В читальном зале Центральной городской библиотеки имени М. В. Ломоносова представлена книжная выставка «К добру надо привлекать добром», приуроченная ко дню рождения знаменитого русского писателя и поэта Бориса Леонидовича Пастернака (10 февраля). Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля (29 января по старому стилю) 1890 года в Москве в семье известного художника Леонида Пастернака и пианистки Розалии Кауфман. Главная» Новости» Читать пастернак февраль достать чернил и плакать. В среду 7 февраля приглашаем посетить литературно-музыкальный вечер «Борис Пастернак. Главная» Новости» Февраль достать чернил т плакать пастернак.
Февраль, достать чернил и плакать: боль и слава Бориса Пастернака
| Семь кругов травли Бориса Пастернака | Главная» Новости» Февраль достать чернил борис пастернак. |
| Патриот или либерал? 10 февраля – день рождения Бориса Пастернака | Февраль. Принимая у себя на даче иностранцев, Пастернак передал корреспонденту Daily Mail Энтони Брауну стихотворение «Нобелевская премия» и просил отвезти его подруге и французской переводчице Жаклин де Пруайяр в Париж. |
«Февраль. Достать чернил и плакать». 125 лет со дня рождения Бориса Пастернака
К тому времени рукопись «Доктора Живаго» уже находилась в работе у молодого итальянского издателя, члена КПИ и левого авантюриста Джанджакомо Фельтринелли. Впоследствии, когда Пастернака начнут «прорабатывать», доброволец-фронтовик Эммануил Казакевич, невольно подаривший эпохе название «Оттепель», возмущенно заявит: «Оказывается, судя по роману, Октябрьская революция — недоразумение и лучше было ее не делать». Публикацию за рубежом могли расценить лишь как невиданное потрясение основ — советские писатели так не поступали с первой пятилетки. Нелицеприятные предупреждения получают и Фельтринелли, и сам Пастернак, летом 1957 года даже отправивший в Италию телеграмму с требованием остановить издание. В ноябре 1957 года роман выходит на итальянском, за что Фельтринелли исключают из компартии Италии, а над головой Пастернака сгущаются тучи. В августе 1958-го в Голландии без санкции автора и как будто без участия итальянцев «Доктор Живаго» публикуется на русском языке небольшим тиражом, а затем бесплатно предлагается советским посетителям Всемирной выставки в Брюсселе. Невозможно было расценивать это не иначе как провокацию.
Возможно, Пастернака и после этого не трогают напрямую лишь потому, что он все-таки Пастернак. Но 23 октября 1958 года было обнародовано решение Нобелевского комитета. Последствия На собрании парторганизации московских писателей официозный, но мало кому интересный поэт Николай Грибачев, а также Сергей Михалков, Мариэтта Шагинян и племянница Троцкого Вера Инбер предложили лишить Пастернака советского гражданства и выслать за границу в 1929 году ту же меру применили к Троцкому. Впоследствии идею одобрили многие, включая Константина Симонова. Николай Чуковский и Вера Панова назвали Пастернака врагом.
Ты не обидела бы, а уничтожила меня только в одном случае.
Если бы когда-нибудь ты перестала быть мне тем высоким захватывающим другом, какой мне дан в тебе судьбой». Из письма Б. Пастернака М. Цветаевой Свиданию все же суждено было случиться. Они встретились в 1935 году в Париже на Международном антифашистском конгрессе писателей в защиту культуры. Однако, эта встреча стала, по словам Марины, «невстречей», любовных отношений в реальной жизни между ними так и не случилось.
Зато, меньше, чем через 10 лет случилась общая трагедия, засвидетельствованная в одной из статей Евгения Евтушенко. Пастернак помогал Цветаевой собирать вещи, когда ее отправили в эвакуацию в Елабугу. Перевязывая чемодан, он оценил крепость веревки словами: «веревка все выдержит, хоть вешайся». Именно на этой веревке Марина Цветаева и повесилась 31 августа 1941 года. Борис Пастернак умер 30 мая 1960 года от рака легких на своей даче в Переделкино. Похоронили писателя 2 июня 1960 года на Переделкинском кладбище.
