Новости кто написал бесы

«Бесы» (1872) — безусловно, роман-предостережение и роман-пророчество, в котором великий писатель и мыслитель указывает на грядущие социальные катастрофы. Бердяев пишет, что «"Бесы" – роман, написанный не о настоящем, а о грядущем». О Бесах в двух словах: бесы-революционеры вселились в Россию, но, как и в евангельской притче, произойдет чудесное исцеление, главное верить в Христа и его дело. Бывший помощник президента Владислав Сурков появился в премьерном спектакле Театра на Малой Бронной «Бесы» по роману Достоевского. наши современники, наконец, поняли пророчество идей автора и его желание показать миру всю опасность радикальных идей.

Ещё раз о бесах

И тогда, и сейчас эти книги доставляют абсолютное удовольствие даже от прикосновения к ним, хотя сегодня, казалось бы, уже мало чем можно удивить. К великому сожалению, многое было уничтожено: то автор оказывался не тот, то художник-иллюстратор не с теми взглядами, то составитель признан врагом народа, то автора предисловия признавали оппортунистом. Из-за этих потерь и трудно собрать всю серию. Ходит легенда, что на заре капитализма 90-х один русский миллионер объявил, что готов заплатить за полную версию Academia миллион долларов.

И сейчас это немалые деньги, а тогда вовсе казались астрономическими. Но никто не смог ни найти полную коллекцию, чтобы перекупить ее, ни собрать по отдельным экземплярам. И в этом смысле сегодня все библиофилы равны.

Это не единственная редкая книга Academia — И все же кто-то обладает более уникальными книгами, а кто-то — менее. Откуда у вас легендарные «Бесы», если их, как до сих пор считал весь библиофильский мир, уничтожили, едва напечатав, в типографии? Ко мне она попала несколько лет назад.

Ее выставили на интернет-аукционе за 20 тысяч долларов. Это была огромная сумма, но я понимал, что это абсолютно уникальный случай. Позже выяснилось, что ее владелец — рижанин, и продал он ее по одной причине: ему крайне нужны были деньги.

Сегодня я даже испытываю неловкое чувство перед ним: книга теперь стоит миллионы рублей. Но, с другой стороны, здесь нет абсолютного: в свое время мой отец ради спасения семьи продал коллекцию, а несколько лет назад «Бесы» выручили другого человека — это нормально. Это, даже я бы сказал, правильно.

И я так поступил бы. Кстати, а вы знаете, как вообще роман, вернее, его первый том, был напечатан? Его издание — победа Максима Горького над косностью.

Правда, лишь тактическая. Дело в том, что в 1935 году в «Правде» появилось «письмо читателя» — некоего Д. Заславского, который выразил протест против издания «Бесов», коими Достоевский назвал революционеров.

Отношение к «Бесам» изменилось лишь недавно - наши современники, наконец, поняли пророчество идей автора и его желание показать миру всю опасность радикальных идей. О том, как в действительности устроены «Бесы». О его религиозной части. И о других сторонах романа, про которые говорят мало и редко.

Мысли о своем ничтожестве он прогонял игрой в карты и шампанским. Глава 2. Принц Гарри, сватовство На свете существовал только один человек, к которому Варвара Петровна была привязана более, чем к Верховенскому — это был «единственный сын ее, Николай Всеволодович Ставрогин».

В детстве воспитанник Степана Трофимовича был тихим, застенчивым мальчиком. Но, повзрослев и поступив на военную службу, он заметно переменился: стал более развязным, разнузданным, своевольным. Николай даже стрелялся на дуэли, за что был разжалован в рядовые, но смог быстро выслужиться. Неожиданно для всех Николай решил погостить. Это был «очень красивый молодой человек, лет двадцати пяти» , прекрасно образованный, обходительный, словом, истинный джентльмен. Однако очень быстро «зверь вдруг выпустил свои когти». Николай надерзил в обществе, схватил за нос и протащил несколько шагов почтеннейшего старшину клуба, укусил за ухо губернатора, при всех поцеловал чужую жену.

Скандальное поведение Николая вскоре объяснилось белой горячкой. Поправившись, молодой человек поспешил уехать за границу. Тем временем Варвара Петровна решила выдать замуж за Верховенского свою двадцатилетнюю воспитанницу Дарью Шатову. Однако эта новость возмутила Степана Трофимовича, который не собирался «подчиняться праздным фантазиям взбалмошной женщины». Под давлением обстоятельств «Степан Трофимович согласился стать женихом». В это время появился инженер Липутин, который был хорошо знаком и с Петрушей Верховенским, и с Николаем Ставрогиным. Он дал понять Степану Трофимовичу, что его предстоящая свадьба с Дарьей — попытка прикрыть «честным именем чужие грехи» , в которых напрямую замешан Николай.

В поместье приехала Лизавета Николаевна Тушина — бывшая воспитанница Верховенского. Ее мать, Прасковья Ивановна Дроздова, была лучшей подругой Ставрогиной. Узнав, что Иван Павлович Шатов в совершенстве знает три языка, Лизавета Николаевна попросила передать ему, что нуждается в помощнике. Глава 4. Хромоножка «Дело у Лизаветы Николаевны до Шатова» оказалось исключительно литературным: девушка собралась издать книгу и нуждалась в помощнике. Узнав же, что капитан Лебядкин в письме признался Лизавете Николаевне в любви и, по сути, сделал предложение, Шатов решительно отказался от сотрудничества. Сразу после обедни к Ставрогиной подошла попросить милостыню Марья Лебядкина, за свою хромоту прозванная в народе Хромоножкой.

Она смотрела на Варвару Петровну «с самым детским взглядом, с каким дети ласкаются» , и та дала ей 10 рублей. Ставрогина вспомнила об анонимном письме, присланном накануне. В нем указывалось, что большую роль в ее жизни сыграет хромая незнакомка. Глава 5. Премудрый змей При появлении Даши Марья Лебядкина обвинила ее в том, что она передала ее брату только триста рублей, а не большую сумму, обещанную Николаем Ставрогиным. Возмущенная подобной клеветой, Варвара Петровна пообещала воспитаннице защитить ее. При виде Даши в глазах Лизаветы Николаевны «засверкали ненависть и презрение, слишком уж нескрываемые».

Вскоре пожаловал капитан Лебядкин, объяснивший присутствующим, что его сестра не в своем уме. Он принялся намекать на некую тайну, чем окончательно разозлил Варвару Петровну. Впрочем, она не успела излить на капитана свой гнев, поскольку появился Петруша Верховенский, а вслед за ним — Николай Ставрогин. Мать прямо спросила Николая, является ли Марья Лебядкина его законной женой. Молодой человек ничего не ответил. Он бережно взял Марью под руку и повел к карете. Петр Верховенский рассказал присутствующим, что в Петербурге Николай помогал Лебядкиным, которые «не имели своего угла и скитались по чужим».

Николай глубоко поразил Марью, и она стала всем рассказывать, что это ее жених. Именно об этом и написали Варваре Петровне неизвестные доброжелатели. Ставрогина была растрогана поведением сына. Она даже решила удочерить «это бедное, это несчастное существо». Неожиданно с Лизаветой Николаевной случилась форменная истерика. Шатов подошел к Николаю «и изо всей силы ударил его по щеке». Ставрогин был из тех людей, который мог на месте убить обидчика за подобное оскорбление, но он только сильно побледнел.

Не выдержав напряжения, Лиза упала в обморок. Часть вторая После происшествия в доме Ставрогиных «по городу пошли самые разнообразные слухи» о Николае и Лизе. Многие стали проявлять повышенный интерес к «загадочной хромоножке». Все эти дни Николай Ставрогин никого у себя не принимал, даже своего доброго приятеля Петра Верховенского. Последний сообщил о тайном обществе, на котором они непременно должны появиться. Ставрогин отправился к инженеру Кириллову с просьбой стать его секундантом на дуэли с Гагановым, который публично нанес ему оскорбление. Кириллов придерживался той философии, что человек, отрицающий существование Бога, сам становится Богом и ни перед кем не держит ответ за свои поступки.

Затем Николай навестил Шатова, чтобы признаться в том, что Марья Лебядкина является его законной женой.

Сердцевину его романов, "Бесы", общество приняло с прохладой. В советское время этот «антинигилистический роман» и вовсе считался враждебным. Отношение к «Бесам» изменилось лишь недавно - наши современники, наконец, поняли пророчество идей автора и его желание показать миру всю опасность радикальных идей. О том, как в действительности устроены «Бесы».

«Карабкались по фрагментам». В Петербурге поставили «Бесов» Достоевского

Он вдруг покраснел. Чувство отвращения, тоски, отчаяния выдавилось в лице его. Он замолчал, точно оборвал. Долго оба не говорили и не глядели друг на друга, больше минуты. Мне стало жалко, жалко до помешательства, и я отдал бы мое тело на растерзание, чтоб этого тогда не было. Не о преступлении, не о ней, не о смерти её я жалею, а только того одного мгновения я не могу вынести, никак, никак, потому что с тех пор оно мне представляется каждый день, и я совершенно знаю, что я осужден. Варвара Петровна Ставрогина — мать Николая Всеволодовича.

