Таких, например, как «Повесть о Сонечке» в Вахтангово. Режиссёр Владислав Наставшев представит Повесть о Сонечке, написанную Мариной Ивановной Цветаевой под впечатлением от её знакомства с Евгением Богратионовичем Вахтанговым и его студией, положившей начало. Владислав Наставшев, впервые приглашённый на постановку в Театр имени Евгения Вахтангова, выпускает новый спектакль – «Повесть о Сонечке» в основе которого – одноимённое произведение Марины Цветаевой. Режиссёр Владислав Наставшев представит Повесть о Сонечке, написанную Мариной Ивановной Цветаевой под впечатлением от её знакомства с Евгением Богратионовичем Вахтанговым и его студией, положившей начало.
В Театре Вахтангова в новом сезоне покажут спектакли по рассказам Гоголя, Пушкина и Цветаевой
«ПОВЕСТЬ О СОНЕЧКЕ» в Театре Вахтангова. Билеты на спектакль «Повесть о Сонечке» продаются онлайн на сайте Итак, «Повесть о Сонечке» в театре им. Вахтангова (да, я еще и периодически хожу на постановки, в которых никто не поет) – это трехчасовой спектакль Владислава Насташева по автобиографическому произведению Марины Цветаевой, преимущественно воспоминания о. Повесть о Сонечке билеты в театр в Москве. Спектакль пройдет 14.04.2024 в Театр Вахтангова по адресу Москва, Театр Вахтангова. Билеты в продаже по цене от 1200 ₽. Эмоциональная, звонкая, нежная и романтичная в самом высоком смысле история о любви по выдающейся прозе Марины Цветаевой «Повесть о Сонечке».
«Повесть о Сонечке. Повесть о любви»
Свою «Повесть о Сонечке» Марина Ивановна писала в 1937-1939 годах, находясь в небольшом городке Лакано-Осеан на побережье Атлантики, незадолго до своего возвращения на родину. Свою «Повесть о Сонечке» Марина Ивановна писала в 1937-1939 годах, находясь в небольшом городке Лакано-Осеан на побережье Атлантики, незадолго до своего возвращения на родину. «ПОВЕСТЬ О СОНЕЧКЕ» в Театре Вахтангова. Государственный академический театр имени Евгения Вахтангова представил на суд публики премьеру спектакля «Повесть о Сонечке» по одноименному произведению Марины Цветаевой. На Новой сцене в декабре Владислав Наставшев представит «Повесть о Сонечке», написанную Мариной Цветаевой под впечатлением от ее знакомства с театральной студией Вахтангова. Купите билеты на "Повесть о Сонечке" в Театре Вахтангова на нашем сайте уже сегодня и наслаждайтесь вечером, полным искусства и волшебства.
"Повесть о Сонечке" Марины Цветаевой в Театре имени Вахтангова
С этой музыкой, с этой картинкой, светом, текстом. Я даже думал, что если история не сложится, то останется этот мир, который очень обаятелен, и в нем хорошо существовать, и за ним как будто должно быть интересно наблюдать», — интерпретировал свою роль актер Константин Белошапка. Человеческие, политические и общественные потрясения периода 1918-1919 годов становятся для поэтессы триггером для написания правды о себе. Она, через новые темы и новый язык, позиционирует на себя чужие жизни, невероятные судьбы и разные роли.
Ее проза того периода, впрочем — как и вся в целом, невероятно чувственна, практически волшебна, уникально душевна и философски не всегда понятна. Ну, мне так точно.
Подписаться Театр имени Вахтангова представит премьеру спектакля «Повесть о Сонечке» Государственный академический театр имени Евгения Вахтангова анонсировал премьеру спектакля Владислава Наставшева «Повесть о Сонечке» по одноименному произведению Марины Цветаевой, передает пресс-служба театра. Показы пройдут на Новой сцене театра 21 и 22 декабря. В театре сообщили, что режиссер постановки Владислав Наставшев, впервые приглашенный на постановку в Театр имени Вахтангова, является и автором сценографического решения спектакля, которое создано в соавторстве с Валерией Барсуковой, и музыкального оформления, созданного вместе с Иваном Лубенниковым. Над постановкой также работали художник по костюмам Майя Майер, художник по свету Руслан Майоров, хореограф Екатерина Миронова.
Завадским , а тот - «гадкий», непостоянный, слабый, с тщеславием, подогреваемым одним театром. Марина и Соня делят его, перебирая свои ощущения, точно чётки, перебрасываясь чувствами, как мячиком. Да ведь это же - из последних сил! Смотришь, слушаешь и постоянно ловишь себя на мысли: «Как давно в театре не было слышно такого изумительного, тоненьким пером выведенного текста, за которым встаёт не произнесенное, что и в слова трудно облечь.