Что уходило и что добавлялось. Мое любимое: то город криками изрыт, то ветер криками изрыт, то снова город, но уже не криками он изрыт, а карканьем. В общем, наслаждайтесь: 92.
Они встретились в 1935 году в Париже на Международном антифашистском конгрессе писателей в защиту культуры. Однако, эта встреча стала, по словам Марины, «невстречей», любовных отношений в реальной жизни между ними так и не случилось. Зато, меньше, чем через 10 лет случилась общая трагедия, засвидетельствованная в одной из статей Евгения Евтушенко. Пастернак помогал Цветаевой собирать вещи, когда ее отправили в эвакуацию в Елабугу.
Перевязывая чемодан, он оценил крепость веревки словами: «веревка все выдержит, хоть вешайся». Именно на этой веревке Марина Цветаева и повесилась 31 августа 1941 года. Борис Пастернак умер 30 мая 1960 года от рака легких на своей даче в Переделкино. Похоронили писателя 2 июня 1960 года на Переделкинском кладбище. Проводить его в последний путь, несмотря на опалу поэта, пришло много людей среди них Наум Коржавин, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Кайсын Кулиев. В 2004 году, в первый день своего визита в Москву голливудский режиссёр Квентин Тарантино попросил отвезти его на Переделкинское кладбище на могилу Бориса Пастернака — писателя, которого знаменитость с детства признавал своим литературным кумиром. Шел проливной дождь, и Тарантино несколько минут сидел у могилы, попросив оператора «Первого канала» близко к нему не подходить.
Он сделал несколько фото на память, а потом попросил сфотографировать его на фоне памятника. Фото — Википедия Борис Пастернак.
Борис Пастернак
10 февраля исполняется 133 года Борису Пастернаку. Борис Леонидович Пастернак умер от рака легких 30 мая 1960 года, на 71-м году жизни. високосном, как и нынешний. Борис Пастернак. Борис ПАСТЕРНАК "Февраль. Достать чернил и плакать". Февраль. Принимая у себя на даче иностранцев, Пастернак передал корреспонденту Daily Mail Энтони Брауну стихотворение «Нобелевская премия» и просил отвезти его подруге и французской переводчице Жаклин де Пруайяр в Париж.
С творчеством поэта Бориса Пастернака знакомились школьники в библиотеке № 16
С экрана звучали фрагменты звукозаписи стихотворений в исполнении самого Бориса Пастернака, его сына Евгения, а так же песни, написанные на стихи поэта. В конце встречи все желающие смогли прочесть любимые произведения Бориса Пастернака.
Даже ненормально настолько, что тихим помешательством отдает тишина и тупым полоумием — тепло...
На днях поступлю в контору. Кем — еще знаю. Грандиозный выбор призваний...
Вот цитата из его письма: «Против Урала — мое нынешнее пребывание скучнее могилы... Лысые холмы, дюжины с полторы фабричных труб, люди, проведшие всю жизнь в газу, безлесные татарские деревни». Уральскую Всеволодо-Вильву он называет «промышленной Бельгией», а Бондюжский завод вызывает у него ассоциацию с английским Манчестером.
Завод П. Ушкова», — пишет он в Москву. Пастернак с интересом наблюдает за происходящим.
Так, он сообщает: «Завтра по утру впрягут здесь 150 лошадей в телегу с многопудовым чаном и повезут на пристань. Стоит поглядеть». Его, столичного жителя, очень поразило то, что «зимой завод сообщается с внешним миром допотопным способом.
Почту возили из Казани, расположенной в 250-ти верстах, как во времена «Капитанской дочки», на тройках». В письме от 30 декабря 1916 года свою работу он описывает так: «Воинским столом заведую я. В нашем «Манчестере» белобилетников таких до 500 человек.
Все они по роду занятий, по документам и так далее в высшей степени разнообразны. Привести эти пять сотен разнообразия к необходимому единообразию должен был я». Борис Леонидович очень ответственно и серьезно относится к своим обязанностям, понимая, что от него зависит судьба людей.