Дочь богатого откупщика , который и оставил ей в наследство состояние и большое имение Скворешники, вдова генерал-лейтенанта Ставрогина тот был как раз небогат, но зато знатен и со связями в обществе. К моменту смерти её супруга последние несколько лет жившего в разлуке с женой Степан Трофимович уже поселился в Скворешниках и даже в первое время, возможно, имел шансы жениться на Варваре Петровне Рассказчик этого не исключает окончательно, а Пётр Степанович цинично замечает отцу, что, на его взгляд, такой момент действительно был. Во времена правления прежнего губернатора Ивана Осиповича, Варвара Петровна пользовалась большим уважением и влиянием в губернии, злые языки даже говорили, что истинный правитель — вовсе не Иван Осипович, а она. Однако к началу действия романа вдова «особенно и сознательно устранила себя от всякого высшего назначения» и сосредоточилась на ведении хозяйства, достигнув в этом больших успехов. При этом она находится в очень натянутых отношениях с женой нового губернатора Юлией Михайловной, воспринимая её как соперницу за главенствующее положение в обществе, что, впрочем, взаимно. Варвара Петровна очень опытна и умна, много времени провела в высшем свете, а потому прекрасно разбирается в людях.

Незлая, но очень властная, деспотичная по натуре женщина. Способна на сильную, даже жертвенную привязанность, но требует полного подчинения от тех, на кого она распространяется. Ярким примером являются её отношения со Степаном Трофимовичем: во многом относясь к нему по-матерински «она сама сочинила ему даже костюм, в котором он и проходил всю свою жизнь» , она связывала с ним свои мечты и замыслы он — видный гражданский деятель, а она — его покровительница , фактически содержала его в течение двадцати двух лет более того, на её деньги жил его сын Пётр Степанович и собиралась оставить ему наследство, которого хватило бы Степану Трофимовичу до конца жизни, однако при этом чуть ли не насильно собралась женить его на Дарье Павловне при малейшем подозрении о том, что у той роман с Николаем. В то же время даже после полного разочарования в Степане Трофимовиче её привязанность к нему не угасла. Столь же главенствующее положение занимает она и в отношениях со своей воспитанницей Дарьей Павловной и старой подругой Прасковьей Ивановной Дроздовой которую считает безнадёжной дурой и не скрывает этого. А иногда Ставрогина сажает людей в «золотую клетку» своей любви вообще против их воли: в конце романа она наполовину предлагает, наполовину приказывает книгоноше Софье Матвеевне, попутчице Степана Трофимовича во время его «последнего странствования», навеки поселиться в её имении на том основании, что нет у неё «теперь никого на свете».

Степан Трофимович Верховенский — учитель Николая Ставрогина и Лизаветы Николаевны, отец Петра Степановича единственного сына от первого брака, всего женат был дважды. Как замечает Хроникёр, в молодости, при Николае Первом , он какое-то время впрочем, всего «самую маленькую минуточку» для многих стоял в одном ряду с Белинским , Герценом , Грановским : защитив «блестящую диссертацию», задевшую тогдашних славянофилов, он начал читать в университете курс лекций «кажется, об аравитянах». Однако после обнаружения полицией его поэмы на мифологический сюжет, которую могли счесть опасной, и неосторожного письма он поспешил бросить свою короткую преподавательскую деятельность и уехать в имение Варвары Петровны для обучения её сына она давно приглашала , хотя мог бы отделаться просто объяснениями. При этом он уверял всех, что отправлен в ссылку и состоит под наблюдением, и сам же настолько искренне в это верил, что обижался на любые попытки его разубедить. В Скворешниках Степан Трофимович воспитывал и учил маленького Николая, сумев «вызвать в нём первое, ещё неопределённое ощущение той вековечной, священной тоски», которую не променять на «дешёвое удовлетворение», но, по мнению Рассказчика, ученику сильно повезло, что в 15 лет его оторвали от не в меру чувствительного и слезливого учителя и отправили учиться в лицей. После этого бывший преподаватель остался на положении друга и приживальца в имении Ставрогиной, позднее переселился в собственный дом, однако продолжал часто видеться с Варварой Петровной и материально зависеть от неё.

Изначально Степан Трофимович намеревался тратить освободившееся время на изучение словесности и истории и написание научных трудов, но в результате старел за картами, шампанским и бесцельной либеральной болтовнёй. Постепенно вокруг него сложился кружок, в который входили Хроникёр, Шатов, Липутин, Виргинский и др. В конце 1850-х, после того как о нём вспомнили в паре изданий «как о бывшей звезде в известном созвездии», вместе с Варварой Петровной совершил поездку в Петербург и попытался восстановить былое влияние. Сначала его принимали с успехом, но сама бывшая «знаменитость» понимала, что никто из тех, кто находился в тот момент в гуще общественной жизни, о нём ничего не знает и не помнит. Однако отношение к Степану Трофимовичу изменилось после того, как на публичных вечерах он стал превозносить искусство, а также в результате скандала: публика заклеймила Варвару Петровну и Степана Трофимовича за то, что на вечере у Ставрогиной после стычки между радикально настроенным юношей и генералом последнего не выгнали. Оставаться в Петербурге было бессмысленно, и Степан Трофимович, съездив на некоторое время за границу, вернулся в Скворешники, не вытерпев разлуки с Варварой Петровной.

После приезда Николая Варвара Петровна, подозревая, что между её сыном и Дарьей Павловной есть связь, чуть ли не силой попыталась женить на ней своего друга, но отказалась от этой идеи, оскорблённая тем, что Степан Трофимович посчитал, что его женят на «чужих грехах». При этом Варвара Петровна очень ревниво отнеслась к тому, что Степан Трофимович согласился жениться на Дарье Павловне и даже начал прихорашиваться по наблюдениям Хроникёра, за последнее время «он видимо и быстро опустился» , ей было бы гораздо по душе, если бы он отказался от женитьбы, разъяснив свой отказ тем, что Варвара Петровна — единственная в его жизни женщина, пусть между ними и не предполагалось романа. На прощальном вечере Кармазинова Верховенский прочитал пламенную речь о том, что красота — самое важное в истории человечества, но был освистан как мякенький либерал 1840-х годов. Вскоре после этого, не вынеся больше своего положения нахлебника, он исполнил своё обещание и тайно ушёл из города. Однако по дороге он заболел и умер в случайном доме на руках у примчавшейся к нему Варвары Петровны и попутчицы Софьи Матвеевны, к которой он крайне привязался в конце жизни без этого он не мог. Добрый, безобидный, но слабый, непрактичный, совершенно несамостоятельный человек.

В молодости отличался редкостной красотой, которая и в старости его до конца не оставила.

Вы забыли? А между тем это одно из самых точнейших указаний на одну из главнейших особенностей русского духа, вами угаданную.

Не могли вы этого забыть? Я напомню вам больше, — вы сказали тогда же: «Не православный не может быть русским» … — Если б я веровал, то, без сомнения, повторил бы это и теперь; я не лгал, говоря как верующий, — очень серьезно произнес Николай Всеволодович. Не можете ли вы перестать?

Говорили вы это? Дозволите ли вы мне повторить пред вами всю главную вашу тогдашнюю мысль... О, только десять строк, одно заключение.

Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая.

Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти… Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание Бога, Бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или у многих народов был один общий Бог, но всегда и у каждого был особый.

Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становиться общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. Чем сильнее народ, тем особливее его Бог.

Никогда не было еще народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать.

Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно… Всё это ваши собственные слова, Ставрогин… В ваших же мыслях и даже в самых словах я не изменил ничего, ни единого слова. Уж одно то, что вы Бога низводите до простого атрибута народности... Да и было ли когда-нибудь иначе?

Народ — это тело божие. Всякий народ до тех только пор и народ, пока имеет своего Бога особого, а всех остальных на свете богов исключает безо всякого примирения; пока верует в то, что своим Богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. Так веровали все с начала веков, все великие народы по крайней мере, все сколько-нибудь отмеченные, все стоявшие во главе человечества… Если великий народ не верует, что в нем одном истина, если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ.

Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою.

В итоге получился трагический многостраничный роман, который был опубликован в 1872 году в журнале «Русский вестник». Смысл романа «Бесы» — роман о трагедии русского общества, в котором революционные настроения, по мнению Достоевского, являются следствием утраты веры. Одна из главных мыслей романа: человеку необходима свобода. Однако на путях свободы его подстерегают соблазны своеволия. Главным героем романа, Николаем Ставрогиным одновременно владеют и жажда веры, и поразительное безверие, утверждение себя вне Бога. Духовное омертвение главного героя-«беса» «порождает» остальных, которые, в свою очередь, создают «мелких бесов». Таков революционер Петр Верховенский, который под лозунгом «все для человека» разрабатывает программу развращения и уничтожения людей «... Мы сначала пустим смуту...

