый факт, объявила, что деталей не знает. Я не был к ней несправедлив, предположив то пустячное обстоятельство, что мешало ей сообщить мне их, но она упорствовала.
Она сверкнула улыбкой и, ссылаясь на визит к своему дантисту, с беспечным видом удалилась. Я был более заинтересован, чем обеспокоен. В те дни мой жизненный опыт, так сказать, из первых рук был невелик, и это побуждало меня судить о происшествии с людьми, которых я знал, по стереотипу, почерпнутому из книг. Сознаюсь, что сейчас время приучило меня к происшествиям подобного рода среди моих знакомых. Но тогда я был слегка шокирован. Стрикленду определённо было под сорок, и мне казалось отвратительным, чтобы мужчину его возраста занимали сердечные дела. С высокомерием, свойственным зелёной юности, я считал тридцать пять крайним пределом, когда можно ещё поддастся любви, не превращаясь в глупца. Кроме того, эти новости несколько взбудоражили меня лично, потому что я писал из деревни миссис Стрикленд, извещая о возвращении и добавляя, что если не услышу от неё возражений, то приду в назначенный день выпить с нею чашку чая.
То был как раз тот день, и я не получил от миссис Стрикленд ни словечка. Хотела она меня видеть или нет? Вполе возможно, что в ажитации момента моя записка выскочила у неё из памяти. Возможно, было бы умнее не ходить. С другой стороны, ей, может быть, хотелось сохранить всё в тайне, и чрезвычайно неосторожно было бы мне подать вид, что меня достигли эти неожиданные новости. Я был раздираем между страхом поранить чувства милой женщины и страхом оказаться не к месту. Я чувствовал, она должна страдать, и мне не хотелось видеть душевные боли, которым я не мог помочь; но моё сердце переполняло желание, которого я слегка стыдился, увидеть, как она всё приняла. Я не знал, как поступить.
Наконец мне пришло на ум объявиться так, как будто ничего не случилось, отправив горничную справиться, удобно ли мистрис Стрикленд сейчас меня принять. Это как будто давало её возможность прогнать меня. Но мной овладело замешательство, когда, сказав горничной заготовленную фразу, я ждал ответа в тесном проходе, призывая всё своё душевное мужество, чтобы не удрать. Мою возбуждённую фантазию её манеры вполне убедили, что домашняя катастрофа произошла. Я последовал за ней в гостиную. Шторы были частично задёрнуты, затемняя комнату, и мистрис Стрикленд сидела спиной к свету. Её шурин Полковник Мак-Эндрью стоял перед камином, грея спину у незажжённого огня. Мне собственное появление показалось чрезвычайно не к месту.
Мне показалось, что мой приход был воспринят как неожиданность, и мистрис Стрикленд потому только позволила меня впустить, что забыла выпроводить. Кажется, заминка задела Полковника. Сейчас Энн принесёт чай" Даже в затенённой комнате я не мог не заметить, что лицо мистрис Стрикленд опухло от слёз. Её кожа, некогда очень хорошая, стала землистой. Вы встречались здесь за обедом как раз перед отъездом". Мы пожали друг другу руки. Я настолько растерялся, что не мог вымолвить ни слова, но мистрис Стрикленд выручила меня. Она спросила, куда я собирался деть себя на лето, и, воспользовавшись этим, я кое-как справился с разговором, пока не внесли чай.
Полковник спросил виски с содовой. Это был первый намёк, что произошла какая-то неприятность. Я никак не отреагировал и, как мог, вовлекал в разговор мистрис Стрикленд. Полковник, до сих пор стоявший у камина, не проронил ни слова. Я гадал, как скоро было бы прилично уйти, и на кой чёрт она мне позволила придти.
Автор романа Луна и грош
Стоял погожий весенний день, и настроение у собравшихся было отличное. Разговоры шли обо всем на свете. На мисс Уотерфорд, разрывавшейся между эстетическими представлениями ее юности строгое зеленое платье, нарциссы в руках и ветреностью зрелых лет высокие каблуки и парижские туалеты , была новая шляпа. Это придавало ее речам необыкновенную резкость. Никогда еще она так зло не отзывалась о наших общих друзьях. Миссис Джей, убежденная, что непристойность — душа остроумия, полушепотом отпускала остроты, способные вогнать в краску даже белоснежную скатерть.
Ричард Туайнинг все время нес какую-то чепуху, а Джордж Род в горделивом сознании, что ему нет надобности щеголять своим остроумием, уже вошедшим в поговорку, открывал рот только затем, чтобы положить в него лакомый кусочек. Миссис Стрикленд говорила немного, но у нее был бесценный дар поддерживать общую беседу: чуть наступала пауза, она весьма кстати вставляла какое-нибудь замечание, и разговор снова оживлялся. Высокая, полная, но не толстая, лет так тридцати семи, она не отличалась красотой, но смугловатое лицо ее было приятно, главным образом из-за добрых карих глаз. Темные волосы она тщательно причесывала, не злоупотребляла косметикой и по сравнению с двумя другими дамами выглядела простой и безыскусной. Убранство ее столовой было очень строго, в соответствии с хорошим вкусом того времени.