Позже он вспоминал: «В конторе завода я вел военный стол и освобождал целые волости военнообязанных, прикрепленных к заводам и работавших на оборону». Работа в военно-учетном столе отнимает у поэта много времени.
Например, Борис Пастернак вносил поправки в то самое стихотворение про февраль, чернила и пролетку — аж 46 лет. И то я не уверен, если честно. Собрал вам все основные редакции «Февраля».
В углу красуется антикварный гарнитур: кушетка и два кресла, обитые зеленым бархатом. Меня больше всего впечатляет, что стулья придвинуты вплотную к произведениям искусства и зрители задевают головой и даже облокачиваются на «жемчужину трофейной коллекции» см. Она принадлежит кисти одного из рубенсовских учеников и последователей, фламандца Абрахама ван Дипенбека. Картина находится не в лучшем состоянии, красочный слой пошел пузырями. Поражает коллекция картин и их состояние. Что-то потрескано, что-то вздуто. На полотне известного художника Бялыницкого-Бирули, висящем в коридоре, солидная дыра в холсте. Кстати, библиотека в доме сохранила шкафы времен Трубецких и даже некоторые фолианты княжеской коллекции. Сотрудница санатория, с которой удается поболтать в коридоре, рассказывает, что комната Пастернака - совсем не Пастернака. Вот это из шестого взяли, это - с южного крыла».
АртПИТЕР про стихи. Борис Пастернак. Февраль
Главная» Новости» Стихи пастернак февраль достать чернил и плакать. Предлагаем вашему вниманию материал на тему: Февраль, достать чернил и плакать: боль и слава Бориса Пастернака. Февраль и другие mp3 песни этого артиста и похожие треки жанров russian, 20th century classical, russian classical, classical. Главным прозаическим произведением Бориса Пастернака стал роман «Доктор Живаго», который он завершил в 1956 году.
133 года со дня рождения Пастернака. 10 фактов о поэте, писателе и переводчике
На начало 1930-х годов приходится краткий период официального признания Пастернака — он представляет СССР на международных съездах, его собрание сочинений регулярно переиздается. Однако уже в 1936 году в его адрес начинают звучать упреки в несоответствии идеям партии и духу времени, а его работа все сильнее сводится к переводам, некоторые из которых «Фауст» Гете, «Гамлет» Шекспира стали хрестоматийными. В годы войны вышел его сборник «На ранних поездах». В 1957 году роман вышел в Италии и на принес своему автору Нобелевскую премию по литературе, вызвав гнев советских властей. Против писателя развернулась масштабная травля, лучшим выражением которой стала фраза «Я Пастернака не читал, но осуждаю».
Адрес редакции: 125124, РФ, г. Москва, ул. Правды, д. Почта: mosmed m24.
Предпоследняя короткая глава романа — она как пощечина.
Кажется уже и все слезы по героям выплаканы, и ничем тебя больше не опечалит книга. Ан нет: вот так еще бывает, детка. Даже и сейчас помню, как хватала воздух ртом, дочитывая. И по всему, это должно было стать рассказом о человеке, с мрачным упоением несправедливостью судьбы переживающем свое горе-злосчастие. Несущем Крест Мученика так, чтобы все окружающие понимали величину, приносимой им жертвы, с блоковским: «Рожденные в года глухие, пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России, забыть не в силах ничего», лейтмотивом. Это не так. Удивительно светлое, спокойное мироощущение. Уверенное среди зыбкости сущего и тектонических сдвижек пространства-времени, самой реальности. Он делает свое дело так хорошо, как может.
Он любит всем существом своих женщин, и не говорите мне пожалуйста, что любить можно только одну, таково мол последнее решение бюро райкома. В жизни всякое бывает. Юрий Живаго не снимает с себя ответственности ни за что происходящее с ним. И не взваливает забот о том, о чём не мог заботиться. Он делает свое дело, оставаясь трезвым, собранным и глубоко порядочным среди какофонии, которой обернулась прежняя стройная гармония существования.