Мы проникнем в самый народ... Мы пустим пьянство, сплетни, доносы; мы пустим неслыханный разврат, мы всякого гения потушим в младенчестве... Мы провозгласим разрушение... Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал». Таков инженер Кириллов, который решил доказать истинность своих убеждений с помощью самоубийства «Если нет Бога, то я Бог... Если Бог есть, то вся воля Его, и без воли Его я не могу.

Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие... Я обязан себя застрелить, потому что самый полный пункт моего своеволия — это убить себя самому... Таков и студент Шатов, проповедующий свою веру в богоносность русского народа. Все они становятся рабами своей идеи. В то же время «Бесы» — это великая христианская книга, в которой утверждается возможность противостоять «бесам» и их деяниям. Одна из героинь, юродивая Марья Тимофеевна, которая обладает даром видеть истинную сущность людей и событий, говорит, что «всякая тоска земная и всякая слеза земная — радость нам есть». Эта радость — напоминание о грядущей правде и победе Христа над «бесами» и их властными идеями. Достоевский обращается к евангельской притче об исцелении Христом бесноватого, чтобы показать — мир может излечиться от «бесов», и даже самый опасный и падший человек может исправиться и сохранить в себе образ Божий. Роман заканчивается светлым пророчеством о России одного из героев, которому прочли упомянутую притчу.

Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы.

Та же вездесущая книгоноша в конце сериала предлагает уезжающему Горемыкину купить Евангелие. Намек понятен, но Достоевский так грубо не работает. А Хотиненко — сторонник простых решений: раз у «наших» «Бога нет — все позволено», нужен наглядный идейный противовес. Создатели картины, однако, стараясь сделать вещь актуальную, как-то не заметили, что нынешнее время давно разрешило в России и Бога, и веру, и церковь. А люди — все равно всё себе позволяют, ни в чем не отказывают: лгут, воруют, грабят, убивают. Теперь — о финале картины.

Романный Петр Верховенский действительно избежал наказания и скрылся в Швейцарии. Как и его прототип Нечаев, он и там не будет сидеть тихо-мирно, а снова пустится в политические авантюры. Но почему в эпилоге картины сериальный Петя идет по заснеженному альпийскому лугу к дому, купленному Ставрогиным в кантоне Ури, где теперь, пять лет спустя, живет Дарья Шатова и, видя ее благосклонную улыбку, победно ухмыляется в ответ? То ли она его ждет? То ли у них давний уговор? То ли он имеет виды на ее сына, пятилетнего Колю, которого Даша у Достоевского могла родить, но не родила? Но коль скоро автора романа в наличии нет, режиссеру всё позволено, и Даша, волею Хотиненко, рожает-таки ставрогинского ребенка.

Теперь они с Петей будут растить его вместе? Бедная Даша, бедный Коля, достающий из снега отцовскую булавку для накалывания бабочек. Мальчик разглядывает ее и вкалывает себе в воротник пальтишка. Фото: mosfilm. Но как раз там ясно сказано о неудачной беременности Даши, и это не столько случай ее женского нездоровья, сколько метафизический феномен: сыновья Ставрогина не жильцы на этом свете как и киношные бабочки из его коллекции, которых в конце концов склевали куры. С Петрушей же — одна та радость, что его прототип, провокатор и убийца, не через пять лет, а раньше, через три года после бегства из России, будет выдан швейцарской полицией российским властям и осужден. Из Петропавловской крепости он уже не выйдет.

Несколько принципиальных слов о главных действующих лицах и исполнителях. Маковецкий, Матвеев, Шагин, Шалаева играют и виртуозно, и самозабвенно, но совсем не то и не тех. Маковецкий совершенно замечателен в роли персонажа, которого в романе нет и который этому роману чужд. Он был бы совершенно уместен в детективных сериалах Б. Акунина, где-нибудь в «Пелагее и белом бульдоге»: как раз там речь идет о синодальном инспекторе Бубенцове, который приезжает из Петербурга в губернский город расследовать страшные преступления с отрезанными головами. Матвеев, по его собственному признанию[6], играет Ставрогина, шизофреника, одержимого гитлеровской идеей, то есть человека с фундаментальным расстройством мышления и сознания. Актер специально знакомился с психиатрами, изучал разные истории болезни.

По версии картины, Ставрогин болен буквально, хотя в его болезнь не очень верится. Но если это все же так, какой с него спрос? Какой счет закон и общество могут предъявить инвалиду с психиатрическим диагнозом, который за себя не отвечает? И разве честно разглядывать в художественный микроскоп клинически больного человека! Но ведь медики из романа «Бесы» «по вскрытии трупа совершенно и настойчиво отвергли помешательство» 10; 516. Достоевский к тому же говорил о Ставрогине, что взял его не из истории болезни какого-нибудь психопата, а из своего сердца. По моему мнению, это и русское и типическое лицо.

Мне очень, очень будет грустно, если оно у меня не удастся. Еще грустнее будет, если услышу приговор, что лицо ходульное. Я из сердца взял его.

Достоевский Бесы

Издание «Бесов», запрещённое в СССР, выставят на торги

Актер Антон Шагин рассказал, о чем предостерегает читателей Федор Достоевский в романе «Бесы» и каких истинных бесов описывал писатель на самом деле. «Бесы» — роман о трагедии русского общества, в котором революционные настроения, по мнению Достоевского, являются следствием утраты веры. Читать онлайн книгу «Бесы» автора Федора Достоевского полностью, на сайте или через приложение Литрес: Читай и Слушай. наши современники, наконец, поняли пророчество идей автора и его желание показать миру всю опасность радикальных идей.

Достоевский Федор - Бесы

Поделитесь статьей с друзьями

• «Бесы» — роман-пророчество | Статья в журнале «Юный ученый»
• Газета «Суть времени»
• Произведение Бесы полностью
• Книгу рекомендует Владимир Хотиненко

Историческая основа создания романа

• О романе Ф. М. Достоевского Бесы
• «Бесы» — роман-предупреждение Фёдора Достоевского
• Роман «Бесы»: какую проблему скрыли за памфлетом? | ИА Красная Весна
• «Бесы» - Анатомия российской смуты

«Вьются бесы рой за роем...»

Многие исследователи полагают, что это — намек на высокое предназначение героя, который, будучи умной и одаренной личностью, не смог правильно реализовать свои способности, сделать правильный выбор «Изменник перед Христом, он неверен и сатане» и встать на путь духовного возрождения. Когда вымирают народы Отрывок из романа «Бесы». Разговор Николая Ставрогина и Ивана Шатова о религиозном призвании русского народа ы помните выражение ваше: «Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским», помните это? Вы забыли? А между тем это одно из самых точнейших указаний на одну из главнейших особенностей русского духа, вами угаданную. Не могли вы этого забыть? Я напомню вам больше, — вы сказали тогда же: «Не православный не может быть русским» … — Если б я веровал, то, без сомнения, повторил бы это и теперь; я не лгал, говоря как верующий, — очень серьезно произнес Николай Всеволодович. Не можете ли вы перестать? Говорили вы это? Дозволите ли вы мне повторить пред вами всю главную вашу тогдашнюю мысль... О, только десять строк, одно заключение.

Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются и движутся силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти… Цель всего движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание Бога, Бога своего, непременно собственного, и вера в него как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или у многих народов был один общий Бог, но всегда и у каждого был особый. Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становиться общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. Чем сильнее народ, тем особливее его Бог. Никогда не было еще народа без религии, то есть без понятия о зле и добре.

У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно… Всё это ваши собственные слова, Ставрогин… В ваших же мыслях и даже в самых словах я не изменил ничего, ни единого слова. Уж одно то, что вы Бога низводите до простого атрибута народности... Да и было ли когда-нибудь иначе? Народ — это тело божие.

На глазах у читателей разворачивается настоящая драма: в центре повестования — группа нигилистов во главе с Петром Верховенским, планирующая поднять смуту по всей России. У главного же героя романа Николая Ставрогина — своя тайна, свой страшный грех и своя большая беда — он совершенно опустошен, и жизнь уже не представляет для него никакого интереса. События в романе проносятся вихрем перед читателем, запутываются в какой-то чудовищный клубок и в результате разрешаются трагедией. Настоящее в романе Достоевского тесно связано с прошлым: он видит истоки нигилистических настроений у детей в их отцах-идеалистах, совершенно не знающих России.

Но уникальность "Бесов" еще и в том, что на примере этих персонажей Достоевский живописует всю Россию, одержимую бесами, — вчера, сегодня, завтра безумие преследует нас.

Он воротился из-за границы и блеснул в виде лектора на кафедре университета уже в самом конце сороковых годов. Успел же прочесть всего только несколько лекций, и, кажется, об аравитянах; успел тоже защитить блестящую диссертацию о возникавшем было гражданском и ганзеатическом значении немецкого городка Ганау, в эпоху между 1413 и 1428 годами, а вместе с тем и о тех особенных и неясных причинах, почему значение это вовсе не состоялось. Диссертация эта ловко и больно уколола тогдашних славянофилов и разом доставила ему между ними многочисленных и разъяренных врагов. Потом — впрочем, уже после потери кафедры — он успел напечатать так сказать, в виде отместки и чтоб указать, кого они потеряли в ежемесячном и прогрессивном журнале, переводившем из Диккенса и проповедовавшем Жорж Занда, начало одного глубочайшего исследования — кажется, о причинах необычайного нравственного благородства каких-то рыцарей в какую-то эпоху или что-то в этом роде.