Высокая белая панель по стенам и на зеленых обоях гравюры Уистлера в изящных черных рамках. Зеленые портьеры с узором «павлиний глаз» строгими прямыми линиями ниспадали на зеленый же ковер, по углам которого среди пышных деревьев резвились блеклые кролики — несомненное влияние Уильяма Морриса. Каминная доска была уставлена синим дельфтским фаянсом. В те времена в Лондоне нашлось бы не меньше пятисот столовых, убранных в том же стиле — скромно, артистично и уныло. Я вышел оттуда вместе с мисс Уотерфорд.
Она бежала от него, думая, что в другом месте сможет жить чистой жизнью. И вот что нашла… Отец предлагает ей сделать с жителями городка все, что она захочет, и девушка убивает всех… Этот фильм Ларса фон Триера показывает, как страшен «маленький» грех, скрывающийся под маской приличия, в котором человек и самому себе не хочет признаться, как страшно самооправдание, как растут в геометрической прогрессии грех и зло, как снежный ком, катящийся с горы, как грех неизбежно рождает смерть, что не нужно бежать куда-то от себя, точку опоры нужно искать в собственной душе. И эти проблемы переплетаются с теми, которые проявляются в романе «Луна и грош». Другой во многом автобиографический роман У. Моэма «Бремя страстей человеческих» очень многопланов и сложен. Поэтому хотелось бы выделить в рамках статьи один лишь пример: Милдред Роджерс, к которой главный герой Филипп Кэрри пылает необъяснимой страстью. По мнению Н. Дьяконовой, «Моэм нередко даже выходит за границы правдоподобия, изображая свою героиню настолько отталкивающей, что невозможно поверить в ее власть над влюбленным» [16]. Она объясняет это тем, что «по-видимому, чувство к ней должно показать умалчиваемое благопристойными романистами нерассуждающее физическое влечение, более могущественное, чем интеллект и благородство. Здесь Моэм показывает себя человеком нового, «фрейдовского» поколения с его уверенностью в приоритете подсознания над сознанием или, говоря языком старой трагедии, с уверенностью победы страсти над долгом» [17].
Вряд ли с этим можно согласиться: образ Милдред очень живой и, скорее всего, списан с натуры. Герой сам не понимает своего выбора: «он вспомнил свои мальчишеские мечты, и ему казалось невероятным, что он влюбился в Милдред Роджерс. Даже имя ее было уродливо. Он вовсе не считал ее красивой, ему не нравилась ее худоба — сегодня вечером он заметил, как торчат ключицы в вырезе ее вечернего платья, он перебрал в памяти одну за другой ее черты; у нее был неприятный рот и противный, болезненный цвет лица. Она была вульгарна. Ее речь, грубая и бедная, отражала скудость мысли; он вспомнил ее резкий смех в театре, претенциозно отставленный мизинец, когда она подносила ко рту бокал; ее манеры, так же как и ее слова, были полны отвратительного жеманства. Он вспомнил ее заносчивость — часто его так и подмывало отвесить ей пощечину; и вдруг — неизвестно почему, то ли при мысли, что ее можно ударить, то ли при воспоминании о ее крошечных красивых ушах — его охватило глубокое волнение. Он томился по ней» [18]. Страсть Филиппа к Милдред заставляла его совершать множество безумств, но сама Милдред, не ценящая то, что ее любят, идущая на поводу своих страстей, скатывалась все ниже, навстречу гибели. Не раз предпочтя Кэрри других, она рожает ребенка от одного из них, потом и вовсе становится проституткой.
Филипп же, встретив ее, предлагает ей с ребенком пожить у него, без близких отношений, чтобы она могла выбраться из болота, в которое попала. Но в итоге она все равно уходит от него, и как? Все, что в ней находилось, было намеренно уничтожено. Вне себя от ярости он бросился в комнату Милдред. Там было темно и пусто.
Чтобы покупать книги вам было ещё приятнее, мы регулярно проводим акции и конкурсы. Книжный интернет-магазин «Читай-город» «Читай-город» — сеть книжных магазинов, успешно работающих в Москве и других регионах России. А ещё это — крупный интернет-магазин книг.