У него такое свойство — дарить покой и утешать страдания. Он просто делает, что может, так хорошо, как может. И я люблю его. И боюсь Комаровского. Почему так много думаю о нём?
Юру, Тоню, Лару люблю. Стрельникова понимаю и сочувствую ему. Евграфом восхищаюсь. Таню жалею. Комаровский отдельно от всех, колоссальный по степени вызываемого интереса и пугающий.
У Мамардашвили в «Топологии пути» наткнулась на другую интерпретацию, и всё встало на места. Это счастье, понять что-то долго мучившее под сурдинку. Не фанфарами, а на периферии сознания. Мераб Константинович говорит, что «Живаго» — роман непонятых связей, недотянутых нитей, неувиденных и неразгаданных, нереализованных пересечений. Они есть на всём протяжении и читателю видны.
Хотя и читатель, глядящий со стороны, обладающий большей, в сравнении с героями, полнотой знания, не умеет чаще всего дотянуть, понять значение. Олег Янковский в роли Комаровского. Кадр из сериала «Доктор Живаго» 2005 год Но есть один персонаж в романе, который всё видит. Безошибочно ориентируется в потоке. Держит в руках нити.
Играючи скользит по линиям каузальных, событийных переплетений. Да, Комаровский.
Поэтому в его произведениях так много столичных топонимов, которые вполне можно сделать целью очередной пешей прогулки. День рождения Бориса Пастернака пришелся на дату смерти Александра Пушкина, правда, из-за ошибки в новом календарном стиле дата «переехала» на 11 февраля. Родился будущий писатель неподалеку от современной станции метро «Маяковская» — там, где Оружейный переулок пересекается со 2-й Тверской-Ямской улицей, через дорогу от Триумфальной площади.
Здание в 1890-м году принадлежало купцу Веденееву, там-то Пастернаки и снимали квартиру на момент рождения старшего сына Бориса. Внутри располагались столярные мастерские, был большой двор, само жилище занимало заметную часть второго этажа — целых шесть комнат, пусть и небольших. Сейчас на здании можно увидеть мемориальную табличку, которую повесили к 100-летию писателя. На первом этаже — бар, закусочная, кофейня: все как везде. Спустя год после рождения Бориса семья переехала в особняк Лыжина по соседству: Оружейный переулок, д.
Там семья Пастернака прожила совсем недолго — до 1893 года. К сожалению, дом не сохранился: архивы сообщают, что его снесли в 1976 году при очередном расширении Садового кольца. Кстати, именно в Оружейном переулке, в гостинице «Черногория», жила Лара, героиня романа «Доктор Живаго».
10 февраля отмечается день рождения Бориса Пастернака
Под конец февраля RUSSPASS Журнал рассказывает о знаковых для Пастернака местах — для тех, кто достал чернил, но плакать не собирается. Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит. читайте стихотворение Бориса Леонидовича Пастернака. Найти кровать и плакать Незадолго до 130-летия Бориса Пастернака в санатории «Узкое», что на юге Москвы, открылся мемориальный номер поэта.
Борис Пастернак: Февраль. Достать чернил и плакать!
Я попал в зону ее «приближенных» как раз из-за Пастернака, когда на выдаче книг спросил, нет ли тут томика его стихов. Она внимательно посмотрела на меня и попросила пройти за стойку, отделявшую ее от посетителей. Провела меня в «закрома», усадила в кресло и дала в руки тоненькую книжицу в твердом синем переплете. Я запомнил ее особенно. Называлась она «Сестра моя жизнь». До этой книжки я прочел у товарища по курсу другую такую же тоненькую книжку, но в переплете мягком, зачитанную, с подчеркнутыми строками и восклицательными знаками на пожелтевших полях. И эти восклицательные знаки так запечатлелись в моем сердце, что я эту книжицу решил «зажилить» и отдал ее только когда все стихи переписал себе в тетрадь. Опять стихи поразили меня напором чувств, свежей, ни на что не похожей образностью.