По крайней мере проводилась какая-то высшая и необыкновенно благородная мысль. Говорили потом, что продолжение исследования было поспешно запрещено и что даже прогрессивный журнал пострадал за напечатанную первую половину. Очень могло это быть, потому что чего тогда не было? Но в данном случае вероятнее, что ничего не было и что автор сам поленился докончить исследование. Прекратил же он свои лекции об аравитянах потому, что перехвачено было как-то и кем-то очевидно, из ретроградных врагов его письмо к кому-то с изложением каких-то «обстоятельств», вследствие чего кто-то потребовал от него каких-то объяснений. Не знаю, верно ли, но утверждали еще, что в Петербурге было отыскано в то же самое время какое-то громадное, противоестественное и противогосударственное общество, человек в тринадцать, и чуть не потрясшее здание.

Говорили, что будто бы они собирались переводить самого Фурье. Как нарочно, в то же самое время в Москве схвачена была и поэма Степана Трофимовича, написанная им еще лет шесть до сего, в Берлине, в самой первой его молодости, и ходившая по рукам, в списках, между двумя любителями и у одного студента. Эта поэма лежит теперь и у меня в столе; я получил ее, не далее как прошлого года, в собственноручном, весьма недавнем списке, от самого Степана Трофимовича, с его надписью и в великолепном красном сафьянном переплете. Впрочем, она не без поэзии и даже не без некоторого таланта; странная, но тогда то есть, вернее, в тридцатых годах в этом роде часто пописывали. Рассказать же сюжет затрудняюсь, ибо, по правде, ничего в нем не понимаю. Это какая-то аллегория, в лирико-драматической форме и напоминающая вторую часть «Фауста».

Сцена открывается хором женщин, потом хором мужчин, потом каких-то сил, и в конце всего хором душ, еще не живших, но которым очень бы хотелось пожить. Все эти хоры поют о чем-то очень неопределенном, большею частию о чьем-то проклятии, но с оттенком высшего юмора. Но сцена вдруг переменяется, и наступает какой-то «Праздник жизни», на котором поют даже насекомые, является черепаха с какими-то латинскими сакраментальными словами, и даже, если припомню, пропел о чем-то один минерал, то есть предмет уже вовсе неодушевленный. Вообще же все поют беспрерывно, а если разговаривают, то как-то неопределенно бранятся, но опять-таки с оттенком высшего значения. Наконец, сцена опять переменяется, и является дикое место, а между утесами бродит один цивилизованный молодой человек, который срывает и сосет какие-то травы, и на вопрос феи: зачем он сосет эти травы? Затем вдруг въезжает неописанной красоты юноша на черном коне, и за ним следует ужасное множество всех народов.

Юноша изображает собою смерть, а все народы ее жаждут. И, наконец, уже в самой последней сцене вдруг появляется Вавилонская башня, и какие-то атлеты ее наконец достраивают с песней новой надежды, и когда уже достраивают до самого верху, то обладатель, положим хоть Олимпа, убегает в комическом виде, а догадавшееся человечество, завладев его местом, тотчас же начинает новую жизнь с новым проникновением вещей. Ну, вот эту-то поэму и нашли тогда опасною. Я в прошлом году предлагал Степану Трофимовичу ее напечатать, за совершенною ее, в наше время, невинностью, но он отклонил предложение с видимым неудовольствием. Мнение о совершенной невинности ему не понравилось, и я даже приписываю тому некоторую холодность его со мной, продолжавшуюся целых два месяца. Вдруг, и почти тогда же, как я предлагал напечатать здесь, — печатают нашу поэму там, то есть за границей, в одном из революционных сборников, и совершенно без ведома Степана Трофимовича.

Он был сначала испуган, бросился к губернатору и написал благороднейшее оправдательное письмо в Петербург, читал мне его два раза, но не отправил, не зная, кому адресовать. Одним словом, волновался целый месяц; но я убежден, что в таинственных изгибах своего сердца был польщен необыкновенно. Он чуть не спал с экземпляром доставленного ему сборника, а днем прятал его под тюфяк и даже не пускал женщину перестилать постель, и хоть ждал каждый день откуда-то какой-то телеграммы, но смотрел свысока. Телеграммы никакой не пришло. Тогда же он и со мной примирился, что и свидетельствует о чрезвычайной доброте его тихого и незлопамятного сердца. II Я ведь не утверждаю, что он совсем нисколько не пострадал; я лишь убедился теперь вполне, что он мог бы продолжать о своих аравитянах сколько ему угодно, дав только нужные объяснения.

Но он тогда самбициозничал и с особенною поспешностью распорядился уверить себя раз навсегда, что карьера его разбита на всю его жизнь «вихрем обстоятельств». А если говорить всю правду, то настоящею причиной перемены карьеры было еще прежнее и снова возобновившееся деликатнейшее предложение ему от Варвары Петровны Ставрогиной, супруги генерал-лейтенанта и значительной богачки, принять на себя воспитание и всё умственное развитие ее единственного сына, в качестве высшего педагога и друга, не говоря уже о блистательном вознаграждении. Предложение это было сделано ему в первый раз еще в Берлине, и именно в то самое время, когда он в первый раз овдовел. Первою супругой его была одна легкомысленная девица из нашей губернии, на которой он женился в самой первой и еще безрассудной своей молодости, и, кажется, вынес с этою, привлекательною впрочем, особой много горя, за недостатком средств к ее содержанию и, сверх того, по другим, отчасти уже деликатным причинам. Она скончалась в Париже, быв с ним последние три года в разлуке и оставив ему пятилетнего сына, «плод первой, радостной и еще не омраченной любви», как вырвалось раз при мне у грустившего Степана Трофимовича. Птенца еще с самого начала переслали в Россию, где он и воспитывался всё время на руках каких-то отдаленных теток, где-то в глуши.

Степан Трофимович отклонил тогдашнее предложение Варвары Петровны и быстро женился опять, даже раньше году, на одной неразговорчивой берлинской немочке и, главное, без всякой особенной надобности. Но, кроме этой, оказались и другие причины отказа от места воспитателя: его соблазняла гремевшая в то время слава одного незабвенного профессора, и он, в свою очередь, полетел на кафедру, к которой готовился, чтобы испробовать и свои орлиные крылья. И вот теперь, уже с опаленными крыльями, он, естественно, вспомнил о предложении, которое еще и прежде колебало его решение. Внезапная же смерть и второй супруги, не прожившей с ним и году, устроила всё окончательно. Скажу прямо: всё разрешилось пламенным участием и драгоценною, так сказать классическою, дружбой к нему Варвары Петровны, если только так можно о дружбе выразиться. Он бросился в объятия этой дружбы, и дело закрепилось с лишком на двадцать лет.

Я употребил выражение «бросился в объятия», но сохрани Бог кого-нибудь подумать о чем-нибудь лишнем и праздном; эти объятия надо разуметь в одном лишь самом высоконравственном смысле. Самая тонкая и самая деликатнейшая связь соединила эти два столь замечательные существа навеки. Место воспитателя было принято еще и потому, что и именьице, оставшееся после первой супруги Степана Трофимовича, — очень маленькое, — приходилось совершенно рядом со Скворешниками, великолепным подгородным имением Ставрогиных в нашей губернии. К тому же всегда возможно было, в тиши кабинета и уже не отвлекаясь огромностью университетских занятий, посвятить себя делу науки и обогатить отечественную словесность глубочайшими исследованиями. Исследований не оказалось; но зато оказалось возможным простоять всю остальную жизнь, более двадцати лет, так сказать, «воплощенной укоризной» пред отчизной, по выражению народного поэта: Воплощенной укоризною Ты стоял перед отчизною, Либерал-идеалист. Но то лицо, о котором выразился народный поэт, может быть, и имело право всю жизнь позировать в этом смысле, если бы того захотело, хотя это и скучно.

Наш же Степан Трофимович, по правде, был только подражателем сравнительно с подобными лицами, да и стоять уставал и частенько полеживал на боку. Но хотя и на боку, а воплощенность укоризны сохранялась и в лежачем положении, — надо отдать справедливость, тем более что для губернии было и того достаточно. Посмотрели бы вы на него у нас в клубе, когда он садился за карты. Весь вид его говорил: «Карты! Я сажусь с вами в ералаш! Разве это совместно?

Кто ж отвечает за это? Кто разбил мою деятельность и обратил ее в ералаш? Э, погибай Россия! А по правде, ужасно любил сразиться в карточки, за что, и особенно в последнее время, имел частые и неприятные стычки с Варварой Петровной, тем более что постоянно проигрывал. Но об этом после. Замечу лишь, что это был человек даже совестливый то есть иногда , а потому часто грустил.