Поэтому зал три часа не дышит - так звучит Цветаева, так в ее тексте, который мог сочинить только поэт, растворяются артисты. Евгения Крегжде в роли Марины Цветаевой тёмно-коричневый пиджак поверх светлого в тон ему простого кроя платья , Ксения Трейстер - маленькая Сонечка белая блузка с расстёгнутым воротом, темно-синяя юбка и Константин Белошапка один во многих исторических лицах см. Текст певуч, сладок как сахар и горек, как хлеб на чужбине, которую Цветаева испила сполна. Он звучит на нерве, порой на пределе, и этот предел Владислав Наставшев постоянно усиливает действием, помещая актёров на зыбкую вращающуюся площадку, а те в момент эмоционального напряжения балансируют на ней с риском упасть. Ведь в любви всегда есть такой риск - упасть и даже пасть, потерять, потеряться или зависнуть. Вот Сонечка с Володечкой параллельно друг другу зависли на вертикальной площадке, как над городом летящие влюблённые на картинах Шагала. Трюк с зависанием излюбленный у режиссера приём: помнится, в спектакле по Бунину в Гоголь-Центре я видела похожее. Но себя, а не другого, не грех и процитировать. Порывистая, как подросток, острая на язык темноглазая Голлидэй с двумя косами поверх блузки и в некрасивых башмаках вскакивает на стул. Точно я ничего больше произнести не смею.
Только вы у меня - Марина, такое громадное, такое длинное... О, Марина! Вы - мое увеличительное». И снисходительная, полная терпеливой любви к этому капризному влюблённому ребёнку Марина. В актерском трио первая скрипка, конечно, она - Евгения Крегжде. Для актрисы - это, безусловно, этапная роль.
Вы - мое увеличительное». И снисходительная, полная терпеливой любви к этому капризному влюблённому ребёнку Марина. В актерском трио первая скрипка, конечно, она - Евгения Крегжде.
Для актрисы - это, безусловно, этапная роль. Ее партия глубоко драматична, но всегда чуткая к партнерше, не упускающая ее звенящей струны, и сама в какой то момент такой становящейся. Только драматизм звучит в ней все сильней - от лёгкой столичной богемности вначале к безысходности в финале повести. И как верно меж двух героинь существует сонм мужчин в исполнении Константина Белошапки, роль которого в спектакле вспомогательная, но позволяющая развивать бессюжетную историю. У актера двенадцать персонажей, обозначенных не сколько гримом одни усы не в счёт , и отдельными элементами костюма, сколько на скорости сменяемыми образами. Завернул за кулису Завадским - вышел морячком Пашей, на глазах преобразившимся в Стаховича, потом - в Володечку, а после и совсем бесцеремонного монтировщика. Режиссеру, который в спектакле выступил ещё сценографом, композитором и исполнителем песен за кадром, удалось довольно изящно раздвинуть рамки литературного театра, к которому так располагает проза. Литературу он постоянно переводит в действенный ряд с головокружительными монологами на зыбкой сыпучей поверхности, в ряде мизансцен перекидывает мостки из прошлого в настоящее, чтобы предсказать будущее героев. Так выглядит рассказ о Стаховиче, аристократе духа, который влез в петлю - не перенёс потерь в семье, не принял нового бытия.
И тут же покойник с верёвкой на шее, уложенный в шкаф со стеклянной дверцей, точно в гроб, вместе с Сонечкой вспоминает уроки хороших манер, которым он учил студийцев - как вставать, как подавать руку или подтянуть сползший чулок, когда идёшь по улице с кавалером. Легко, с азартом разыграно упражнение, но становится жутковато, если припомнить начало сцены самоубийства достойнейшего аристократа. У Наставшева суицид почему то носит фарсовый характер, как в цирке или гиньоле. Это, пожалуй, единственная резанувшая меня грубоватая краска на тонко выполненном полотне. Но тут же постановщик исправит грубость, завершив сцену метафорой: сидя в шкафу, Стахович молча протягивает веревку сидящей напротив него Марине, которая спустя двадцать два года сама возьмётся за такую же - с петлей на конце… А так даже песня из репертуара 90-х «Плачь, любовь, плачь», за счёт аранжировки Иван Лубенников вписалась в музыкальный ряд спектакля, где песни на стихи Цветаевой звучат так современно, как если бы их пели в каком-нибудь модном клубе. И все же «Повесть о Сонечке» не одна любовь, как уверяла Цветаева. Она ещё свидетель времени, сохранившая для нас портреты людей искусства, составивших в XX веке славу отечественного театра. Не льстивые, скорее, объёмные, что для истории намного ценнее безизъянных отшлифованных идеологией изображений.
Повесть о Сонечке. Лучшая Цветаева
| «Повесть о Сонечке» в театре им. | Автобиографическая «Повесть о Сонечке» была написана М.И. Цветаевой в 1937-1939 годах в городке Лакано-Осеан на побережье Атлантического океана. |
| Билеты на спектакль «Повесть о Сонечке» в Москве | 13 отзывов на спектакль «Повесть о Сонечке» в театре Вахтангова. |
| На песке в Вахтанговском театре представили «Повесть о Сонечке» Цветаевой - Обзорник | 21 и 22 декабря на Новой сцене Театра Вахтангова состоится премьера спектакля «Повесть о Сонечке». |
| Цветаева Марина Ивановна: Повесть о Сонечке | На Новой сцене Театра Вахтангова вышел спектакль Владислава Наставшева 'Повесть о Сонечке'. |
| Спектакль "Повесть о Сонечке" в театре им. Евг. Вахтангова | Продажа билетов на все спектакли «ПОВЕСТЬ О СОНЕЧКЕ» в мае, июне в 2024 году. |
Билеты на спектакль «Повесть о Сонечке» в Москве
У нас вы сможете купить билеты на спектакль Повесть о Сонечке в театр Вахтангова даже в том случае, если билетов уже нет в кассе театра! "Повесть о Сонечке" Цветаева написала в эмиграции в память о своей подруге, актрисе второй студии Вахтангова Софье Голлидэй, с которой провела в Москве весну 1919 года. В издание вошли не только «Повесть о Сонечке», но и стихотворения Марины Цветаевой, посвященные Софье Голлидэй и другим героям этой мемуарной повести — поэту Павлу Антокольскому, актеру Юрию Завадскому, режиссеру Евгению Вахтангову, и пьесы.