Строки так и вонзались в сердце: «окно открыть, что жилы отворить…» «и ветер криками изрыт, и чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд…» «когда бы, человек, — я был пустым собраньем висков и губ и глаз, ладоней, плеч и щек…» И, наконец, жгучая строка: «я б штурмовал тебя, позорище мое! Она достала из ящиков стола чайные принадлежности, мы стали пить чай, говорить о поэзии. А потом и о жизни. Я, конечно, не рассказал ей о своей влюбленности, но она и так все поняла. Цикл «Разрыв» слишком красноречиво говорил, что любовь моя отвергнута, что я влип «в историю», как выразился мой друг, узнав, что я влюбился в «историчку» Ирину с пятого курса. С того вечера мне предоставлялось в тишине читать, читать и читать. И говорить с Диной Григорьевной не только о литературе, но и о кино, театре, о нашей учебе и полуголодном бытии.
Мы с братом Анатолием в ту зиму учились на последних курсах: я — в университете, он — в театральном училище. Анатолий взял за правило выучивать по стиху каждый вечер — так тренировал память. И Пастернак был на первом месте — и у него, и у меня. Пастернак был на первом месте — и у брата Анатолия, и у меня Анатолий вытренировал свою память до того, что, выступая с чтением стихов в студенческих аудиториях, выполнял все заявки, которые выкрикивались с места, — и ни разу не сплоховал. Он знал не только модных тогда Вознесенского и Евтушенко, но и лучших поэтов Серебряного века. Но на первом месте стоял Борис Пастернак. Только после того, как разразилась гроза из-за романа «Доктор Живаго», ему пришлось отказаться публично читать стихи Бориса Леонидовича.
Зато у него уже был готов моноспектакль «Фауст» по Гете в переводе любимого поэта. Чтением стихов Анатолий подрабатывал, спасаясь от казенщины и голода: отца, в ту пору собкора «Известий» по Киргизии, исключили из партии и сняли с работы — помогать нам у родителей не было возможности. Отцу «пришили» «антисоветские разговоры», «создание группы» — отец слишком тяжело пережил «разоблачение культа личности». Он должен был провести разъяснительную работу по «борьбе с враждебной идеологией». Старое здание общежития вот-вот должны были закрыть, зала для собраний вообще не существовало, и «мероприятие» проходило на лестничной площадке. Мы разместились кто на подоконнике, кто у перил, а доктор филологии, бледный, непривычно взволнованный, стоял в центре площадки, оглядываясь то в одну, то в другую сторону. Он говорил, что известный поэт совершил предательство, нанес удар по самому святому, что есть у нас, — по революции, по советской власти.
Вот почему враги наши дали ему Нобелевскую премию. Художественных достоинств у романа нет, тут одна политика, и мы должны это понимать. Говорил он как-то непривычно сбивчиво, конкретных примеров не приводил, а все бросал нам готовые формулировки, против которых как раз и выступал на лекциях, убеждая, что доказательства должны основываться на тексте произведений прозы и поэзии наших классиков. За это мы его особенно и любили. Смотря в пол, наш любимый профессор филологии говорил, что у романа «Доктор Живаго» нет никаких достоинств Смотрел он почему-то то вбок, то в пол, то и дело поправлял длинные волосы, открывавшие большой покатый лоб.
Это счастье, понять что-то долго мучившее под сурдинку. Не фанфарами, а на периферии сознания. Мераб Константинович говорит, что «Живаго» — роман непонятых связей, недотянутых нитей, неувиденных и неразгаданных, нереализованных пересечений. Они есть на всём протяжении и читателю видны. Хотя и читатель, глядящий со стороны, обладающий большей, в сравнении с героями, полнотой знания, не умеет чаще всего дотянуть, понять значение. Олег Янковский в роли Комаровского. Кадр из сериала «Доктор Живаго» 2005 год Но есть один персонаж в романе, который всё видит. Безошибочно ориентируется в потоке. Держит в руках нити. Играючи скользит по линиям каузальных, событийных переплетений. Да, Комаровский. Помните, в самом начале, кто едет в купе со старшим Живаго, кто не то доводит его до самоубийства, не то не мешает осуществиться этому, имея все для того возможности? Он и дальше будет так же проходить по судьбам героев, легким прикосновением руша карточные домики их иллюзорного счастья. Персонификация Судьбы. Всемогущей и равнодушной. Много позже в «Темной башне» Кинга столкнулась с понятием Ка — судьбы или рока. Равнодушного и по большей части враждебного человеку. Даже не так, не по большей части. Равнодушно взирающего на сорняки и всегда готового смять прекрасный цветок. Трагическая невозможность счастья со своим человеком в силу слишком большой вовлеченности в многообразие перекрестных связей. Человек в них не как муха в паутине даже, как в меду — залипший. Начни выдираться — самое страшное не разрыв связей, слом себя. Крылья первыми обломятся, а с лапками потом только ползти. Комаровский — это Ка. Роман завершается «Стихами из синей тетради», отданными автором своему герою. Снимающими вопрос, с которого я начала разговор о Пастернаке. Не «прозаик или поэт» а «прозаик и поэт». Так причудливо тасуется колода. Поди разбери, отчего в одно время в ум и сердце входят, в память впечатываются одни стихи, а в другое — совсем иные. Помню, что в первый раз читая «Доктора Живаго», вообще не обратила внимания на «Объяснение». Тогда в восемнадцать: «Свеча горела на столе», «Я кончился, а ты жива», «С порога смотрит человек, не узнавая дома», «Маргарита» еще может быть. Перечитывала лет пять спустя, поплакала над трамваем, который обогнала старая немка Амалия Карловна: «она обогнала Живаго и пережила его». Стихи из синей тетради в конце книги — вспомнить любимое. И во второй раз медленные воды «Рождественской звезды» сомкнулись надо мной, подивилась, как могла не увидеть-не услышать-не почувствовать этого впервые. А хлестнуло наотмашь «Объяснением». Даже могу восстановить: яркий зимний день, холодно, солнечно, много снега, всё сверкает за окном. Читаю, скорее просматриваю: перевернуть страницу, разворот, ниже-ниже. Это начиналось в нижней четверти левого листа и немного захватывало верх правого.
Он в рытвине. Он сорван был битвой и, битвой подхлеснутый, Как шар, откатился в канаву с откоса Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых, Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб. Прислушайся к гулу раздолий неезженых, Прислушайся к бешеной их перебежке. Расскальзывающаяся артиллерия Тарелями ластится к отзывам ветра. К кому присоседиться, верстами меряя, Слова гололедицы, мглы и лафетов? И сказка ползет, и клочки околесицы, Мелькая бинтами в желтке ксероформа, Уносятся с поезда в поле.
К тому времени рукопись «Доктора Живаго» уже находилась в работе у молодого итальянского издателя, члена КПИ и левого авантюриста Джанджакомо Фельтринелли. Впоследствии, когда Пастернака начнут «прорабатывать», доброволец-фронтовик Эммануил Казакевич, невольно подаривший эпохе название «Оттепель», возмущенно заявит: «Оказывается, судя по роману, Октябрьская революция — недоразумение и лучше было ее не делать». Публикацию за рубежом могли расценить лишь как невиданное потрясение основ — советские писатели так не поступали с первой пятилетки. Нелицеприятные предупреждения получают и Фельтринелли, и сам Пастернак, летом 1957 года даже отправивший в Италию телеграмму с требованием остановить издание. В ноябре 1957 года роман выходит на итальянском, за что Фельтринелли исключают из компартии Италии, а над головой Пастернака сгущаются тучи. В августе 1958-го в Голландии без санкции автора и как будто без участия итальянцев «Доктор Живаго» публикуется на русском языке небольшим тиражом, а затем бесплатно предлагается советским посетителям Всемирной выставки в Брюсселе. Невозможно было расценивать это не иначе как провокацию. Возможно, Пастернака и после этого не трогают напрямую лишь потому, что он все-таки Пастернак. Но 23 октября 1958 года было обнародовано решение Нобелевского комитета. Последствия На собрании парторганизации московских писателей официозный, но мало кому интересный поэт Николай Грибачев, а также Сергей Михалков, Мариэтта Шагинян и племянница Троцкого Вера Инбер предложили лишить Пастернака советского гражданства и выслать за границу в 1929 году ту же меру применили к Троцкому. Впоследствии идею одобрили многие, включая Константина Симонова. Николай Чуковский и Вера Панова назвали Пастернака врагом.