В продолжение всей двадцатилетней дружбы с Варварой Петровной он раза по три и по четыре в год регулярно впадал в так называемую между нами «гражданскую скорбь», то есть просто в хандру, но словечко это нравилось многоуважаемой Варваре Петровне. Впоследствии, кроме гражданской скорби, он стал впадать и в шампанское; но чуткая Варвара Петровна всю жизнь охраняла его от всех тривиальных наклонностей. Да он и нуждался в няньке, потому что становился иногда очень странен: в средине самой возвышенной скорби он вдруг зачинал смеяться самым простонароднейшим образом. Находили минуты, что даже о самом себе начинал выражаться в юмористическом смысле. Но ничего так не боялась Варвара Петровна, как юмористического смысла. Это была женщина-классик, женщина-меценатка, действовавшая в видах одних лишь высших соображений.

Капитально было двадцатилетнее влияние этой высшей дамы на ее бедного друга. О ней надо бы поговорить особенно, что я и сделаю. III Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь так живут, а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится. Я положительно знаю, что Степан Трофимович несколько раз, и иногда после самых интимных излияний глаз на глаз с Варварой Петровной, по уходе ее вдруг вскакивал с дивана и начинал колотить кулаками в стену. Происходило это без малейшей аллегории, так даже, что однажды отбил от стены штукатурку.

Может быть, спросят: как мог я узнать такую тонкую подробность? А что, если я сам бывал свидетелем? Что, если сам Степан Трофимович неоднократно рыдал на моем плече, в ярких красках рисуя предо мной всю свою подноготную? И уж чего-чего при этом не говорил! Но вот что случалось почти всегда после этих рыданий: назавтра он уже готов был распять самого себя за неблагодарность; поспешно призывал меня к себе или прибегал ко мне сам, единственно чтобы возвестить мне, что Варвара Петровна «ангел чести и деликатности, а он совершенно противоположное». Он не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в красноречивейших письмах и признавался ей, за своею полною подписью, что не далее как, например, вчера он рассказывал постороннему лицу, что она держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и боится только выказать свою ненависть явно, в страхе, чтоб он не ушел от нее и тем не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет последнего слова, которое всё решит, и пр.

Можно представить после этого, до какой истерики доходили иногда нервные взрывы этого невиннейшего из всех пятидесятилетних младенцев! Я сам однажды читал одно из таковых его писем, после какой-то между ними ссоры, из-за ничтожной причины, но ядовитой по выполнению. Я ужаснулся и умолял не посылать письма. В том-то и была разница между ними, что Варвара Петровна никогда бы не послала такого письма. Правда, он писать любил без памяти, писал к ней, даже живя в одном с нею доме, а в истерических случаях и по два письма в день. Я знаю наверное, что она всегда внимательнейшим образом эти письма прочитывала, даже в случае и двух писем в день, и, прочитав, складывала в особый ящичек, помеченные и рассортированные; кроме того, слагала их в сердце своем.

Затем, выдержав своего друга весь день без ответа, встречалась с ним как ни в чем не бывало, будто ровно ничего вчера особенного не случилось. Мало-помалу она так его вымуштровала, что он уже и сам не смел напоминать о вчерашнем, а только заглядывал ей некоторое время в глаза. Но она ничего не забывала, а он забывал иногда слишком уж скоро и, ободренный ее же спокойствием, нередко в тот же день смеялся и школьничал за шампанским, если приходили приятели. С каким, должно быть, ядом она смотрела на него в те минуты, а он ничего-то не примечал! Разве через неделю, через месяц, или даже через полгода, в какую-нибудь особую минуту, нечаянно вспомнив какое-нибудь выражение из такого письма, а затем и всё письмо, со всеми обстоятельствами, он вдруг сгорал от стыда и до того, бывало, мучился, что заболевал своими припадками холерины. Эти особенные с ним припадки, вроде холерины, бывали в некоторых случаях обыкновенным исходом его нервных потрясений и представляли собою некоторый любопытный в своем роде курьез в его телосложении.

Действительно, Варвара Петровна наверно и весьма часто его ненавидела; но он одного только в ней не приметил до самого конца, того, что стал наконец для нее ее сыном, ее созданием, даже, можно сказать, ее изобретением, стал плотью от плоти ее, и что она держит и содержит его вовсе не из одной только «зависти к его талантам». И как, должно быть, она была оскорбляема такими предположениями! В ней таилась какая-то нестерпимая любовь к нему, среди беспрерывной ненависти, ревности и презрения. Она охраняла его от каждой пылинки, нянчилась с ним двадцать два года, не спала бы целых ночей от заботы, если бы дело коснулось до его репутации поэта, ученого, гражданского деятеля. Она его выдумала и в свою выдумку сама же первая и уверовала. Он был нечто вроде какой-то ее мечты… Но она требовала от него за это действительно многого, иногда даже рабства.

Злопамятна же была до невероятности. Кстати уж расскажу два анекдота. IV Однажды, еще при первых слухах об освобождении крестьян, когда вся Россия вдруг взликовала и готовилась вся возродиться, посетил Варвару Петровну один проезжий петербургский барон, человек с самыми высокими связями и стоявший весьма близко у дела. Варвара Петровна чрезвычайно ценила подобные посещения, потому что связи ее в обществе высшем, по смерти ее супруга, всё более и более ослабевали, под конец и совсем прекратились. Барон просидел у нее час и кушал чай. Никого других не было, но Степана Трофимовича Варвара Петровна пригласила и выставила.

Барон о нем кое-что даже слышал и прежде или сделал вид, что слышал, но за чаем мало к нему обращался. Разумеется, Степан Трофимович в грязь себя ударить не мог, да и манеры его были самые изящные. Хотя происхождения он был, кажется, невысокого, но случилось так, что воспитан был с самого малолетства в одном знатном доме в Москве и, стало быть, прилично; по-французски говорил, как парижанин. Таким образом, барон с первого взгляда должен был понять, какими людьми Варвара Петровна окружает себя, хотя бы и в губернском уединении. Вышло, однако, не так. Когда барон подтвердил положительно совершенную достоверность только что разнесшихся тогда первых слухов о великой реформе, Степан Трофимович вдруг не вытерпел и крикнул ура!

Крикнул он негромко и даже изящно; даже, может быть, восторг был преднамеренный, а жест нарочно заучен пред зеркалом, за полчаса пред чаем; но, должно быть, у него что-нибудь тут не вышло, так что барон позволил себе чуть-чуть улыбнуться, хотя тотчас же необыкновенно вежливо ввернул фразу о всеобщем и надлежащем умилении всех русских сердец ввиду великого события. Затем скоро уехал и, уезжая, не забыл протянуть и Степану Трофимовичу два пальца. Возвратясь в гостиную, Варвара Петровна сначала молчала минуты три, что-то как бы отыскивая на столе; но вдруг обернулась к Степану Трофимовичу и, бледная, со сверкающими глазами, процедила шепотом: — Я вам этого никогда не забуду! На другой день она встретилась со своим другом как ни в чем не бывало; о случившемся никогда не поминала. Но тринадцать лет спустя, в одну трагическую минуту, припомнила и попрекнула его, и так же точно побледнела, как и тринадцать лет назад, когда в первый раз попрекала. Только два раза во всю свою жизнь сказала она ему: «Я вам этого никогда не забуду!

Это было в пятьдесят пятом году, весной, в мае месяце, именно после того как в Скворешниках получилось известие о кончине генерал-лейтенанта Ставрогина, старца легкомысленного, скончавшегося от расстройства в желудке, по дороге в Крым, куда он спешил по назначению в действующую армию. Варвара Петровна осталась вдовой и облеклась в полный траур.

Именно об этом и написали Варваре Петровне неизвестные доброжелатели. Ставрогина была растрогана поведением сына. Она даже решила удочерить «это бедное, это несчастное существо». Неожиданно с Лизаветой Николаевной случилась форменная истерика. Шатов подошел к Николаю «и изо всей силы ударил его по щеке». Ставрогин был из тех людей, который мог на месте убить обидчика за подобное оскорбление, но он только сильно побледнел.

Не выдержав напряжения, Лиза упала в обморок. Часть вторая После происшествия в доме Ставрогиных «по городу пошли самые разнообразные слухи» о Николае и Лизе. Многие стали проявлять повышенный интерес к «загадочной хромоножке». Все эти дни Николай Ставрогин никого у себя не принимал, даже своего доброго приятеля Петра Верховенского. Последний сообщил о тайном обществе, на котором они непременно должны появиться. Ставрогин отправился к инженеру Кириллову с просьбой стать его секундантом на дуэли с Гагановым, который публично нанес ему оскорбление. Кириллов придерживался той философии, что человек, отрицающий существование Бога, сам становится Богом и ни перед кем не держит ответ за свои поступки. Затем Николай навестил Шатова, чтобы признаться в том, что Марья Лебядкина является его законной женой.