Спектакль «Повесть о Сонечке» — отзывы
Марина Цветаева посвящает Евгению Вахтангову два стихотворения: «Заклинаю тебя от злата» и «Серафим — на орла! Вот бой! Их оригиналы, написанные её рукой, можно увидеть в Музее-квартире Вахтангова в Денежном переулке. В Мансуровской студии Марина встретила актрису Сонечку Голлидэй, которой и посвятила «Повесть о Сонечке», написанную в эмиграции в 1938 году — в трагический период истории России. Влад Наставшев, режиссёр: «Повесть о Сонечке» — густой, очень плотный текст. Общественные потрясения становятся для неё своеобразным катализатором. Сумасшедшая энергия обновления, которой буквально пропитан воздух, даёт ей силы, темы, новый язык.
Цветаева описывает свою подругу как яркую, талантливую и душевную женщину, которая всегда была рядом в трудные моменты. Она рассказывает о том, как они проводили время вместе, как посещали театры и концерты. Книга наполнена эмоциями и воспоминаниями автора о тех днях.
Любимица пожилого преподавателя рыдает на похоронах, потому что больше никогда не услышит его похвалы. Очередного возлюбленного упрекает в том, что он только целует ее крепко, а полюбить так, как нужно ей, не желает. Безраздельного обожания она требует и от Марины Ивановны, необратимо очарованной своей новой подругой. Требует скорее из страха, чем взаимности: отдавать она, кажется, и вовсе неспособна. Любовь в «Повести о Сонечке» становится не только движущей силой, дающей надежду и опору, но и выматывающим мороком. Да и разнится она ото дня ко дню и от предмета к предмету. Что есть любовь к искусству? К красоте, к музе, к мужчине?.. Поначалу кажется, что весь он — неестественность и жеманство, но спустя несколько минут наваждение исчезает. Артист играет множество ролей — он и холодный красавец Юра Завадский, и поэт Павлик Антокольский, и актер Володя Алексеев, и педагог Вахтанг Мчеделов, и безымянный матрос.
Владислав Наставшев, впервые приглашённый на постановку в Театр имени Евгения Вахтангова, выпускает новый спектакль — «Повесть о Сонечке» в основе которого — одноимённое произведение Марины Цветаевой. Вместе с режиссёром Владиславом Наставшевым, который также является автором сценического в сотрудничестве с Валерией Барсуковой и музыкального в сотрудничестве с Иваном Лубенниковым оформления спектакля, над постановкой работали: художник по костюмам Майя Майер, художник по свету Руслан Майоров, хореограф Екатерина Миронова, помощник режиссёра Кристина Миронова. В жизни Поэта Марины Цветаевой были и почитание, и слава, и семья, и любовь… и смерть младшей дочери, и арест мужа и дочери Ариадны, и эмиграция, и нищета, и одиночество, и трагический уход… В 1918 году совсем юный поэт Павел Антокольский познакомил Марину с «памятнейшим из всех» Юрием Завадским которому Цветаева посвятила цикл из 25 стихотворений «Комедьянт». Они ввели её в Мансуровскую студию Евгения Вахтангова, где она сблизилась со студийцами-вахтанговцами. Для них и под влиянием обожаемого «поэтического божества» — Александра Блока — Цветаева пишет «романтические драмы». Пьеса «Метель», которую Цветаева читала в Студии, Вахтангова не увлекла. Весной 1918 г.
Цветаева Марина Ивановна: Повесть о Сонечке
Мчеделову», - записывает помрежиссера Понс. Уже в декабре 1918-го актеров МХТ стали штрафовать за дисциплинарные нарушения. Ни 6-го, ни 20-го октября Сонечка на нарушениях не попалась. Тем сильнее, тем ощутимее оказался удар 7-го ноября. И дело было не в новом революционном празднике, а в том, что спектакль в этот день стал юбилейным, трехсотым представлением «Синей птицы» и что на него не явилась «штатная» артистка МХТ Виноградская. Голлидэй, в Лазоревом царстве, уходит до конца акта, - пишет в протоколе помреж Понс, - когда ей еще нужно стоять у дверей с другими? Не предупредивши меня, Е. Виноградская заменила себя С. Довольно странная замена, тем более что им приходится выходить одновременно в V картине». И будет, конечно, прав.
В антракте перед «Лазоревым Царством» дежурная по спектаклю Бутова возле гримуборных незадолго до начала акта сталкивается с Сонечкой. Та - в бледно-голубом хитоне неродившейся души, но без грима, ненапудренная. Надо представить себе эту сцену - дородная, громкоголосая Бутова и «чернушка» С. Голлидэй в балахоне, «едва видная от земли», как характеризуют ее рост коллеги по цеху. Бутова, как ученица и приближенная Немировича-Данченко, безусловно в курсе и «стипендиатства» Голлидэй у Станиславского, и «истории с портретом», речь о которой чуть дальше. Сонечка сообщает дежурной, что загримироваться она «не успела». Бутова уверена, что время на грим, хотя бы «и не тщательный», у Голлидэй оставалось. Голлидэй] осмелилась выйти, кое-как одетая и совсем без грима!? Ее лицо было красно и кричало; отрезало весь акт, всех исполнителей, всю картину!