У одних его имя вызывает восторг и преклонение, у других — опасливое непринятие. Но отрицать его значение для мировой литературы невозможно, оно огромно. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество — судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность — он преломляет в своем, ярком метафорическом слове. За шестьдесят с лишним лет писательской работы Набоков написал более пятидесяти книг. Его монументальное наследие только начинает публиковаться на родине. Общая оценка его творчества еще впереди. К юбилею писателя Библиотекой Академии подготовлена выставка-персоналия «В поисках потерянного рая». Абонемент художественной литературы,2 корпус, 1 этаж. Критические статьи о творчестве писателя. Набоков родился 10 22 апреля 1899 года в городе на Неве и принадлежал к старинному, аристократическому роду.
«В поисках потерянного рая»
Эта страница с ответами CodyCross Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош" дает вам необходимую помощь, чтобы справиться со сложными пазлами. Ответ на вопрос "Английский писатель, автор романа "Луна и грош" ", 4 (четыре) буквы: моэм. Роман "Луна и грош" (еще кстати встречается название "Луна и шесть пенсов") рассказывает о судьбе французского художника Поля Гогена, который в книге получил имя Чарльза Стрикленда. Ответ на вопрос "Английский писатель, автор романа "Луна и грош" ", 4 (четыре) буквы: моэм. Российский писатель, автор знаменитого романа «Мастер и Маргарита».
Присоединяйтесь к нам в социальных сетях:
- Калевала listen online
- Писатель, автор романов “Театр” и “Луна и грош” CodyCross Ответы:
- Навигация по записям
- Калевала слушать
- Аудиокниги слушать онлайн
- Ответ на сканворд или кроссворд: Автор романа Луна и грош
Характер Стрикленда
- «В поисках потерянного рая» — Донбасская национальная академия строительства и архитектуры
- Грехи капитализма
- кадры из фильма >>
- Ответы на сканворд дня из "Одноклассников" номер 22428
- Ответ на сканворд или кроссворд: Автор романа Луна и грош
- Книги, похожие на «Луна и грош»
Моэм Сомерсет Уильям - Луна и грош
А в последствии место за ударной установкой перешло к Кириллу Перову.
За взаимоотношениями персонажей, столкновениями их устремлений, страстей и натур у Моэма отчетливо проступает художественно-философский анализ «вечных» тем мировой литературы: смысла жизни, любви, смерти, сущности красоты, назначения искусства.
Если вы находитесь в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону или любом другом регионе России, вы можете оформить заказ на книгу Уильям Сомерсет Моэм «Луна и грош : роман» и выбрать удобный способ его получения: самовывоз, доставка курьером или отправка почтой. Чтобы покупать книги вам было ещё приятнее, мы регулярно проводим акции и конкурсы. Книжный интернет-магазин «Читай-город» «Читай-город» — сеть книжных магазинов, успешно работающих в Москве и других регионах России.
Но внезапно традиция завтраков прерывается, — ко всеобщему изумлению, заурядный Чарлз Стрикленд бросил жену и уехал в Париж. Миссис Стрикленд уверена, что муж сбежал с певичкой — роскошные отели, дорогие рестораны... Она просит автора поехать за ним и уговорить его вернуться к семье.
Однако в Париже оказывается, что Стрикленд живёт один, в самой дешёвой комнате самого бедного отеля. Он признает, что поступил ужасно, но судьба жены и детей его не волнует, равно как и общественное мнение, — остаток жизни он намерен посвятить не долгу перед семьёй, а самому себе: он хочет стать художником. Стриклендом словно бы владеет могучая, непреодолимая сила, которой невозможно противостоять. Реклама Миссис Стрикленд, при всей её любви к искусству, кажется гораздо оскорбительнее то, что муж бросил её ради живописи, она готова простить; она продолжает поддерживать слухи о романе Стрикленда с французской танцовщицей. Через пять лет, вновь оказавшись в Париже, автор встречает своего приятеля Дирка Стрева, низенького, толстенького голландца с комической внешностью, до нелепости доброго, писавшего хорошо продающиеся сладенькие итальянские жанровые сценки. Будучи посредственным художником, Дирк, однако, великолепно разбирается в искусстве и верно служит ему.
Дирк знает Стрикленда, видел его работы а этим могут похвастаться очень немногие и считает его гениальным художником, а потому нередко ссужает деньгами, не надеясь на возврат и не ожидая благодарности. Стрикленд действительно часто голодает, но его не тяготит нищета, он словно одержимый пишет свои картины, не заботясь ни о достатке, ни об известности, ни о соблюдении правил человеческого общежития, и как только картина закончена, он теряет к ней интерес — не выставляет, не продаёт и даже просто никому не показывает. Реклама На глазах автора разыгрывается драма Дирка Стрева. Когда Стрикленд тяжело заболел, Дирк спас его от смерти, перевёз к себе и вдвоём с женой выхаживал до полного выздоровления. В «благодарность» Стрикленд вступает в связь с его женой Бланш, которую Стрев любит больше всего на свете. Бланш уходит к Стрикленду.
Дирк совершенно раздавлен.