Также он предупредил мужчину о готовящемся на него покушении. Виной тому была идея Шатова о народе-богоносце, но сам он в Бога не верил. Его подослал Петр Верховенский, пообещавший беглому каторжнику выправить паспорт, если тот послужит барину. Ставрогин прогнал навязчивого бродягу. К удивлению Николая, Лебядкин встретил его трезвым. Капитан неустанно заискивал и лебезил перед важным гостем. Он планировал выманить у Николая, как делал все эти годы, определенную сумму за молчание о браке с сестрой. Ставрогин, действительно, женился на Марье Лебядкиной «после пьяного обеда, из-за пари на вино».

Чтобы прекратить вымогательства, он решил в ближайшие дни обнародовать это событие. Николай вошел в комнату к Марье и предложил ей уехать с ним в Швейцарию, чтобы вести тихую, уединенную жизнь. Однако несчастная сумасшедшая не признала его, принялась кричать и хохотать. На обратном пути Николая вновь встретил Федька, предложивший устранить проблему с Лебядкиными. Ставрогин рассмеялся и бросил прямо в грязь все деньги, какие у него были. Глава 3. Поединок На следующий день «предположенная дуэль состоялась» , на которой особенно настаивал Гаганов. Он даже поставил обязательное условие — стреляться по три раза.

Однако все три раза Гаганов промазывал, в то время как Ставрогин намеренно стрелял в воздух. Тем самым он еще больше оскорбил своего противника. Вернувшись домой, Николай объяснился с Дарьей Павловной и предложил на время прервать их связь, о которой стала догадываться Варвара Петровна. Даша заявила, что ее место рядом с ним и рано или поздно они будут вместе. Все в ожидании История с дуэлью благотворно сказалась на репутации Ставрогина. В один момент он стал самой обсуждаемой личностью в обществе. Варвара Петровна была довольна тем, как сложились обстоятельства, и лишь мысль о Хромоножке не давала ей покоя. Тем временем Петр Верховенский пожаловал к отцу и передал слова его покровительницы.

Варвара Петровна была оскорблена тем, что Степан Трофимович не хотел жениться «на чужих грехах». Она объявила об окончательном с ним разрыве, назначив приличный пансион. Пред праздником Петр Степанович впал «в милость в губернаторском доме за игру на фортепиано» и принялся всячески укреплять свои позиции в отношении губернатора Андрея Антоновича фон Лембке и его супруги Юлии Михайловны. В городе и губернии стали происходить невиданные доселе бесчинства: была осквернена икона, началась эпидемия холеры, участились проявления недовольства рабочих, повсюду полыхали пожары, появились прокламации, призывающие народ к бунту. Варвара Петровна лично навестила Верховенского, чтоб объясниться с ним. Она упрекнула его в неблагодарности и в том, что он самым подлым образом оклеветал ее. Глава 6. Петр Степанович в хлопотах Андрей Антонович «с каждым днем становился молчаливее» , что очень угнетало его супругу, по приказу которой были предприняты меры для «усиления губернаторской власти».

Юлия Михайловна разуверилась в силе мужа и планировала при помощи Петра Верховенского раскрыть государственный заговор. Последний встретился с губернатором, чтобы выдать ему Кириллова и Шатова, причастных к революционным прокламациям в городе. Затем он отправился к приятелям и попросил их непременно явиться на собрание. Он переживал, что девушка испытывала к Ставрогину сильные, противоречивые чувства, и предложил сопернику жениться на ней. Николай решительно отказал, сообщив о своем браке. После этого разговора он с Петром Верховенским отправился на тайное собрание. Глава 7.

Достоевский Федор - Бесы

Мира, в котором люди потеряли гармонию и смысл, ощутив на себе роковое влияние новых идей и будучи, по словам писателя Василия Авсеенко, «внутренне несостоятельными натурами, пораженными бессилием и бесплодием полуобразованности». История на все времена. Аннотация "Бесы" - одно из наиболее трагических, загадочных и притягательных произведений Ф.

В этой атмосфере готовится праздник по подписке в пользу гувернанток, затеянный женой губернатора Юлией Михайловной. Реклама Варвара Петровна, оскорблённая слишком явным желанием Степана Трофимовича жениться и его слишком откровенными письмами к сыну Петру с жалобами, что его, дескать, хотят женить «на чужих грехах», назначает ему пенсион, но вместе с тем объявляет и о разрыве.

Младший Верховенский в это время развивает бурную деятельность. Он допущен в дом к губернатору и пользуется покровительством его супруги Юлии Михайловны. Она считает, что он связан с революционным движением, и мечтает раскрыть с его помощью государственный заговор. На свидании с губернатором фон Лембке, чрезвычайно озабоченным происходящим, Верховенский умело выдаёт ему несколько имён, в частности Шатова и Кириллова, но при этом просит у него шесть дней, чтобы раскрыть всю организацию.

Затем он забегает к Кириллову и Шатову, уведомляя их о собрании «наших» и прося быть, после чего заходит за Ставрогиным, у которого только что побывал Маврикий Николаевич, жених Лизы Тушиной, с предложением, чтобы Николай Всеволодович женился на ней, поскольку она хоть и ненавидит его, но в то же время и любит. Ставрогин признается ему, что никак этого сделать не может, поскольку уже женат. Вместе с Верховенским они отправляются на тайное собрание. Реклама На собрании выступает мрачный Шигалев со своей программой «конечного разрешения вопроса».

Её суть в разделении человечества на две неравные части, из которых одна десятая получает свободу и безграничное право над остальными девятью десятыми, превращёнными в стадо. Затем Верховенский предлагает провокационный вопрос, донесли ли бы участники собрания, если б узнали о намечающемся политическом убийстве. Неожиданно поднимается Шатов и, обозвав Верховенского подлецом и шпионом, покидает собрание. Это и нужно Петру Степановичу, который уже наметил Шатова в жертвы, чтобы кровью скрепить образованную революционную группу-«пятёрку».

Верховенский увязывается за вышедшим вместе с Кирилловым Ставрогиным и в горячке посвящает их в свои безумные замыслы. Его цель — пустить большую смуту. Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам... Красавец и аристократ.

События нарастают как снежный ком. Степана Трофимовича «описывают» — приходят чиновники и забирают бумаги. Рабочие со шпигулинской фабрики присылают просителей к губернатору, что вызывает у фон Лембке приступ ярости и выдаётся чуть ли не за бунт. Попадает под горячую руку градоначальника и Степан Трофимович.

Сразу вслед за этим в губернаторском доме происходит также вносящее смуту в умы объявление Ставрогина, что Лебядкина — его жена. Реклама Наступает долгожданный день праздника. Гвоздь первой части — чтение известным писателем Кармазиновым своего прощального сочинения «Merci», а затем обличительная речь Степана Трофимовича. Он страстно защищает от нигилистов Рафаэля и Шекспира.

Его освистывают, и он, проклиная всех, гордо удаляется со сцены. Становится известно, что Лиза Тушина среди бела дня пересела внезапно из своей кареты, оставив там Маврикия Николаевича, в карету Ставрогина и укатила в его имение Скворешники. Гвоздь второй части праздника — «кадриль литературы», уродливо-карикатурное аллегорическое действо. Губернатор и его жена вне себя от возмущения.

Тут-то и сообщают, что горит Заречье, якобы подожжённое шпигулинскими, чуть позже становится известно и об убийстве капитана Лебядкина, его сестры и служанки. Губернатор едет на пожар, где на него падает бревно. В Скворешниках меж тем Ставрогин и Лиза Тушина вместе встречают утро. Лиза намерена уйти и всячески старается уязвить Ставрогина, который, напротив, пребывает в нехарактерном для него сентиментальном настроении.

Он спрашивает, зачем Лиза к нему пришла и зачем было «столько счастья». Он предлагает ей вместе уехать, что она воспринимает с насмешкой, хотя в какое-то мгновение глаза её вдруг загораются. Косвенно в их разговоре всплывает и тема убийства — пока только намёком. В эту минуту и появляется вездесущий Петр Верховенский.

Какие мифы о Достоевском самые вредные и опасные? Людмила Сараскина: Самые опасные и зловредные мифы - это те, что основываются на заведомой лжи, на клеветническом вымысле, сочиненном ради громкого скандала, "идейного" или "клубничного". Едва Достоевский ступил на первую ступеньку литературного поприща, как узнал, что уязвим и беззащитен против собратьев по перу - народа немилосердного и бессердечного. Недавние друзья и единомышленники, лучшие люди из тех, кого он знал и любил, объединились и составили злые, наспех сделанные вирши, больно язвившие товарища. Клеветы преследовали его всю жизнь и не утихли после кончины - напротив, уход писателя развязал руки "доброжелателям". Что можно было сделать хуже для памяти только что ушедшего гения, чем письмо Николая Страхова, адресованное Льву Толстому, в котором автор "решается наконец открыть глаза" и "сказать всю правду" про великана покойного великану живущему! Страхов прекрасно понимал, что рано или поздно эпистолярное наследие Толстого станет известно всему миру, клевета обретет статус документа, и с Достоевским будет покончено раз и навсегда. К чести русской литературы, постыдная затея провалилась, однако отравленный источник до сих пор в активе у черных копателей... Ваш любимый памятник Достоевскому, любимая экранизация его прозы и лучший биографический фильм о нем? Людмила Сараскина: Мой любимый памятник Достоевскому живет не в камне и не в бронзе.