Вспоминаем Бориса Пастернака
Февраль. Принимая у себя на даче иностранцев, Пастернак передал корреспонденту Daily Mail Энтони Брауну стихотворение «Нобелевская премия» и просил отвезти его подруге и французской переводчице Жаклин де Пруайяр в Париж. Борис Пастернак — все последние новости на сегодня, фото и видео на Рамблер/субботний. Борис Пастернак — Февраль, Достать чернил и плакать: Стих. Судьба Бориса Пастернака являет собой невероятный пример безупречной и счастливой жизни в эпоху исторических катаклизмов.
Борису Пастернаку – 133!
свежие новости дня в Москве, России и мире. Борис Леонидович Пастернак Февраль Достать чернил и плакать Учить стихи легко Слушать Онлайн. Ну а в стихах лучше всего написал о феврале Борис Пастернак, которые в свойственной ему манере буквально обыграл словами окружающую февральскую погоду и природу. В октябре 1958 года Борису Пастернаку была присуждена Нобелевская премия с формулировкой «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Борис Леонидович Пастернак (имя при рождении — Борис Исаакович Постернак; 29 января (10 февраля) 1890, Москва, Российская империя — 30 мая 1960, Переделкино.
Февраль. Достать чернил и плакать!
Сейчас на этом месте работает магазин «АнтикварЪ». После университета «…Итак, летом 1914 года в кофейне на Арбате должна была произойти сшибка двух литературных групп», — из очерка Пастернака «Люди и положения». Жизнь Бориса Пастернака крутилась вокруг Арбата: помимо кафе для литературных «сшибок», было еще несколько знаковых мест. Другой адрес — чуть ближе к реке. Ради интереса после Арбата стоит спуститься по Гоголевскому бульвару — и заглянуть на Болотный остров. Там сейчас открыт музей «Роза Эйнема», посвященный работе главной шоколадной фабрики России.
Писатель, абсолютно равнодушный к еде, тем не менее любил иногда побаловаться «черными Альбертиками». Сам Пастернак после четверостишия оставил пояснение: «А Кинг — это такие черные Альбертики у Эйнема». Речь о тонких хрустящих печеньях, больше похожих на гибрид крекеров и галет — назывались они Albert. Почему черные? Потому что шоколадные.
Это счастье, понять что-то долго мучившее под сурдинку. Не фанфарами, а на периферии сознания. Мераб Константинович говорит, что «Живаго» — роман непонятых связей, недотянутых нитей, неувиденных и неразгаданных, нереализованных пересечений. Они есть на всём протяжении и читателю видны. Хотя и читатель, глядящий со стороны, обладающий большей, в сравнении с героями, полнотой знания, не умеет чаще всего дотянуть, понять значение.
Олег Янковский в роли Комаровского. Кадр из сериала «Доктор Живаго» 2005 год Но есть один персонаж в романе, который всё видит. Безошибочно ориентируется в потоке. Держит в руках нити. Играючи скользит по линиям каузальных, событийных переплетений.
Да, Комаровский. Помните, в самом начале, кто едет в купе со старшим Живаго, кто не то доводит его до самоубийства, не то не мешает осуществиться этому, имея все для того возможности? Он и дальше будет так же проходить по судьбам героев, легким прикосновением руша карточные домики их иллюзорного счастья. Персонификация Судьбы. Всемогущей и равнодушной.
Много позже в «Темной башне» Кинга столкнулась с понятием Ка — судьбы или рока. Равнодушного и по большей части враждебного человеку. Даже не так, не по большей части. Равнодушно взирающего на сорняки и всегда готового смять прекрасный цветок. Трагическая невозможность счастья со своим человеком в силу слишком большой вовлеченности в многообразие перекрестных связей.
Человек в них не как муха в паутине даже, как в меду — залипший. Начни выдираться — самое страшное не разрыв связей, слом себя. Крылья первыми обломятся, а с лапками потом только ползти. Комаровский — это Ка. Роман завершается «Стихами из синей тетради», отданными автором своему герою.
Снимающими вопрос, с которого я начала разговор о Пастернаке. Не «прозаик или поэт» а «прозаик и поэт». Так причудливо тасуется колода. Поди разбери, отчего в одно время в ум и сердце входят, в память впечатываются одни стихи, а в другое — совсем иные. Помню, что в первый раз читая «Доктора Живаго», вообще не обратила внимания на «Объяснение».
Тогда в восемнадцать: «Свеча горела на столе», «Я кончился, а ты жива», «С порога смотрит человек, не узнавая дома», «Маргарита» еще может быть. Перечитывала лет пять спустя, поплакала над трамваем, который обогнала старая немка Амалия Карловна: «она обогнала Живаго и пережила его». Стихи из синей тетради в конце книги — вспомнить любимое. И во второй раз медленные воды «Рождественской звезды» сомкнулись надо мной, подивилась, как могла не увидеть-не услышать-не почувствовать этого впервые. А хлестнуло наотмашь «Объяснением».
Даже могу восстановить: яркий зимний день, холодно, солнечно, много снега, всё сверкает за окном. Читаю, скорее просматриваю: перевернуть страницу, разворот, ниже-ниже. Это начиналось в нижней четверти левого листа и немного захватывало верх правого.
В тот же день появился первый отклик в печатной прессе.
В статье «Провокационная вылазка международной реакции», напечатанной в «Литературной газете», Пастернак получал «роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды, которую осуществляет Запад». За ней последовала публикация письма в «Новом мире», написанного еще два года назад, в котором объявлялось, что роман «Доктор Живаго» журнал печатать не будет. Главная причина заключалась в том, что книга наполнена «духом неприятия социалистической революции». Тогда же на собрании Союза писателей Николаем Грибачевым и Сергеем Михалковым впервые было сформулировано требование о лишении Пастернака советского гражданства.
И хотя большая часть присутствовавших не имела представления о романе, «антипатриотический» поступок писателя был осужден общим мнением. В результате Пастернак единогласно был исключен из членов Союза писателей. По сообщению «Московского радио», Пастернак был исключен и из Союза переводчиков.
В то время на пересечении Мясницкой улицы и Юшкова переулка еще стояла церковь Флора и Лавра — по старой московской традиции туда 18 августа, в день памяти святых, конюхи и извозчики приводили своих лошадей, чтобы окропить святой водой. Храм не сохранился, на этом месте теперь пересекаются Мясницкая и Бобров переулок — и над выходом со станции «Тургеневская» возвышается театр Et Cetera. На Мясницкой произошло одно из знаковых событий в жизни Бориса Пастернака: в октябре 1905 года, когда ему было 15 лет, он попал под казачьи нагайки средство для управления лошадьми во время митинга — и повредил ногу. Писатель всю оставшуюся жизнь старательно скрывал хромоту, но эхо этого происшествия можно найти в его произведениях. Пастернак-студент Следующая часть маршрута пройдет через самый центр Москвы: через Никитский бульвар и Арбат, по Моховой и Мясницкой улицам. Начало будет на Тверской и, чтобы не делать крюк через Мясницкую, будет логично продолжить прогулку до Тверского бульвара и, минуя памятники Сергею Есенину и Клименту Тимирязеву, повернуть на Большую Никитскую.
Там Пастернак учился на композиторском курсе. В 1908-м он сдавал выпускные экзамены сразу в двух учебных заведениях — параллельно в Консерватории и в 5-й Московской гимназии. Школа Пастернака находилась на пересечении улиц Поварская и Большая Молчановка. К сожалению, здание не сохранилось: его снесли в 1950-х при строительстве Калининского проспекта Новый Арбат. В 1908 году Борис Пастернак поступил в МГУ на юридический факультет, однако к этому мы вернемся чуть позже.