Конфузясь, она нелепо закрывала лицо кулачонками и еще более нелепо жалась во все углы сцены... Дичает актер. Как роза садовая, породистая вырождается в дикий шиповник. Опять и опять, вновь надо делать прививку культуры, выращивать высшую в нас породу». На мичуринские предложения, направленные обоим мэтрам, последним, конечно, пришлось среагировать. На доске объявлений МХТ появляется «Обращение» Немировича-Данченко касательно дисциплины, вводятся штрафы на нарушения для артистов и вспомогательного персонала. Станиславский и бОльшая часть членов труппы сочли письмо Бутовой доносом. Будь «личная стипендиатка» вполне невинна, ей можно было бы, пожалуй, рассчитывать на прощение. Но прецедент, к сожалению, уже имел место: увеличенный фотопортрет Сонечки был годом раньше выставлен в одном из московских фотоателье в подписью «Артистка Художественного театра Голлидэй».
Взбешенный Станиславский, случайно столкнувшись с Сонечкой в театре, выволок ее тогда за руку на улицу, отвез на извозчике к фотографу, купил у него фотопортрет и вручил его совершенно потерявшейся студийке со словами: «Черт знает что! Какая-то девчонка заставляет меня ездить по Москве и скупать ее портреты! Такие вещи не забываются. После письма Бутовой расположение Станиславского было утрачено для Сонечки навсегда. Письмо передали «для разбора» во 2-ю Студию. С массовки в «Синей птице» С. Голлидэй тут же сняли. Сонечка предприняла вскоре попытку добиться прощения у Станиславского. Вера Редлих, также участвовавшая в «Синей птице», вспоминала: «Как-то, когда мы гримировались [...
Он сейчас в своей гримировочной, скажу ему, что потеря его внимания ко мне, такого дорогого для меня, слишком тяжела. Я сейчас пойду и брошусь под трамвай». Мы пытались задержать ее, но она вырвалась и убежала. Потом мы видели из окна, как она выбежала из театра и вслед за нею появился во дворе Константин Сергеевич без пальто, в одном костюме. Константин Сергеевич так боялся простуды, что в его гримировочной было не две, а три оконных рамы, но, несмотря на эту боязнь, он, испугавшись за Сонечку, побежал за ней и вернул ее уже с Тверской улицы и, обняв за плечи, ласково уговаривая, успокаивая ее, привел в театр. После этого наступила временная светлая полоса в жизни Сонечки. Ей были обещаны роли». Будем справедливы и к Мчеделову, и к Совету Второй студии: Сонечка здесь по-прежнему получает не только «авансы», но и шубу на зиму, пусть и остающуюся в собственности студии, - и это уже 25 ноября 1918 г. В ней она, очевидно, и на концерте в декабре, когда после выступления со своей «Настенькой» встречается в фойе с Качаловым.
Жизнь в двадцать четыре кажется бесконечной, полной надежд и очарования, тем более что предложение Вахтангова остается в силе, даже если репетиции «Куклы Инфанты» и приостановлены. Роль Вахтанга Левановича Мчеделова в судьбе Софии Голлидэй в декабре 1918-го вполне исчерпана и роль эта, при всём «несходстве характеров» актрисы и режиссера, весьма значительна. Яркая сцена и черный зал. С первой секунды чтения у меня запылало лицо, но - так, что я боялась - волосы загорятся, я даже чувствовала их тонкий треск, как костра перед разгаром. Читала - могу сказать - в алом тумане, не видя тетради, не видя строк, наизусть, на авось читала, единым духом - как пьют! Дальше - знакомство. Зимой ее в моей жизни не было. Значит - весной. Весной 1919 г.
В пору первых зеленых листиков». Я, Марина, правда не хотела вас любить! А теперь - мне все равно, потому что теперь для меня его нет, есть вы, Марина». На январь, февраль и март 1919 года у нас по С. Голлидэй практически нет документов. Вот, собственно, и всё про Марину и Сонечку в контексте Сонечкиной судьбы. Все три весенних месяца а точнее, два: апрель и май - у Цветаевой в «Повести». Остается еще несколько писаных из провинции Марине Сонечкиных писем-записочек. Голлидэй в Рузаевку.
На подаренном ей на прощание сборнике «Волшебный фонарь» надпись: «Сонечке! Ничто не случайно. Будет Вам большая сцена Театра, как есть сцена Жизни». От Москвы до нее по рязанской дороге не менее 600 км. Но здесь снова следует сделать ретур в декабрь 1918 года, чтобы уяснить себе «расстановку сил», безусловно повлиявшую и на жизненные планы Софьи. Нам не известно, на что с середины ноября существует С. Голлидэй: в «Синей птице» на большой сцене она больше не занята, репетиции у мансуровцев «Куклы Инфанты» сошли на нет, да и не приносили, вероятно, заработка. Она обращается в Совет студии с запросом о своей занятости. Именно в это нелегкое время Сонечка отправляется к Станиславскому и, обещая кинуться под трамвай, «вымаливает прощение», почти ни к чему конкретному впоследствии не приведшее.
Вот такие судьбоносные события непосредственно предшествуют появлению С. Голлидэй в апреле 1919-го в доме на Борисоглебском. Странно, что в цветаевской «Повести» о них не оказывается ни слова. Марине от Сонечки достается тот самый "лепет" - в жизненно-важные свои дела она Цветаеву не посвящает. Какие-то подвижки к лучшему после визита к Станиславскому всё же имеют место: фамилия «Голлидэй» появляется, приписанная карандашом, против роли Коломбины в «Игре интересов» Бенавенте, в «Сказке об Иване-дураке» Совет предлагает артистку на роль чертенка Единицы. Из «Повести» мы знаем, однако, что на роль эту Голлидэй не утверждена. Однако с апреля все группы и студии МХТ уже обсуждали летние «продовольственные» поездки и готовили их. Все едущие в Рузаевку работать получали полный пансион за счет Студии. Хотя Сонечкины «Белые ночи» не обсуждались вовсе, она была включена в актерскую группу как участница молодежных сцен «Зеленого кольца» и, вместе со всеми, «едущими работать», получила 3000 рублей «подъемных».
Можно представить себе, как неприятно поразил деревенский «общажный» быт бывшую институтку Голлидэй, у которой и в московской ее комнатке царил, по словам Цветаевой, образцовый порядок. Вахтангов после репетиций «Инфанты» в мансуровской студии Сонечку, конечно же, по-своему выделяет. Или жалеет... Перед отъездом из Шишкеева в Рузаевку на запланированные в Москве гастроли труппа показала местным жителям два спектакля. В начале августа 1919 года Мчеделов и «артист Второй студии Александр Иванович Гузеев командируются в г. Симбирск для устройства спектаклей Второй студии по приглашению агитпросвета». В программе «Литературно-художественных вечеров», которые проводились в Симбирске в Народном доме, - отрывки из «Белых ночей» Ф. И вот результат: симбирская газета «Заря» в отчете о концерте: «Наибольший успех выпал на долю талантливой артистки Студии С. Голлидэй, поразительно естественно прочитавшей отрывок из «Белых ночей».
Успех ее «Белых ночей» в Народном доме затмил успех спектаклей Второй студии. Он был настолько ярким и так всколыхнул весь город, что уже не городской отдел народного образования, устроитель симбирских гастролей Студии, а городские власти попросили Сонечку задержаться в Симбирске после отъезда труппы и дать в Народном доме сольный вечер». Это ключевой момент в артистической жизни Софии Голлидэй. Не опасаясь упреков в лапидарном прагматизме, спросим себя, каким же мог быть гонорар за «сольный концерт» на городской симбирской сцене? Так ли удивительно, что двадцатипятилетняя артистка, жившая во Второй студии «от аванса до аванса» - а их ведь нужно было возвращать с гонораров за «Настеньку» - восприняла и хвалебную прессу, и сольный концерт в Симбирске «знаково», как долгожданное подтверждение своих актерских качеств? Вот почему Сонечка лишь «мелькнула» в чужой для нее Москве, которая, как известно, «слезам не верит». Вот почему ей было не до визита к Цветаевой. Так оно и видится из собственноручных Сонечкиных эпистол, разве что с поправкой на словечко «ждал». Насколько красный «военспец» в полковничье-генеральской должности имел возможность «ждать» московскую актрисочку, девчонку - тут сомнений быть никаких не может: не мог.
Такие командиры в первую очередь заняты делом, своими прямыми обязанностями, они резонно опасаются репрессий со стороны новой власти. Дело в другом: и симбирский успех, и внимание «красного» военспеца поселяют, очевидно, в Сонечкиной душе надежду, что выжить и хорошо, «красиво» выжить можно и при «красных».
Ее проза того периода, впрочем — как и вся в целом, невероятно чувственна, практически волшебна, уникально душевна и философски не всегда понятна. Ну, мне так точно. В 1918 году Марину Цветаеву ввели в Мансуровскую студию Евгения Вахтангова, где она сблизилась со студийцами-вахтанговцами. Для них она и написала «романтические драмы». Цветаевой принадлежат девять небольших стихотворных пьес, которые не стали репертуарными из-за необычности. В Мансуровской студии Марина встретила актрису Сонечку Голлидэй, которой и посвятила «Повесть о Сонечке», написанную в эмиграции в 1938 году.
Помолись, дружок, за бессонный дом, За окно с огнем! Дмитрий Быков, к которому я отношусь двояко, со свойственной ему убеждённостью в своей правоте включает эту повесть в пятёрку лучших произведений мировой литературы. Осуществить же этот план меня побудил один знакомый, чьи литературные вкусы мне близки и для которого литература стала профессиональным хобби. Подумать только - мужчины советуют читать Цветаеву, читать о какой-то Сонечке! Поэзия - всегда головоломка. С одной стороны, она биографична, с другой - загадочна. Да, стихотворение несёт в себе много данных о поэтах, но они никогда не лежат на поверхности. В этом прелесть поэзии, поскольку, читая её, ты не столько знаешь что-то, сколько домысливаешь и гадаешь. Здесь Цветаева, как маг во время своего выступления, снимает платок с короба и позволяет нам увидеть, что внутри. При этом, что касается исполнения, она верна себе. Как сначала сказала Ахматова, а потом эту мысль развил И. Очень ёмко подмечено. Действительно, этот фальцет через буквы попадает в глаза, а потом в уши читателя. В начале мне было неловко от всех её восторженностей в адрес 25-летней актрисы Софьи Голлидэй, а потом привыкаешь и ныряешь в её стихию, в ураган. Сонечка, конечно, лишь прикрытие. На деле это литературный автопортрет самой себя. Это есть её толкование собственных стихов и её оправдание собственным стихам. На рыжий диван в Борисоглебском переулке она усаживала мужчин-поклонников, мужчин-единомышленников. Можно думать всякое. Но вот что она пишет, например, об актёре Владимире Алексееве: С Володей я отводила свою мужскую душу. Сразу стала звать Володечкой, от огромной благодарности, что не влюблен, что не влюблена, что все так по-хорошему: по-надежному. Цветаева в данном произведении - не поэтесса, склонённая над рукописью, а гиперактивная женщина, ежеминутно находящаяся во взаимодействии, в диалоге с разными людьми. Она приводит свои стихи, но они - не главное. Повесть дышит её репликами, которые напоминают афоризмы, и историями-реминисценциями.
Тяжелые и голодные послереволюционные годы - 1917-1919 - возникают перед нами прямо тут, на побережье. Отчасти - как взгляд со стороны, уже через пережитое. Но по-прежнему дорогое сердцу. Объясняет: "Для меня было очевидным, что главную роль сыграет именно Евгения, это актриса мощного темперамента". На ней - простое платьице, мужской широкоплечий пиджак. Конечно, узнаваемое каре. Силуэт на сцене не отличить от прототипа, но гораздо важнее внешности - эмоциональность и смена состояний: Евгения Крегжде может играть и Марину - отстраненную рассказчицу, и ее же, но страдающую от любви и способную укутать заботой, утешить и столько всего выдумать! Работалось над "Повестью" непросто - оригинальный текст фактически без сюжета, развития действия как такового в нем нет. Как сделать его захватывающим, нескучным для сцены? С этой задачей постановочная команда справилась триумфально: спектакль не выглядит затянутым, не утомляет хотя объективно - мог бы: то витиеватые, то рваные обороты, длинные диалоги. На сцене всего три артиста - помимо Евгении Крегжде, это Ксения Трейстер Сонечка и Константин Белошапка - под условным обозначением "Он", воплощающий дюжину мужских образов.
Новая постановка "Повести о Сонечке" Марины Цветаевой
| Повесть о Сонечке | «Повесть о Сонечке» Владислав Наставшев, впервые приглашённый на постановку в Театр имени Евгения Вахтангова, выпустил спектакль «Повесть о Сонечке», в основу которого легло одноимённое произведение Марины Цветаевой. |
| Премьера спектакля Владислава Наставшева «Повесть о Сонечке» в Театре Вахтангова | "Повесть о Сонечке" Цветаева написала в 1938 году в эмиграции. |
| Спектакль «Повесть о Сонечке» 2024, Москва — дата и место проведения, программа мероприятия. | Таких тонких материй мало в сегодняшнем театре, а потому есть ощущение: «Повесть о Сонечке» в Вахтанговском по нынешним временам — драгоценная россыпь. |
| Новая постановка "Повести о Сонечке" Марины Цветаевой | В Театре Вахтангове премьера – "Повесть о Сонечке" Марины Цветаевой. Режиссер Владислав Наставшев аккуратно перенес прозу Цветаевой на сцену, представив зрителю разговор о высотах любви, на которые поднимает чувства настоящий поэт. |
Софья Голлидэй. Трагедия без виноватых
Спектакль «Повесть о Сонечке» с 15 февраля по 31 мая 2024, Театр им. Евгения Вахтангова в Москве — дата и место проведения, описание и программа мероприятия, купить билет. Театр Вахтангова представил премьеру на Новой сцене «Повесть о Сонечке» в постановке Владислава Наставшева. Театр Вахтангова выпускает новый спектакль – «Повесть о Сонечке» в основе которого – одноимённое произведение Марины Цветаевой.
Предстоящие события
- Владислав Наставшев, режиссер
- «Неосторожная актриса» Елена Подкаминская
- Спектакль "Повесть о Сонечке" в театре им. Евг. Вахтангова
- Популярное в разделе
- «Повесть о Сонечке» – Радио Орфей (Москва 99,2 FM)
Популярное в разделе
- Билеты на спектакль "Повесть о Сонечке"
- Театр имени Вахтангова представит премьеру спектакля «Повесть о Сонечке»
- «Повесть о Сонечке»: Таланты и поклонники
- "Повесть о Сонечке" Марины Цветаевой в Театре имени Вахтангова
- Марина Цветаева и "Повесть о Сонечке"
- В Театре Вахтангова в новом сезоне покажут спектакли по рассказам Гоголя, Пушкина и Цветаевой
Билеты на спектакль «Повесть о Сонечке»
Этот алый выход — под песню на слова последнего стихотворения из «Комедьянта»: «Сам Чёрт изъявил мне милость! Как бы мало, впроброс, спокойно и нарочито спокойно в этой послереволюционной Москве ни говорили герои о смерти, она всегда рядом. Не только петля Стаховича. Почти сразу после первого появления безымянного ещё «мужского персонажа» — выстрел и падение. Пока вроде бы шутливое, но уже предвестие.
И таких много. Но со смертью всё время спорят, а серьёзное и метафизическое как будто «одомашнивают». Так на панихиде по тому же Стаховичу, где стоят обе героини в платочках, Сонечка щебечет о своих любовях, а Марина внимательно слушает, кивает невидимым возмущённым соседям, полушёпотом уточняет. И так ревнивое появление Сонечки во втором акте как бы перемещается с порога дома Марины на пасхальную службу, куда она прокрадывается, пробирается сквозь груду стульев.
Всё происходит в постоянном присутствии сакрального — через контрапункт и противоречие, через живую жизнь, любовь и смех: почти легкомыслие, почти цинизм. Но противопоставить крушению мира, пожалуй, можно только три сценария — Сонечки, Володечки и Марины. У Цветаевой в тексте «эпилога» нет. В спектакле — есть.
Его объявляет очередной «Он» — на этот раз в образе монтировщика, пришедшего разобрать океанскую декорацию после известия о смерти Сонечки это ещё не эпилог. Отталкивая его каблуками, Марина бежит по той же крутящейся платформе и выдыхает-выкрикивает, объясняет: «Как всем известно, сахар — не необходим, и жить без него можно, и четыре года Революции мы без него жили, заменяя — кто патокой, кто — тёртой свёклой, кто — сахарином, кто — вовсе ничем. Пили пустой чай. От этого не умирают.
Но и не живут. Без соли делается цинга, без сахару — тоска. Пусть раз в мире это будет сказано: я её любила, как сахар — в революцию». Жить можно без каждого из нас, можно без любви, а уж без театра — и подавно.
Но вся эта «Повесть…» — напряжённый поиск ответов на вопросы отнюдь не столетней давности, и «любить сахар в революцию» — один из них. И, наверное, главная в спектакле — самая игровая, этюдная, неподдельно-смешная сценка, в которой Сонечка с помощью Марины придумывает историю о том, как признавалась в любви католическому монаху посреди средневековой чумы. Играя, как куклой, вышучивающим её Володей, она сочиняет этот наивный сюжет: «…когда чума — не до любви. Нет, совсем не так.
Сначала любовь, потом — чума! Марина, как сделать, чтобы вышло — так? И та с матерински-нежной, тёплой, как всегда, и весёлой улыбкой отвечает: «Увидеть монаха накануне чумы. В его последний нормальный день.
День — много, Сонечка! И повторяет серьёзно, подталкивая обратно в игру: «День — много». День накануне чумы — это ответ. Озорное проживание обречённости — тоже.
Принимает решение о возвращении с Океана. Она говорит: «В Москве 1918—1919 года из мужской молодёжи моего круга — скажем правду — осталась одна дрянь. Или красная молодёжь, между двумя боями, побывочная, наверное прекрасная, но с которой я дружить не могла, ибо нет дружбы у побеждённого с победителем». Завадского, которого за неумение любить «распнёт» стулом почти «Пер Гюнт» со словами, что делает «надгробие», Марина презирала за неумение выбрать из двух крайностей. Мол, даже если речь шла о белых и красных, его ответом было: «Это так сложно». Но крайность как выбор приносит только боль: что первый акт, про «дрянь» студийцев, что второй — про «дрянь» идейности, отказа от театра. Володя, конечно, не «красный», но уходит он из студии на Гражданскую войну, потому что не может «играть, когда другие живут».
Красный — цвет этой идейности, полярной эскапизму: завёрнутая в кроваво-алое полотно, тянущееся из кулис, Марина, немного «а ля Делакруа», выйдет по диагонали в начало второго акта. Жажда любви и даже страсти: с отвагой отброшенного стыда скинет ткань, «обнажаясь» до телесного песочного! Этот алый выход — под песню на слова последнего стихотворения из «Комедьянта»: «Сам Чёрт изъявил мне милость! Как бы мало, впроброс, спокойно и нарочито спокойно в этой послереволюционной Москве ни говорили герои о смерти, она всегда рядом. Не только петля Стаховича. Почти сразу после первого появления безымянного ещё «мужского персонажа» — выстрел и падение. Пока вроде бы шутливое, но уже предвестие.
И таких много. Но со смертью всё время спорят, а серьёзное и метафизическое как будто «одомашнивают». Так на панихиде по тому же Стаховичу, где стоят обе героини в платочках, Сонечка щебечет о своих любовях, а Марина внимательно слушает, кивает невидимым возмущённым соседям, полушёпотом уточняет. И так ревнивое появление Сонечки во втором акте как бы перемещается с порога дома Марины на пасхальную службу, куда она прокрадывается, пробирается сквозь груду стульев. Всё происходит в постоянном присутствии сакрального — через контрапункт и противоречие, через живую жизнь, любовь и смех: почти легкомыслие, почти цинизм. Но противопоставить крушению мира, пожалуй, можно только три сценария — Сонечки, Володечки и Марины. У Цветаевой в тексте «эпилога» нет.
В спектакле — есть. Его объявляет очередной «Он» — на этот раз в образе монтировщика, пришедшего разобрать океанскую декорацию после известия о смерти Сонечки это ещё не эпилог. Отталкивая его каблуками, Марина бежит по той же крутящейся платформе и выдыхает-выкрикивает, объясняет: «Как всем известно, сахар — не необходим, и жить без него можно, и четыре года Революции мы без него жили, заменяя — кто патокой, кто — тёртой свёклой, кто — сахарином, кто — вовсе ничем. Пили пустой чай. От этого не умирают. Но и не живут. Без соли делается цинга, без сахару — тоска.
Пусть раз в мире это будет сказано: я её любила, как сахар — в революцию». Жить можно без каждого из нас, можно без любви, а уж без театра — и подавно. Но вся эта «Повесть…» — напряжённый поиск ответов на вопросы отнюдь не столетней давности, и «любить сахар в революцию» — один из них. И, наверное, главная в спектакле — самая игровая, этюдная, неподдельно-смешная сценка, в которой Сонечка с помощью Марины придумывает историю о том, как признавалась в любви католическому монаху посреди средневековой чумы. Играя, как куклой, вышучивающим её Володей, она сочиняет этот наивный сюжет: «…когда чума — не до любви.
И не напиши Цветаева эту автобиографическую повесть, полную романтизма и драматизма времени, никто бы и не знал кто такая эта Голлидэй. Сцена засыпана морским песком. И все разговоры, похожие на изящную, чуть торопливую вязь, сопровождает шум волн, гулких и тех, что у берега лениво играют мелкой галькой. Песок крутой горкой вываливается из небольшого проёма задника сцены в ярком, но холодном свете и вырастает горой большего размера уже в центре пространства, где режиссёр Владислав Наставшев он же художник спектакля бросил старый книжный шкаф и ещё установил площадку.
Она шаткая и вращается, когда на неё по песку вскакивают участники этой истории, вполне себе реальной. Вот только световая дымка, что дрожит над песчаной декорацией, вместе с шумом волн, придаёт ей зыбкость и нереальность. Но все это было на самом деле, было… Была Москва, был Борисоглебской переулок и там - Марина Цветаева в пору ее увлечения театром сошлась с молодыми студийцами Вахтангова - Юрой З. Юрий Завадский , Павликом А. Среди них особо выделялась Сонечка Голлидэй - актриса совсем маленького роста, но большого и настолько самобытного дарования, что в студии порой не знали что с ним делать. Вот такую Сонечку полюбила и воспела Марина Цветаева в своём произведении, пронизанном чувствами и чувственностью, романтизмом и поклонением, умом, иронией, ценными деталями того страстного, дерзкого и страшного революционного времени. Фото Эли Закировой Сразу оговорюсь, что речь не об однополой любви. В первой части повести Цветаева сообщает: «Мы с ней никогда не целовались: только здороваясь и прощаясь. Но я часто обнимала ее за плечи, жестом защиты, охраны, старшинства.
Я была года на три старше, по существу же — на всю себя. Во мне никогда ничего не было от «маленькой». Братски обнимала. Нет, это был сухой огонь, чистое вдохновение, без попытки разрядить, растратить, осуществить»… Любовь их, собственно, как приют двух одиночеств, любовь как игра, как музыка, которую Цветаева складывает из фраз, окутывающих флером, укутывающих тёплом, разбивающих вдребезги, увлекающих в чувственный мир, где трудно сказать чего больше - страсти или боли. Как я люблю - любить! Как я безумно люблю - сама любить! С утра, нет, до утра, в то самое до-утро - еще спать и уже знать, что опять...
Трюк с зависанием излюбленный у режиссера приём: помнится, в спектакле по Бунину в Гоголь-Центре я видела похожее. Но себя, а не другого, не грех и процитировать. Порывистая, как подросток, острая на язык темноглазая Голлидэй с двумя косами поверх блузки и в некрасивых башмаках вскакивает на стул. Только вы у меня — Марина, такое громадное, такое длинное… О, Марина! Вы — мое увеличительное». И снисходительная, полная терпеливой любви к этому капризному влюблённому ребёнку Марина. В актерском трио первая скрипка, конечно, она — Евгения Крегжде. Для актрисы — это, безусловно, этапная роль. Ее партия глубоко драматична, но всегда чуткая к партнерше, не упускающая ее звенящей струны, и сама в какой то момент такой становящейся. Только драматизм звучит в ней все сильней — от лёгкой столичной богемности вначале к безысходности в финале повести. И как верно меж двух героинь существует сонм мужчин в исполнении Константина Белошапки, роль которого в спектакле вспомогательная, но позволяющая развивать бессюжетную историю. У актера двенадцать персонажей, обозначенных не сколько гримом одни усы не в счёт , и отдельными элементами костюма, сколько на скорости сменяемыми образами. Завернул за кулису Завадским — вышел морячком Пашей, на глазах преобразившимся в Стаховича, потом — в Володечку, а после и совсем бесцеремонного монтировщика. Режиссеру, который в спектакле выступил ещё сценографом, композитором и исполнителем песен за кадром, удалось довольно изящно раздвинуть рамки литературного театра, к которому так располагает проза. Литературу он постоянно переводит в действенный ряд с головокружительными монологами на зыбкой сыпучей поверхности, в ряде мизансцен перекидывает мостки из прошлого в настоящее, чтобы предсказать будущее героев. Так выглядит рассказ о Стаховиче, аристократе духа, который влез в петлю — не перенёс потерь в семье, не принял нового бытия. И тут же покойник с верёвкой на шее, уложенный в шкаф со стеклянной дверцей, точно в гроб, вместе с Сонечкой вспоминает уроки хороших манер, которым он учил студийцев — как вставать, как подавать руку или подтянуть сползший чулок, когда идёшь по улице с кавалером. Легко, с азартом разыграно упражнение, но становится жутковато, если припомнить начало сцены самоубийства достойнейшего аристократа. У Наставшева суицид почему то носит фарсовый характер, как в цирке или гиньоле.