Я вижу его в Полных собраниях сочинений, с комментариями и без, в отдельных изданиях его романов с умными предисловиями можно и без них , в разнообразных "Материалах и исследованиях", ему посвященных, во всем объеме литературы о нем и его сочинениях. Лучшее, что можно было для него сделать, это говорить, писать, спорить о нем. По поводу любимой экранизации выскажусь прямее. Мне удалось посмотреть почти все, существующие в мире, и написать книгу: "Литературная классика в соблазне экранизаций" 2018. Хочу назвать и легендарную японскую адаптацию романа "Идиот" Акиры Куросавы 1951. Лучшего биографического фильма о Достоевском назвать не могу - такого, на мой взгляд, пока нет. О худших и совсем плохих в юбилейные дни говорить не хочется. Но был один замысел. После того как в 1966 году в "Андрее Рублеве" у Тарковского сыграл Анатолий Солоницын, режиссер задумал сделать с ним фильм о Достоевском. В дневниках Андрея Арсеньевича сохранилась запись: "О самом Ф.

О его характере, о его Боге и дьяволе и о его творчестве. Толя Солоницын мог бы быть прекрасным Достоевским. Сейчас нужно читать. Все, что написал Достоевский. Все, что писали о нем, и русскую философию - Соловьева, Леонтьева, Бердяева и т. Тарковский даже придумал название будущей картины - "Голгофа". Собирал материалы, перечитывал дневники, вникал в детали: "Ф. Ламп не любил. Во время работы много курил и время от времени пил крепкий чай. Вел монотонную жизнь, начатую в Старой Руссе прообраз городка, где жил Карамазов.

Цвет морской волны - любимый цвет Ф. Очень часто одевал своих героинь в платья этого цвета". Фото: Мосфильм Странным образом биографический замысел трансформировался в идею многосерийного телефильма "Страсти по князю Мышкину" с Солоницыным в роли автора романа. Актер собирался даже сделать пластическую операцию, чтобы достичь максимального сходства с писателем. Тот ответил: "Если я сыграю Достоевского, зачем мне что-то еще играть? Не хочется думать, что рухнувший замысел навсегда закрыл тему. Анонс Накануне юбилея Ф. Достоевского в издательстве "Прогресс-Традиция" вышла книга Людмилы Сараскиной "Достоевский и предшественники", посвященная важной проблеме воплощения биографий великих людей на экране. Ключевой вопрос Сегодня бытует точка зрения, что Достоевский был первым блогером во времена, когда еще не существовало интернета. Речь идет о его "Дневнике писателя" - актуальных статьях о текущих событиях, в том числе и политических.

При этом он себя ведет скромно и не особо разговорчиво. В Николая влюблено все женское светское общество. После возвращения из Европы Николай принимает участие в тайном обществе. В тот же период он ставит опыт по воздействию на Кириллова и Шатова. Николай не принимал прямого участия в убийстве Шатова, не поддерживал эту идею, но мысль о сплочении исходила именно от него. Алексей Нилыч Кириллов — один из ведущих персонажей романа.

Он придумал теорию самоубийства, как потребность рассуждающего человека. Кириллов преодолел путь от религии до идей революции, был одержим маниакальными мыслями. Петр Верховенский — лидер революционеров, коварный и скользкий человек. В романе Верховенский — главный «бес».

Содержание

• Комментарии
• Бесы (Достоевский) — Викитека
• Бесы. Достоевский Ф.М. Читает Юрий Яковлев
• Виртуальная выставка одной книги "Ф. М. Достоевский «Бесы»"
• Бесы (роман) | это... Что такое Бесы (роман)?

Ф. Достоевский, "Бесы": анализ и краткое содержание

Однако мирных просителей со шпигулинской фабрики донельзя раздраженный губернатор принял за бунтовщиков и чуть было не наказал розгами. Под горячую руку Лембке попал и Степан Трофимович. Окончательно вывело из себя градоначальника вызывающее поведение Юлии Михайловны, а также разговоры о социализме. Он объявил, что «флибустьеры» определены и «меры приняты». При появлении в салоне Николая Всеволодовича Лиза намеренно громко попросила его унять Лебядкина, который регулярно пишет ей письма, называет себя ближайшим родственником Ставрогиных и предлагает раскрыть некую тайну. Николай во всеуслышание признался, что является мужем «его сестры, урожденной Лебядкиной, вот уже скоро пять лет».

Глава 1. Отдел первый Несмотря на все «недоумения прошедшего «шпигулинского» дня» , праздник, организованный Юлией Михайловной в пользу гувернанток, все же состоялся. Всеобщее внимание приковала к себе Лиза, которая была необыкновенно хороша в тот день. Известный писатель Кармазинов прочел присутствующим свое произведение, посвященное принципам нигилизма. Степан Трофимович решил было возразить, но был освистан публикой.

Окончание праздника Уязвленный Степан Трофимович написал прощальное письмо своей несостоявшейся невесте Дарье Шатовой, в котором просил простить его великодушно. Стало известно о скандальном поведении Лизаветы Николаевны, которая посреди бела дня «изволила пересесть в карету Ставрогина и улизнула с «сим последним» в Скворешники». Чтобы скрасить неприятное впечатление от первой части праздника, было решено устроить бал у предводителя дворянства. В самый разгар праздника всех потрясло известие о пожаре в Заречье и убийстве капитана Лебядкина и его сестры Хромоножки. Андрей Антонович поспешил на место трагедии, где на него упала доска, и он лишился чувств.

Законченный роман Утром между Лизой и Николаем произошло объяснение. Ставрогин предложил девушке уехать с ним в Швейцарию, но она отказалась, тем самым сильно задев самолюбие Николая. В Скворешниках появился Петр Верховенский, сообщивший о пожаре и смерти Лебядкиных. Лиза догадалась, что это дело рук Николая, и в истерике убежала от него. Ее догнал Маврикий Николаевич, прождавший ее всю ночь возле дома Ставрогина.

Он успокоил Лизу и попросил не прогонять его. По дороге они встретили Степана Трофимовича, который в спешке покидал город. Лизавета Николаевна перекрестила его, попросив хоть иногда молиться «за «бедную» Лизу» При виде Лизы, пришедшей к месту пожарища, «кто-то крикнул: «Это ставрогинская! Никто не сомневался, что убийца Лебядкиных — Николай Ставрогин, а Лиза была с ним заодно. Получив несколько сильных ударов из толпы, девушка потеряла сознание и вскоре умерла.

Последнее решение «Ночной пожар, убийство Лебядкиных, буйство толпы над Лизой» — все это глубоко потрясло местное общество. Ставрогин поспешил покинуть город, в то время как Петр Верховенский продолжил активную деятельность. Собрав свою «пятерку», он сообщил о доносе, который якобы сделал на них Шатов. Верховенский убедил всех остальных в том, что от «предателя» нужно избавиться как можно быстрее. Зная, что Кириллов готов покончить жизнь самоубийством ради общей идеи, Петр Степанович убедил его взять на себя вину за убийство Шатов.

У Кириллова Верховенский застал Федьку, которому удалось убежать от разгневанного Петра. Однако тот сообщил, «что он в последний раз в жизни пил водку». На следующее утро был найден труп Федьки с пробитой головой. Липутин, который хотел было бежать, был раздавлен этой новостью: теперь он уже не сомневался в тайном могуществе Петра Степановича. Путешественница Неожиданно к Шатову приехала его жена Марья, бросившая его три года назад.

Она призналась, что у нее совсем нет денег, и попросила временного пристанища. Шатов «вдруг весь смягчился и просветлел» : он все еще любил эту женщину. Ночью у Марьи начались роды, и Шатов решил усыновить ребенка. Он принял решение начать новую жизнь, но для этого ему нужно было «развязать» со старой. Поздним вечером он отправился в парк, где его уже поджидала вся «пятерка».

Многотрудная ночь Шигалев решительно отказался принимать участие в предстоящем убийстве, которое представляет собой «уклонение от нормальной дороги». Сподручные Верховенского схватили Шатова, а Петр Степанович лично «наставил ему револьвер прямо в лоб, крепко в упор и — спустил курок». Затем к телу привязали большие камни и скинули его в пруд. Верховенский проконтролировал, чтобы Кириллов в своей предсмертной записке взял на себя вину за убийство Шатова, после чего в срочном порядке покинул родной город. Последнее странствование Степана Трофимовича Последним пристанищем Степана Трофимовича стала крестьянская изба.

Перед смертью он познакомился с книгоношей Софьей Михайловной, которой, словно на исповеди, рассказал всю свою жизнь. Ночью у Верховенского случился приступ. Послали за Варварой Петровной, на руках которой он и скончался. Заключение Последние события убедили местных жителей, что в городе «действительно есть тайное общество убийц, поджигателей-революционеров, бунтовщиков». Не выдержав напряжения, Лямшин сдал всех участников убийства Шатова, за исключением Петра Верховенского.

Вскоре Дарья Шатова получила письмо от Ставрогина, в котором он предлагал уехать с ним в Швейцарию. Он признался, что его здоровье ослаблено и его мучают галлюцинации.

С таким же успехом можно было бы зацепиться за другое рассуждение Ставрогина: «Всякое существо должно себя считать выше всего, клоп, наверное, считает себя выше вас» 11; 183. Тогда бы, наверное, в визуальном ряде фильма появились бы не бабочки, а клопы… Опять — форма без содержания, пустой номер… Вообще Ставрогин в этом сериале разочаровывает.

Герой, ради которого Достоевский отказался от замысла романа-памфлета и забраковал пятнадцать печатных листов готового текста, потому что в его воображении появился мрачный, страстный, демонический характер «безмерной высоты», с высшим вопросом «прожить или истребить себя», — здесь порядком потускнел. Конечно, М. Матвеев и молод, и красив, и обаятелен, но демонического в его Ставрогине — сколько в спичке яда. Ему, мне кажется, трудно играть «плохих», его «зловещий» хохот натужен, его лик, когда искажается, фальшив.

Ему куда больше идет мягкая и ласковая доброта, приветливая улыбка. Даже крылья бабочки, которые вдруг вырастают у него за спиной, не делают его ни демоном, ни драконом, ни сверхчеловеком. Так бы и сидеть ему в своем кабинете с сачком и микроскопом, пинцетом, банками, булавками, бумажными пакетиками, разглядывать витрины с бабочкой-адмиралом, бабочкой-многоцветницей и другими крылатыми особями. Решение «истребить себя», по фильму, созревает у него, когда из окна светелки под крышей он видит, что дом окружен, что на крыльце — полиция, а под окнами мать с Дашей.

В романе Ставрогин сам загоняет себя в петлю непреодолимым духовным кризисом, а в картине он загнан усердием славной полиции: подмена из подмен. Не перечесть всего, что в фильме или сильно не дотянуто, или грубо пережато. Так, в фильме Ставрогин идет к Тихону не тогда, когда ночь с Лизой еще впереди, а когда она уже позади, и Лиза погибла, и тайна его брака с Хромоножкой всем известна; а значит, визит к архиерею теряет смысл: то новое ужасное преступление, от которого пытался предостеречь Ставрогина Тихон, уже произошло. В фильме капитан из «наших» в приступе злокачественного атеизма рубит икону на глазах прохожих: дескать, пусть ваш Бог теперь наказывает меня, а я посмотрю.

Православная книгоноша Софья Матвеевна целует обломки и приговаривает с укором: а куда тебя больше-то наказывать в этот момент кощунник Лямшин, тоже из «наших», подсовывает ей в сумку нехорошие картинки. Контраст идей и людей достигнут! В романе тоже есть подпоручик, который выбросил из своей квартиры два хозяйских образа и один из них изрубил топором. Книгоноши при этом не оказалось, но не потому, что автор романа веровал слабее, чем автор картины, а потому, что был прежде всего художником и не терпел назиданий в лоб.

Та же вездесущая книгоноша в конце сериала предлагает уезжающему Горемыкину купить Евангелие. Намек понятен, но Достоевский так грубо не работает. А Хотиненко — сторонник простых решений: раз у «наших» «Бога нет — все позволено», нужен наглядный идейный противовес. Создатели картины, однако, стараясь сделать вещь актуальную, как-то не заметили, что нынешнее время давно разрешило в России и Бога, и веру, и церковь.

А люди — все равно всё себе позволяют, ни в чем не отказывают: лгут, воруют, грабят, убивают. Теперь — о финале картины. Романный Петр Верховенский действительно избежал наказания и скрылся в Швейцарии. Как и его прототип Нечаев, он и там не будет сидеть тихо-мирно, а снова пустится в политические авантюры.

Но почему в эпилоге картины сериальный Петя идет по заснеженному альпийскому лугу к дому, купленному Ставрогиным в кантоне Ури, где теперь, пять лет спустя, живет Дарья Шатова и, видя ее благосклонную улыбку, победно ухмыляется в ответ? То ли она его ждет? То ли у них давний уговор? То ли он имеет виды на ее сына, пятилетнего Колю, которого Даша у Достоевского могла родить, но не родила?

Но коль скоро автора романа в наличии нет, режиссеру всё позволено, и Даша, волею Хотиненко, рожает-таки ставрогинского ребенка. Теперь они с Петей будут растить его вместе? Бедная Даша, бедный Коля, достающий из снега отцовскую булавку для накалывания бабочек. Мальчик разглядывает ее и вкалывает себе в воротник пальтишка.

Фото: mosfilm. Но как раз там ясно сказано о неудачной беременности Даши, и это не столько случай ее женского нездоровья, сколько метафизический феномен: сыновья Ставрогина не жильцы на этом свете как и киношные бабочки из его коллекции, которых в конце концов склевали куры. С Петрушей же — одна та радость, что его прототип, провокатор и убийца, не через пять лет, а раньше, через три года после бегства из России, будет выдан швейцарской полицией российским властям и осужден.

Исповедь Ставрог на. Трагед я зла. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. Стилистика Ставрогина. Поэтика Достоевского. Кулешова, изъятие этой главы из романа «внесло незавершенность в образ Ставрогина»16.

Комарович справедливо отмечает идентичность главы «Бесам» в аспекте композиции и поэтики, но отрицает возможность ана-л за романа с опорой на главу, аргумент руя это несоответств ем образа Ставроги на канонического текста и исповеди: «Омертвелая маска, таящая под собою безразличие добра и зла, - таков Ставрогин, доныне известный в романе. Однако, при трактовке образа Ставрогина как «маски», на наш взгляд, не учитывается та специфическая черта героев Достоевского, которую М. Бахтин обозначил как «внутренняя незавершимость», «несовпадение с самим собой»18, Е. Жожика- 20 шв лл - как «момент парадокса». Другой аргумент В. Комаровича также связан с образом главного героя: «Есл включ ть эту споведь в роман - совершенно невозможным, художественно неподготовленным окажется конец Ставрог на, его безразл чное - в смысле рел г озном - самоуб й-ство»21. В ответ на этот тезис А. Долинин, а вслед за ним и Н. Савченко, ссылаясь на черновики к роману, напоминают, что самоубийство устойчиво связывалось с этим героем даже и тогда, когда его духовный обл к мысл лся без открытых в сповед поро-ков22. В целом В.

Комаров ч полагает, что глава является «вар ан-том рукописи, не больше», введена в текст эта часть была, когда «Бесы» сблизились с «Жити ем Великого Грешника», а образ Ставроги -на - с героем Жития23. Схожей точки зрения придерживается и А. Исповедь Ставрогина. Жизнь и творчество Ф. Неизданная глава романа «Бесы». Проблемы поэтики Достоевского. Россия, 1979. О литературных архетипах. В дальней-ш х сследован ях этот тез с не наход л н опровержен я, н подтвержден я, а потому требует проверк. В своем видении романа и главы «У Тихона» В.

Комарович и А. Бем сходят з пон ман я сповед как акта покаян я, который открывает герою путь к спасен ю. Но исповедь была написана в Швейцарии и зафиксированное в ней состояние относится к швейцарскому пер оду ж зн Ставрог на, а эп зод встреч с Т хоном про-зошел знач тельно позже. Поэтому, уч тывая разгран чен е романного дороманного времен , о необход мост которого напом нает С. Жожикашвилли27, представляется убедительным мнение А. Еще более категор чно к рукоп с Н колая Ставрог на относ т-ся С. При этом, по мнению исследователя, то, что исповедь является вызовом, осознают и Тихон, и повествователь, и сам Ставрогин. Гессен находит в неспособности любить: «Из гордости и презрения к людям Ставрогин готов нести тяжесть своего каприза женитьбы.

Аннотация "Бесы" - одно из наиболее трагических, загадочных и притягательных произведений Ф. Идейно-философская канва романа, написанного в 1872 году, оказалась пророческой: события ХХ века во многом подтвердили гениальность писательского предвидения.

ПУСТЬ НЕ ГОВОРЯТ, ПУСТЬ ЧИТАЮТ Подкаст.Лаб

Появление нового романа Ф. Достоевского «Бесы» вызвало бурю негодования среди либерально настроенных современников писателя. Достоинства и недостатки товара — Книга Бесы. "Бесы" Ф.М. Достоевский от пользователя Ольга Байорене. Слушать бесплатно онлайн на Музыка

О чем книга Бесы — Достоевского

"Бесы" Ф.М. Достоевский от пользователя Ольга Байорене. Слушать бесплатно онлайн на Музыка Экземпляр романа «Бесы» из тиража, напечатанного в 1935 году и почти полностью уничтоженного, выставят на торги, которые состоятся 7 декабря. купить билеты в Санкт-Петербурге | 18 мая 2024, начало в 18:00 Театр им. Ленсовета. История написания романа «Бесы» вмещает в себя интересные факты об авторе и его замысле.

Похожие новости: