Театральный скандал в Смоленске набирает обороты. Бывший актер Смоленского Камерного театра Олег Марковкин планирует обратиться в суд. Константин Хабенский. Читайте последние новости на тему в ленте новостей на сайте РИА Новости. Иван Кононенко-Козельский родился в 1899 году. Поставил на место, Уходили тихо Актеры сериала «Не родись красивой» 15 Лет спустя., Ушёл из жизни Дмитрий Прохоров который качался 10 лет на зоне! Вот что с ним стало. Способ существования артистов у Погребничко таков, что присутствие человека, даже не столько актера, и уж тем более не персонажа — создает ощущение полнокровной жизни на.
Космонавты О. Кононенко и Н. Чуб посетили спектакль в театре МХТ им. Чехова
| Кононенко Вячеслав Николаевич | Для Олега Кононенко, который будет облачен в скафандр «Орлан-МКС» № 5 с красными полосками, он станет седьмым в космической карьере, для Николая Чуба в скафандре. |
| Сергей Никоненко: пережил предательство жены и взял на себя воспитание внука | Дом кино | Дзен | Иван Кононенко-Козельский родился в 1899 году. |
| Челябинский общественник защитил ветерана от Алексея Навального │ Челябинск сегодня | Актер Иван Кононенко Фильмов: 2, cпектаклей: 1. |
Первомай объединит семьи, коллег и друзей в Хабаровском крае
| Елена Кононенко - фильмы с актером, биография, сколько лет - Yelena Kononenko | Режиссер Максим Бриус на своей странице «ВКонтакте» рассказал, что умерший 47-летний актер Андрей Бабенко страдал от финансовых трудностей и одиночества. |
| ВЗГЛЯД / Кононенко: Мочить Филиппа Киркорова – это давняя традиция :: Новости дня | Татьяна Кононенко – уроженка Кировограда (ныне – Кропивницкий), но с 1999 года живёт в Берлине. |
| Вячеслав Кононенко: фильмы - «Кино » | Давайте порадуемся Олег Кононенко, Космос, МКС, Новости, ТАСС, Мировой рекорд, Орбита Земли. |
Вадим Кононенко
Константин Хабенский. Читайте последние новости на тему в ленте новостей на сайте РИА Новости. Что показывают по телевизору и потоковое вещание 250 лучших телешоу Самые популярные телешоу Просмотр телешоу по жанрам Новости телевидения Индия ТВ в центре внимания. В нём приняли участие командир отряда космонавтов Олег Кононенко, актёр и сценарист Иван Охлобыстин, участник Великой Отечественной войны Игнат Артеменко, олимпийская. Татьяна Кононенко – уроженка Кировограда (ныне – Кропивницкий), но с 1999 года живёт в Берлине.
Сергей Никоненко: пережил предательство жены и взял на себя воспитание внука
| Космонавты О. Кононенко и Н. Чуб посетили спектакль в театре МХТ им. Чехова | Космонавты Олег Кононенко и Николай Чуб сегодня выйдут в открытый космос. Им предстоит установить научную аппаратуру. |
| «А по ящику врут о войне…» Актриса Лена Кононенко приглашает в МКГ | Верстов.Инфо | Актриса Вологодского драматического театра Диана Кононенко с детства мечтала выступать на сцене и гордится тем, что поступила в Нижегородское театральное училище. |
| Кононенко считает замену Галкина на Цискаридзе в известном шоу неподходящей | Made in Russia. Новости. |
| Актер Кононенко Иван, 37 лет, самопроба санитар | 30 июня этого года всем артистам театра сообщили, что у них заканчиваются контракты и по окончанию срока, как обычно, будут заключаться новые. |
Юрий Кононенко
Неожиданно сотрудники станции обнаружили странное, дурно пахнущее вещество. Как оказалось, большая колоний бактерий Enterobacter bugandensis была обнаружена там еще пять лет назад, однако со временем организм мутировал под воздействием межпланетной радиации.
И не бейте живых существ. А я ненадолго…» Пестовать свой идиотизм — Этим летом в вашей жизни случилась «Веселая коза». Что там было? Это чтобы понимать. Чтобы ощущать, это праздник. Там люди — шебутные, странные, случайные, старые знакомые и новые друзья. Там нас заселили в красоту, вкусно кормили, слушали, хвалили...
Мне там понравилось! Это монолог, в котором я и коллеги мои — бездарные, у нас нет ансамбля. И вдруг является Станиславский и взрывает театр! Но мне говорили, что я подняла тему, о которой все хотят сказать, но могут только матом. А у меня вроде получилось, и без всякой пошлости. Ну и смешно было, капустник же! Успех ошеломительный. Высший комплимент: «Да она чокнутая! А успех этот пришел, когда я совсем его не ждала.
В моем деле норма — это недостаток. Но, к счастью, мне хватает ума подходить к хулиганству осознанно. Как сказал один прекрасный человек: «Нужно пестовать свой идиотизм, это называется «контролируемая глупость». Вы растворяетесь в том мире, когда читаете Веру Полозкову, Алину Стародубцеву? Сразу начинаю их изучать и исследовать. Но в материале, которых я у них беру для личного пользования, ищу себя. Сначала исследую, почему они так сказали, потом ищу у себя эти впечатления. Наркотический кайф? Желание своей эпатажностью еще сильнее поразить слушателей?
Когда материал попадает в меня, хочется поделиться. Поделиться и материалом, и своим видением этого материала. И мне нравится управлять залом. Особенно, когда вижу зрителя. Только не ори! Один раз разнимала подругу с неподругой. Чувствовала неловкость, думала о том, что сейчас глупо выгляжу при всех одноклассниках. Но разнимала как могла. Надо было спасать.
Мы с братом на улице нашли лыжу. И у нас был зеленый теннисный мячик.
Для Кононенко данный выход седьмой в космической карьере, для Чуба - второй.
Прошлый выход в открытый космос по российской программе состоялся 25 октября 2023 года.
Тогда фигурант опубликовал комментарий в интернете, где в грубо и нецензурно высказал негативную оценку Героя Советского союза Зои Космодемьянской. Также мужчина одобрял преступления нацистов и распространял ложные сведения о деятельности СССР в годы Второй мировой войны и отрицал факты, установленные приговором Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси.
Ранее сообщалось , что в Хакасии суд приговорил 49-летнего жителя Абакана к году колонии-поселения за реабилитацию нацизма и незаконное хранение боеприпасов.
Кононенко: Мочить Филиппа Киркорова – это давняя традиция
Мол, чего вы живете не в браке. Я говорю: ну давай поженимся. Развод же в случае чего тоже никто не отменял. Хотя совершенно тогда не планировал разводиться, конечно. Но как уж получилось. В этих отношениях появился на свет его старший сын.
Вторая избранница Дарья родила от Каменщикова дочь. До свадьбы дело так и не дошло, хотя уже даже была выбрана дата.
Также Кононенко и Чуб проведут взятие проб-мазков с поверхности модуля "Наука". Для Кононенко данный выход седьмой в космической карьере, для Чуба - второй. Прошлый выход в открытый космос по российской программе состоялся 25 октября 2023 года.
В ходе операции россияне развернули малогабаритный радиолокатор на поверхности модуля "Наука" и установили аппаратуру для экспериментов "Кварц-М" и "Перспектива-КМ" снаружи модуля "Поиск".
Они находятся на МКС с 21 сентября 2023 года. Первый совместный выход россияне провели 25—26 октября прошлого года.
Однако в личной жизни у него пока все далеко не гладко. Когда родители говорят детям, что все «троечники» — неудачники, они не правы. Среди тех, кому было скучно в школе, много талантливых ребят, и одним из них оказался Олег Каменщиков. В детстве он даже оставался на второй год. Однако, попав на завод, а оттуда в ПТУ, будущая звезда множества фильмов и сериалов познакомился с руководителем драмкружка Виталием Дейхиным. Именно этот преподаватель разглядел способности Олега и посоветовал выучиться на актера. А я — актер.
Борислав Брондуков — великий, из моих любимых, Инна Чурикова — от нее аж свет исходил.
Космонавты О. Кононенко и Н. Чуб посетили спектакль в театре МХТ им. Чехова
Обнаженная с голубой заплаткой. Бык, седло, ночь. Руки в сторону. На коленях.
Маски с крыльями. Шар в доме. Ворона на зимней дороге.
Белый стул. Красный стул. Кувшины на закате.
Набережная со снегом. В ожидании хозяина. Иллюстрация для чая.
Птица над лодкой. Натюрморт с гранатом. Лик в синем театральном костюме.
Женский лик в парике. Женский лик в кимоно. Иные миры.
Хранящая тайну. Оставленный дом.
Ну, часы текут! Лиза Кешишева: Дали. Там на занавесе была копия этой картины. А когда он открывался, там возникали ее фрагменты. Лиза Кешишева: Вы вспомнили про этот принцип «тут вы хотите меня унизить» в связи с идеей сцены в декорациях «Трех сестер».
Что она сообщала действию? Юрий Погребничко: Да ничего не сообщала. Но если существуют две сцены, то снимается неправда театра. Лиза Кешишева: Все берется в кавычки? Можно еще провести параллель с буддизмом — это «не-не». И вот парадокс театра «Около» — актеры в нем существуют здесь и сейчас, в то время как театр всем существом своим обращен в прошлое. Возможно, в этой «магнитной аномалии» — часть тайны, которую так трудно осязать и так мучительно описывать.
Они говорят «от себя», но не о себе, в несуществующем для русской грамматики прошедшем продолженном времени. А где он работает? Он музыкант. А там на сцене был громадный круг, а внутри круга еще четверть: один круг вращается, а внутри него круг тоже может вращаться. Теперь я вам рассказываю такой случай. Мы поехали во Владимир, вернее, на Нерли: есть такая церковь Покрова на Нерли. Изумительное место.
Мы поехали туда втроем, приехали во Владимир, и вечер. Гостиниц не было, вернее, была одна, но поскольку гостиницы стоили дешево, они всегда были заполнены. Хотя нам и этих-то денег жалко было. Мы пошли по Владимиру в поисках ночлега, думали найти общежитие. Зашли в общежитие, которое было довольно далеко от вокзала, нам открыли, а было уже часов 11. Нам разрешили переночевать, только там не было ничего, ни матрасов, ничего. Мы легли спать и поняли, что там клопы.
В общем, мы оделись и ушли, примерно полвторого ночи. Тьма абсолютная, и мы не знаем, куда идти. Только слышны гудки, и мы пошли на вокзал. Города мы тогда не знали, а там есть парк. Ворота открыты, и мы решили пройти через него. Мы идем, разговариваем, и вдруг видим: белая аллея скульптур, и ни одна из скульптур не узнается. Мы не знаем ни одной!
Ладно, что ни Аполлона, ни Венеры, но ни девушки с веслом, ни шахтера, ни пионера — никого. Какие-то такие скульптуры — просто ужас. А темень — и они белые. Мы замолчали и долго молча шли мимо них. Так мы вышли к вокзалу. Мы посидели там, и где-то через полтора часа пришел поезд. Так вот.
Кононенко строит сцену, небольшую, как в парках, эстрадка, и она прикрыта от дождя. Лиза Кешишева: Ракушкой? Юрий Погребничко: Ну, не ракушкой, потому что ее технологически было сделать довольно сложно. Чем-то накрыта прямоугольным. Кононенко поставил сцену на маленький круг, а круг вертится, и когда она поворачивается задом, там мы видим дом Сарафанова. А по большому кругу стоят скульптуры. И еще какое-то количество их — вне круга.
Когда круг вращается, они едут и друг с другом встречаются. Откуда декорация? Она имела совершенно сердечный смысл. При этом здесь сохраняется связь с пьесой: Сарафанов — музыкант, играет на танцах и похоронах. Сами эти фигуры могут быть и памятниками. Жить-то надо. Потом заболел.
Подозревали рак, его увезли в больницу брать ткань на анализ, промахнулись, попали куда-то, и он умер прямо на столе. Поехал на анализ. Такая жизнь. Такое описание жизни. Так что вы выяснили про него? Здесь все один к одному — спектакли и быт, люди и вещи. Если вам действительно интересно, что я выяснила, это то, что чувствовала интуитивно: здесь все сплелось в едином полотне — огромная холодная Россия, ее люди, навек застывшие в картинах Кононенко, и люди этого театра, многие из них — молодые, совсем другие, но обращенные к тем, в чем-то даже обращенные — в них.
В одном интервью Погребничко говорит о России, что территория ее образовалась изначально как поражение. Тема поражения, неудачи, неустроенности заполнила все пространство этого места и так обжилась в нем, что утратила свой негативный смысл — стала данностью. Какое-то епиходовское начало есть во всем его устройстве, и смех его не злобен, и жалость к нему — не унизительна. Фойе театра разговаривает со зрителем через вещи: на черном пианино стоит бумажная пирамидка с предупреждением: «Не пытайтесь открыть! Закрыто на ключ». А прямо над этим текстом — фотография из спектакля «Три сестры» и портрет дочери Погребничко Марии в роли Ирины. Кофейный автомат на удивление многословен: «Если автомат не принимает купюры, попробуйте купить за мелочь.
Если автомат не принимает мелочь, попробуйте нажать на кнопку сдачи и вернуть мелочь. Если ничего не получается, оставьте заявку диспетчеру». А между тем в этом театре получилось воплотить одну из главных русских театральных утопий, мечту о театре-доме, театре-семье, где духовное родство создателей удерживает в его стенах художественный дух. Так, во всяком случае, это выглядит со стороны, так изнутри об этом говорит Елена Духан, заведующая бутафорским цехом: Е. Если бы не было этой атмосферы взаимодействия, то вряд ли люди продержались бы здесь такое время, потому что у нас нет никаких благ, преференций — мы не получаем больших зарплат, у нас трудные условия работы, 14 лет мы играем в малюсеньком помещении, где иногда актерам приходится переодеваться в коридоре, и все равно. Мы все равно здесь. Та атмосфера, которая держит здесь всех, кто пришел в этот театр, создана во многом благодаря Кононенко.
Юрий Ильич был вдохновителем Погребничко, его другом, соратником. Сценография, по крайней мере та, которую я наблюдала здесь, была неотделима от режиссуры, это было чем-то единым. Кононенко всегда был рядом. Что осталось от него? Сложно сказать «осталось», то, что он сделал, мерцает здесь постоянно. Например, во всех спектаклях обязательно есть либо бревно, либо столб. Роль бревна и столба — незаменима.
И сейчас, с другим художником, в новых спектаклях, бревна опять лежат. Он все время здесь. Все равно не оторваться: и вид измученного, сломанного пространства, он в разных формах повторяется. Раз за разом мы обращаемся к этим стенам, перевернутым щитам, столбам, табуреткам, обернутым куском телогрейки. Вот и сейчас «Вишневый сад» начинается, и они просят найти кусок телогрейки. То, что я нашла на первое время, конечно, не подходит, Юрий Николаевич любит настоящие телогрейки, у него есть своя, любимая, сероватая, короткая со стойкой. Вот мы без конца режем телогрейки, привязываем веревочки к табуреткам, и вот это уже не просто табуретка.
А кто это все? Я видела много талантливых художников. Но есть еще человеческое содержание. Кононенко был в одинаковой степени одарен человеческими качествами и качествами творца. Нам очень повезло. Мне кажется, Погребничко и хочет и не хочет пестовать эту память. С одной стороны, как я догадываюсь, это лучшие годы — дружбы и совместного творчества.
С другой стороны, он тяжело воспринимает отсутствие соратников, сверстников, а Кононенко все время как бы лицом к нему. Он и вырваться хочет, и дорожит. Но это не факты. Мы опять делимся эмоциями. Как в нашем театре. Ведущий ее полушутя-полувсерьез пытался добиться у артистов ответа: зачем они в этом театре, не обещающем ни денег, ни славы, — чего ради? Вдруг, улыбнувшись мягко, с интонацией, с которой произносят что-то само собою разумеющееся, Наталья Рожкова Светлана Новикова — заведующая литературной частью театра «Около».
На несколько секунд в студии разлилось густое молчание. Слева и справа от всех В начале спектакля «Магадан. Кабаре» актеры садятся и ждут. Молчат и глядят вдаль. Уходят со сцены, как будто там есть важнее что-то. Но, впрочем, неважно все для этих людей на краю. Им на краю бытия не о чем нам сказать, там можно только петь, плакать и вопрошать.
С тем, что за их спиной, похоже, нельзя проститься, но это можно простить холодной стране огромной. Муке ее вопреки — дать человеческий лик, и предъявить лицо как остановку, смысл. Там ничего нет и ничего не будет, только вот этот чеховский «удивительный звук». Эта картина походит на лагерные рисунки, с красками из ниоткуда и с подпаленным краем. Снега на сцене нет, но снегом все запорошено, дыма на сцене нет, но люди теряются в дыме. Здесь как на длинной выдержке — смазываются фигуры, ничто не уходит бесследно, жест оставляет шлейф. Спектакль этот идет, нас не вполне заметив, только в присутствии нашем, в целом же он обращен к чему-то совсем другому.
Лики у Кононенко смотрят за тот предел, куда так устремлены и взгляды здешних актеров. Художника нет уже 22 года как, не знаю, много ли это, но, например, я успела родиться, вырасти и написать о нем. Театр вернулся в свой старый — новый, сгоревший дом. Ставят «Вишневый сад». На сцене лежит бревно. И сломанная кровать. Просят хороший ватник.
Вот человек уходит, а дух его остается. Взгляд его остается, там всё в ином масштабе. И, может быть, оттуда, кажется зыбким, в дымке, снегом запорошенным — с 13-ого этажа 12-ти этажного дома.
Но они не всегда слышат то, что я хочу сказать. Ведь у каждого свое кино, каждый видит то, что в нем уже есть. А вообще, это про результат. Есть люди, которые производят вещи, а есть те, которые производят то, что руками не потрогать. Но это «невидимое» так же необходимо, как сосиски и чайники. Странно приезжать в другой город не на «Аквариум»… Так любите БГ?
Это тихое помешательство? Или потребность? Это возвращение души на родину. С ним все становится на свои места. И не болезнь это, а как раз микстура для выздоровления. Зимой 2017-го я случайно попала на концерт «Аквариума» в первый раз, до этого знала всего пару-тройку песен. И эта «радость» случилась вовремя. Борис Борисыч вообще всегда случается вовремя. И заставляет сиять мой курятник. Зазвездилась я, Катюха… — Опять в сетях.
Строчки с вашей странички «ВКонтакте»: «Конкурс прошел. Прошел мимо. Почитала на славу. Ничего не выиграла. Сколько людей за меня голосовало. Зазвездилась я, Катюха, точно зазвездилась... Я себе придумала, что выиграю. И очень в это поверила. А потом не выиграла. И да, расстроилась.
Зачем нужно было победить там? Я хотела, чтоб думали: вот, мол, из какого-то там Магнитогорска, а вот лучше всех... Разве сцена не может исчерпать актера как личность? Мне нравится сделать что-то с человеком, чтобы он смог то, чего не мог раньше. Нравится разгадывать его, искать ходы, провоцировать. Здесь как личность раскрываю еще одну свою сторону. Становлюсь больше. И еще, работая с ребятами, я начала немножко понимать режиссеров, понимать, как важно услышать, что от тебя хотят. Вы же не профессиональный художник? Любитель от слова «любить».
Среди фильмов, ТВ-шоу и передач актера, которые стоит посмотреть, можно выделить: Сон 1964 , Герои Шипки 1954 и Строгий юноша 1935. Иван Кононенко появляется в кино лентах и тв-шоу в качестве актера, начиная с 1926 по 1972 годы.
Обвиняемый в убийстве матери Ахеджака Иван Кононенко пропал
Или Давид Боровский ходил в такой шапке — на моей памяти лет 30. Может, он их менял, но делал ее точно такой же. Вот тоже —человек из этого мира. Это я так вспомнил, я думаю, что это не надо писать. Если это написать, то можно неверную информацию дать о человеке. Не знаю, зачем я это сказал. Что-то вы меня спросили. Просто всплыло. Ну что, Лиза, спрашивайте.
Лиза Кешишева: Была ли уже в условиях самодеятельного театра в Иркутске, где вы делали первые спектакли с Кононенко, какая-то возможность художественного оформления? Юрий Погребничко: Вообще, можно и не так подойти к делу. Никаких спектаклей не существует в принципе. Это совершенно серьезно. Вот, например, вы говорите: «мне нравятся ваши спектакли». Я понимаю, о чем вы говорите, считаю, что понимаю. В каком-то простом смысле: есть спектакль, идет на сцене, люди в зале сидят, и вы сидите, и плачете, как вы говорите. Я в этом смысле с вами очень солидарен, потому что если у меня в театре не возникает такого катарсического состояния, то я считаю, что спектакль неудачный.
Где-то оно должно быть, и все целиком уложится. Вот это Кононенко очень хорошо понимал. Понимал почему еще: потому что он заика. Он не описывал действительность, а как бы проникал за нее. А мы сейчас говорим: вот театр, вот вы сидите. Но это же только описание. В действительности что там с вами происходит? Это если еще допустить, что вы существуете.
Это же можно сказать и о себе. Вы хотите на одно описание наложить другое, чтобы затемнить суть дела. Вы приходите в театр, вас трогает в той или иной степени, вот и все. Ничего больше по этому поводу сказать нельзя. Все остальное — неправда. Лиза Кешишева: А как вам кажется, есть все-таки возможность к существу пробиться? Юрий Погребничко: Конечно, есть. Вы смотрите, и пробивает.
Лиза Кешишева: А рассказать об этом? Юрий Погребничко: Да. Но вы должны быть рассказчиком такого же уровня и знать, что вы расскажете не про спектакль, а про то, что с вами произошло. Лиза Кешишева: Про это писал и Кононенко, что когда человек смотрит на его работы, он смо-трит не на них, но на себя среди них. Это, мне кажется, очень точно, как и то, что чаще всего на спектаклях мы плачем «мимо», о чем-то своем, а не о существе происходящего там. А что там, собственно, происходит? Поэтому я при всякой попытке писать о ваших спектаклях осекалась и оставляла это дело. Юрий Погребничко: А вы должны должны — глагол дежурный такой писать о себе.
А другого способа нет. Вы пишите о себе, и тогда это будет правда, во всяком случае для вас. Лиза Кешишева: Вы помните ранние работы Кононенко? Юрий Погребничко: Я вообще ничего не помню. Не потому что его. Это вообще мое хорошее качество. Хорошее для работы. Я с девушкой познакомлюсь, назначу свидание, а потом иду и думаю: я же ее не узнаю.
С одного раза я не мог запомнить. Хорошо — они меня узнавали. Стоишь около кафе и рассматриваешь, она — не она. Поэтому я его работы и не помню. Да помню, но я могу вам сказать… В городе был, например, праздник, Новый год. Там были такие балы-вечера. Громадный актовый зал, больше всего этого здания. Когда шли лекции — можно было больше тысячи человек посадить.
Весь этот зал освобождался, кроме сцены, приглашался оркестр, и шли танцы. Это очень интересная вещь, которую трудно передать современному человеку. Такого большого мероприятия я даже не припомню. Это какое-то наследие, которое пришло еще «оттуда», только балом не называлось. Туда рвался весь город, там Вампилов, кстати, был. Так вот, был один Новый год, когда его освободили вместе с еще несколькими людьми от занятий, дали краски, бумагу, и они весь этот громадный зал зарисовали. Представьте, какое количество этих картин было сделано. Несколько человек, кажется, месяц это рисовали.
И он там сидел мрачный, а у него как раз была какая-то драма, его совершенно это все не интересовало, когда все танцевали, пили. И он был инициатор этого дела — чтобы все зарисовать. Попробуйте зарисовать хоть вот эту комнату. Рисовал все время. Он учился — закончил детскую художественную школу. Но дело не в этом — дух. Совершенно не важно, что он рисовал. И потом, меня не очень трогает изобразительное искусство, хотя меня много водили в музеи.
В Третьяковке меня, строго говоря, трогают только иконы. Нет, живопись — приятна, но чтобы я испытывал катарсис, то — нет. Лиза Кешишева: Я бы хотела вернуться к началу нашего разговора, где вы рассказывали о выставке и о некоторой искусственности ситуации для него. А вам приходят на память какие-то эпизоды, в которых обнаруживается что-то важное — о нем? Юрий Погребничко: Вот он год учился, а потом — не на что жить, ему не помогали. Значит, рубль на день. Какая еда? Килограмм картошки — 20 копеек, ну, лук, масло надо, чтобы ее поджарить.
Ну, вот представьте, это один раз поесть, а надо три! В столовке копеек на 80 можно было поесть. Хлеб бесплатно. А утром готовить же тоже некогда. С утра — темно, это же Петербург, идешь мимо пирожковой, берешь кофе за 10 копеек и пирожок — 9 копеек, но сколько их взять? Два, три? Вот такая дилемма, но это же не жизнь. Заработать практически негде, потому что нет времени.
Ему не помогал никто. Хочешь — учись бесплатно. Давайте про Юру-то. Лиза Кешишева: Вы начали говорить о студенческой жизни. Юрий Погребничко: Он просто год проучился и уехал из-за того, что я вам рассказал, — отчасти. Хороший был студент. И Акимов ушел тогда с этого курса. Он уехал в Новосибирск, где стал работать главным художником кукольного театра.
А рядом там Академгородок, и он туда переехал. А там шикарная жизнь — молодые ученые, все здорово организовано, квартиры не закрывали и вся обслуга жила отдельно. И была там какая-то хорошая атмосфера: поэты, физики, математики. Там университет — студенты, аспиранты, молодые ученые и академики. Там он работал в школе, преподавал рисование. Главное — там хорошие люди. Там было несколько человек, собравшихся вокруг него и довольно долго так существовавших. Среди них был один человек по имени Шаповалов, так вот он говорил: «дух Кононенко исчезает».
Кононенко говорил: «у меня чуй есть». Я умозрительно проникаю в существо дела, а у него «чуй». Это же не чувство. Вот что он имел в виду? Он вообще был связан с Сибирью, и вся эта культура, шаманизм были ему близки. Я никогда это не говорил, но может быть и так. Чуй — это же у шаманов. Чуй на что?
На все. Он соприкасался с чем-то, и на это был чуй. А поскольку жизнь была тяжелой с точки зрения простого телесного выживания, потому что он с заиканием своим испытывал трудности, прежде всего психологические. Но ничего, как-то и с этим справлялся. Он не заикался с рождения, его нянька испугала. Он даже лечился от этого в Петербурге, Акимов его тогда устроил. А поскольку он испытывал некоторые житейские трудности, связанные с жильем, постоянным заработком тогда все-таки люди работали постоянно , это, конечно, отнимало силы. Он хотел «вот это» рисовать, но хотел только это, и чтобы это выставляли.
А «это» не очень укладывается. Хотя в Москве уже стало полегче. Его зовут в ВТО, там готовится выставка сценографии, его просят что-нибудь принести, например, сделанное к «Трем сестрам». Он берет какую-то картинку, пишет «Три сестры» и сдает. Ему интересно было участвовать. Да я вообще не пойму, что мы с вами можем обсудить. Юрий Погребничко: Ну, вы приходите, если этого мало.
Он был очень ответственный, но на съемку не пришел. Вся съемочная группа стала ему звонить, но он трубку не брал — он был уже мертв», — рассказал друг. Ранее «Петербургский дневник» писал о причинах смерти Андрея Бабенко. Подробнее читайте здесь.
Мало того, даже передовым... Вашингтон пытается запугать даже таких серьезных оппонентов, как Китай или Россия, заявляя о своем военном превосходстве. Однако Штатам не стоит недооценивать российские вооруженные силы и бронетехнику в частности. Об этом заявили эксперты... Гегемонистский настрой и слишком завышенные амбиции Белого дома уже начинают бесить даже самих граждан страны. Именно поэтому в Штатах все чаще говорят «об...
Вопрос не только о том, что снимать, но в первую очередь как снимать, был общим для всех синеасток и синеастов, которых я перечисляю в программе — от Дзиги Вертова до Харуна Фароки. Критика существующей системы включает не только вопросы формы, но и вопросы условий и способов производства. Это была критика возмутительных иерархий и эксплуатации. Я не открою Америку , если скажу, что почти все упомянутые мной люди были прямо или косвенно связаны с вопросами, которые задавал Карл Маркс. Часто думают, что критика жёстких иерархий например, студийного производства подразумевает своего рода производство, где каждое решение должно обсуждаться коллективно, а ответственных лиц нет. На мой взгляд, это не так — обязанности продолжают существовать. В конце концов, есть режиссёр или режиссёрка, говорящие «спасибо». Но это «спасибо» — это важный момент. Нельзя критиковать государство и в то же время воспроизводить его на съёмочной площадке. Это лицемерие. Эта дискуссия была очень важна для нас во время работы над «Домом». Это было относительно легко, так как наша команда состояла всего из трёх человек. В конце, конечно же, я говорила «спасибо» без шуток! Кроме того, съёмочный день обсуждался вместе — всё, что мы хотим и можем снять сегодня. Это одна часть ответственности — ответственность внутри команды. Кроме того, есть ответственность внешняя. Это гораздо сложнее описать. Я думаю, что эту проблематику особенно в документальном фильме съёмок «другого» хорошо описывал в своих работах Жан Руш , поменяв взгляд на «другое», «другого», «другую» не только в этнографии. В «синема-верите» люди являются авторами собственного существования перед камерой, говорил Эдгар Морен коллега Жана Руша и сорежиссёр «Хроники одного лета». Мы старались не навязывать себя и держать дистанцию, которая позволяла людям встречаться с нами перед камерой, когда и как они хотели. Татьяна Кононенко: Существует миф о том, что есть кинематограф, представляющий чью-то выдумку, кинематограф, который запечатлевает нечто, находящееся за пределами камеры назовем это «реальностью» , и кинематограф, который вращается только вокруг своей оси называемый некоторыми «арт-кино», «эссе», «экспериментальное кино» и т. Но я разделяю взгляд Жака Рансьера на эту проблематику. Он различает всего два режима изображения — репрезентативный и эстетический. И у них разные повествовательные цели. Реальность — это сложный термин, который часто означает вещи, видимые глазу поверхности; объединение отдельных частей видимого мира в один нарратив совершается человеком. Как только мы о чём-то повествуем, мы уже конструируем. Камера всегда производит «реальность», которую она снимает. Недаром молодой западноевропейский кинематограф после войны был так вдохновлён Дзигой Вертовым и его концепцией Кино-правды. Ему нужно было объяснить, как возможно мыслить историю после трагического и катастрофического опыта. Необходимо было развести трагедию с её строгой поэтикой: переживание катастрофы не должно остаться только переживанием, если мы хотим вместе участвовать в истории, а не падать в глубокую бездонную яму её катастрофичности, в пруд Нарцисса, превращающийся в бездонные заводи бессмыслицы. Алексей Тютькин: У меня наклёвывался вопрос об актёрской игре и документальности, но хочется узнать подробности о двух рансьеровских режимах работы. Татьяна Кононенко: Первый режим — режим репрезентации — стремится рассказать о мире как о пространстве с работающими причинно-следственными связями с линейно-протекающим временем, второй же режим — эстетический — совмещает в себе две логики: логику фактов и логику рассказа, в нем «написание Истории и написание историй подчиняются одному и тому же режиму правды» Жак Рансьер. Репрезентативный режим стремится к запечатлению реальности как к действию, которое организуется между знанием и пафосом в соответствии с аристотелевской трёхактной иерархией — Рансьер называет это «игрой в аутентичность». Эстетический же режим основан на флоберовском реализме — реализме романа, в котором всё может быть представлено одинаково: большое и маленькое, важные события и незначительные эпизоды, люди и вещи.
Актриса Диана Кононенко: «Я хочу летать!»
Актёр Динамитов овладевает актрисой Шлицей под песню «Я забиваю сваю»! Смычка, так сказать, города и деревни. За этим наблюдают актёры Сиделов и Кононенко. Спецкор ТАСС на Международной космической станции (МКС), командир отряда космонавтов Рокосмоса Олег Кононенко поделился совместной фотографией с Николаем Чубом после. Yelena Kononenko фильмография, биография, возраст и другая информация. Полный список фильмов с участием актера. Вадим Кононенко. Дата рождения: 22 ноября, 2001. Актер.
Кононенко: Мочить Филиппа Киркорова – это давняя традиция
Персональная выставка Юрия Кононенко «На вешалкекрылья не мять» в Театральном музее им. А.А. Бахрушина, посвященная 80-летию художника. Татьяна Кононенко – уроженка Кировограда (ныне – Кропивницкий), но с 1999 года живёт в Берлине. Кононенко Иван Владимирович (Кононенко-Козельский; 1899 — 9 сентября 1987) — украинский советский актер театра и кино. Космонавты Олег Кононенко и Николай Чуб сегодня выйдут в открытый космос. Им предстоит установить научную аппаратуру. как актер и режиссер. Кононенко – как сценограф на курс легендарного режиссера и художника Николая Акимова, который и стал его первым Учителем. Умер сыгравший Сталина в фильме «Зоя» актер.
Вадим Кононенко
Он долго выбирал место, а в результате с удивлением обнаружил, что живёт в доме, где когда-то обитала семья поэта. Есенин был частым гостем в этой квартире, так что лучшего места для музея было не найти. Актёру удалось получить права на жилплощадь и организовать в ней Есенинский культурный центр, где сам он занял должность директора. Свою первую любовь он встретил ещё в пионерском лагере будучи 13-летним мальчишкой. Именно ради Иры Мельниковой Серёжа записался в театральных кружок, который она тоже посещала. Прошло десять лет и влюблённые созрели для свадьбы, однако молодой союз не продержался долго. Как потом признавался актёр, причиной расставания было роковое решение, которое приняла девушка — она прервала беременность, что стало для Никоненко тяжёлым ударом. Их отношения были похожи на качели — супруги ссорились и мирились, а финальной точкой стала новость об измене молодой жены. Она полюбила другого и во всём призналась актёру, однако спустя несколько месяцев решила вернуться и снова выйти замуж за Никоненко.
Тот бывшую супругу не принял, а она ещё много лет носила его фамилию, пока не отправилась под венец с космонавтом Германом Соловьёвым. Сергей Никоненко с женой и внуком Сергей Никоненко с женой и внуком Долгожданное семейное счастье Сергей Никоненко обрёл в третьем браке.
Главное — можно играть: вроде тут, а вроде там. Это — принцип. Еще один театр — внутри.
Тогда снимается что-то, что мы называли «это меня хотят унизить». Это важный очень термин. Например, представьте, сцена. Вам в спектакле нужен подвал. Если вы его сделаете, например, по центру сцены, то все в порядке, а если вы его сделаете перед авансценой, где обычно накрытая оркестровая яма, где это сделать легко, это вы меня хотите унизить.
Зритель же видит, что там стенка. И так во всем. Допустим, если вы стоите в глубине сцены, то вы можете орать как древний грек, а если вы стоите на авансцене, то вы не можете орать, это как-то неприлично. Тут уже находится зритель. Когда вы говорите и плюетесь, и видно, что слюни летят.
Если вы там, орите сколько хотите, а здесь вы меня хотите унизить. Когда мы придумали это железо, все встало на место, почему, не знаю. Потом мы много раз это повторяли. Был еще один принцип. Когда мы работали в Новокузнецке, придумали такое, что открывается занавес, а за ним — стена.
Это впечатляло. Правда, там было много чего. Там, правда, был еще такой художник, ну, как его, «Постоянство памяти». Ну, часы текут. Ну, часы текут!
Лиза Кешишева: Дали. Там на занавесе была копия этой картины. А когда он открывался, там возникали ее фрагменты. Лиза Кешишева: Вы вспомнили про этот принцип «тут вы хотите меня унизить» в связи с идеей сцены в декорациях «Трех сестер». Что она сообщала действию?
Юрий Погребничко: Да ничего не сообщала. Но если существуют две сцены, то снимается неправда театра. Лиза Кешишева: Все берется в кавычки? Можно еще провести параллель с буддизмом — это «не-не». И вот парадокс театра «Около» — актеры в нем существуют здесь и сейчас, в то время как театр всем существом своим обращен в прошлое.
Возможно, в этой «магнитной аномалии» — часть тайны, которую так трудно осязать и так мучительно описывать. Они говорят «от себя», но не о себе, в несуществующем для русской грамматики прошедшем продолженном времени. А где он работает? Он музыкант. А там на сцене был громадный круг, а внутри круга еще четверть: один круг вращается, а внутри него круг тоже может вращаться.
Теперь я вам рассказываю такой случай. Мы поехали во Владимир, вернее, на Нерли: есть такая церковь Покрова на Нерли. Изумительное место. Мы поехали туда втроем, приехали во Владимир, и вечер. Гостиниц не было, вернее, была одна, но поскольку гостиницы стоили дешево, они всегда были заполнены.
Хотя нам и этих-то денег жалко было. Мы пошли по Владимиру в поисках ночлега, думали найти общежитие. Зашли в общежитие, которое было довольно далеко от вокзала, нам открыли, а было уже часов 11. Нам разрешили переночевать, только там не было ничего, ни матрасов, ничего. Мы легли спать и поняли, что там клопы.
В общем, мы оделись и ушли, примерно полвторого ночи. Тьма абсолютная, и мы не знаем, куда идти. Только слышны гудки, и мы пошли на вокзал. Города мы тогда не знали, а там есть парк. Ворота открыты, и мы решили пройти через него.
Мы идем, разговариваем, и вдруг видим: белая аллея скульптур, и ни одна из скульптур не узнается. Мы не знаем ни одной! Ладно, что ни Аполлона, ни Венеры, но ни девушки с веслом, ни шахтера, ни пионера — никого. Какие-то такие скульптуры — просто ужас. А темень — и они белые.
Мы замолчали и долго молча шли мимо них. Так мы вышли к вокзалу. Мы посидели там, и где-то через полтора часа пришел поезд. Так вот. Кононенко строит сцену, небольшую, как в парках, эстрадка, и она прикрыта от дождя.
Лиза Кешишева: Ракушкой? Юрий Погребничко: Ну, не ракушкой, потому что ее технологически было сделать довольно сложно. Чем-то накрыта прямоугольным. Кононенко поставил сцену на маленький круг, а круг вертится, и когда она поворачивается задом, там мы видим дом Сарафанова. А по большому кругу стоят скульптуры.
И еще какое-то количество их — вне круга. Когда круг вращается, они едут и друг с другом встречаются. Откуда декорация? Она имела совершенно сердечный смысл. При этом здесь сохраняется связь с пьесой: Сарафанов — музыкант, играет на танцах и похоронах.
Сами эти фигуры могут быть и памятниками. Жить-то надо. Потом заболел. Подозревали рак, его увезли в больницу брать ткань на анализ, промахнулись, попали куда-то, и он умер прямо на столе. Поехал на анализ.
Такая жизнь. Такое описание жизни. Так что вы выяснили про него? Здесь все один к одному — спектакли и быт, люди и вещи. Если вам действительно интересно, что я выяснила, это то, что чувствовала интуитивно: здесь все сплелось в едином полотне — огромная холодная Россия, ее люди, навек застывшие в картинах Кононенко, и люди этого театра, многие из них — молодые, совсем другие, но обращенные к тем, в чем-то даже обращенные — в них.
В одном интервью Погребничко говорит о России, что территория ее образовалась изначально как поражение. Тема поражения, неудачи, неустроенности заполнила все пространство этого места и так обжилась в нем, что утратила свой негативный смысл — стала данностью. Какое-то епиходовское начало есть во всем его устройстве, и смех его не злобен, и жалость к нему — не унизительна. Фойе театра разговаривает со зрителем через вещи: на черном пианино стоит бумажная пирамидка с предупреждением: «Не пытайтесь открыть! Закрыто на ключ».
А прямо над этим текстом — фотография из спектакля «Три сестры» и портрет дочери Погребничко Марии в роли Ирины. Кофейный автомат на удивление многословен: «Если автомат не принимает купюры, попробуйте купить за мелочь. Если автомат не принимает мелочь, попробуйте нажать на кнопку сдачи и вернуть мелочь. Если ничего не получается, оставьте заявку диспетчеру». А между тем в этом театре получилось воплотить одну из главных русских театральных утопий, мечту о театре-доме, театре-семье, где духовное родство создателей удерживает в его стенах художественный дух.
Так, во всяком случае, это выглядит со стороны, так изнутри об этом говорит Елена Духан, заведующая бутафорским цехом: Е. Если бы не было этой атмосферы взаимодействия, то вряд ли люди продержались бы здесь такое время, потому что у нас нет никаких благ, преференций — мы не получаем больших зарплат, у нас трудные условия работы, 14 лет мы играем в малюсеньком помещении, где иногда актерам приходится переодеваться в коридоре, и все равно. Мы все равно здесь. Та атмосфера, которая держит здесь всех, кто пришел в этот театр, создана во многом благодаря Кононенко. Юрий Ильич был вдохновителем Погребничко, его другом, соратником.
Сценография, по крайней мере та, которую я наблюдала здесь, была неотделима от режиссуры, это было чем-то единым. Кононенко всегда был рядом. Что осталось от него? Сложно сказать «осталось», то, что он сделал, мерцает здесь постоянно. Например, во всех спектаклях обязательно есть либо бревно, либо столб.
Роль бревна и столба — незаменима. И сейчас, с другим художником, в новых спектаклях, бревна опять лежат. Он все время здесь. Все равно не оторваться: и вид измученного, сломанного пространства, он в разных формах повторяется. Раз за разом мы обращаемся к этим стенам, перевернутым щитам, столбам, табуреткам, обернутым куском телогрейки.
Вот и сейчас «Вишневый сад» начинается, и они просят найти кусок телогрейки. То, что я нашла на первое время, конечно, не подходит, Юрий Николаевич любит настоящие телогрейки, у него есть своя, любимая, сероватая, короткая со стойкой. Вот мы без конца режем телогрейки, привязываем веревочки к табуреткам, и вот это уже не просто табуретка. А кто это все? Я видела много талантливых художников.
Но есть еще человеческое содержание. Кононенко был в одинаковой степени одарен человеческими качествами и качествами творца. Нам очень повезло. Мне кажется, Погребничко и хочет и не хочет пестовать эту память. С одной стороны, как я догадываюсь, это лучшие годы — дружбы и совместного творчества.
С другой стороны, он тяжело воспринимает отсутствие соратников, сверстников, а Кононенко все время как бы лицом к нему. Он и вырваться хочет, и дорожит. Но это не факты. Мы опять делимся эмоциями. Как в нашем театре.
Ведущий ее полушутя-полувсерьез пытался добиться у артистов ответа: зачем они в этом театре, не обещающем ни денег, ни славы, — чего ради? Вдруг, улыбнувшись мягко, с интонацией, с которой произносят что-то само собою разумеющееся, Наталья Рожкова Светлана Новикова — заведующая литературной частью театра «Около». На несколько секунд в студии разлилось густое молчание. Слева и справа от всех В начале спектакля «Магадан. Кабаре» актеры садятся и ждут.
RU 13 июня 2018, 14:55 2421 поделиться с друзьями поделиться с друзьями Станислав Говорухин Фото: globallookpress. Спустя пару часов журналист извинился перед режиссером, который оказался жив. Слова сожаления о своем поступке он передал через сайт EG. RU Новость о смерти Станислава Говорухина появилась 13 июня. Ряд СМИ сообщил о печальном событии, многие дали информацию со ссылкой на Twitter российского журналиста Максима Кононенко.
Засыпаете, устали? Лиза Кешишева: Нет, я только боюсь, что вы торопитесь.
Юрий Погребничко: Нет, я отменил встречу. Лиза Кешишева: А, отменили. Юрий Погребничко: Нет, не из-за вас. Это он отменил, у него прорвало, что ли, горячую воду. Лиза Кешишева: Я не знаю, может быть, это тоже своего рода домыслы. Но у меня есть впечатление от его живописи и ваших спектаклей. И между ними возникает ощущение какого-то глубинного внутреннего родства.
То, как лики с его полотен глядят, то, как у вас актеры глядят куда-то, куда мы заглянуть при всем желании не смогли бы, и вообще, насколько я успела что-то о нем не узнать даже, а почувствовать, — все наводит на мысли о вашей духовной близости. Не ошибаюсь я в этом? Вы сами могли бы говорить о каком-то созвучии? Юрий Погребничко: Конечно. Абсолютно одно. Скорее я делал оформление, а он спектакль. Сейчас я так не работаю, потому что нет художника.
После того, как он умер, я фактически работаю без художника. А это уже много лет. Я вроде сам делал декорацию. Те же «Три сестры» на Таганке. Лиза Кешишева: Вы не могли бы рассказать про декорацию «Трех сестер»? Это 1981 год? Мы никак не могли эту декорацию сделать.
Однажды я пришел к Кононенко в мастерскую в Лялином переулке, и на помойке валялось ржавое железо. Я сказал ему: вот декорация. А внутри на сцене — еще один театр. Это уже Чехов. Главное — можно играть: вроде тут, а вроде там. Это — принцип. Еще один театр — внутри.
Тогда снимается что-то, что мы называли «это меня хотят унизить». Это важный очень термин. Например, представьте, сцена. Вам в спектакле нужен подвал. Если вы его сделаете, например, по центру сцены, то все в порядке, а если вы его сделаете перед авансценой, где обычно накрытая оркестровая яма, где это сделать легко, это вы меня хотите унизить. Зритель же видит, что там стенка. И так во всем.
Допустим, если вы стоите в глубине сцены, то вы можете орать как древний грек, а если вы стоите на авансцене, то вы не можете орать, это как-то неприлично. Тут уже находится зритель. Когда вы говорите и плюетесь, и видно, что слюни летят. Если вы там, орите сколько хотите, а здесь вы меня хотите унизить. Когда мы придумали это железо, все встало на место, почему, не знаю. Потом мы много раз это повторяли. Был еще один принцип.
Когда мы работали в Новокузнецке, придумали такое, что открывается занавес, а за ним — стена. Это впечатляло. Правда, там было много чего. Там, правда, был еще такой художник, ну, как его, «Постоянство памяти». Ну, часы текут. Ну, часы текут! Лиза Кешишева: Дали.
Там на занавесе была копия этой картины. А когда он открывался, там возникали ее фрагменты. Лиза Кешишева: Вы вспомнили про этот принцип «тут вы хотите меня унизить» в связи с идеей сцены в декорациях «Трех сестер». Что она сообщала действию? Юрий Погребничко: Да ничего не сообщала. Но если существуют две сцены, то снимается неправда театра. Лиза Кешишева: Все берется в кавычки?
Можно еще провести параллель с буддизмом — это «не-не». И вот парадокс театра «Около» — актеры в нем существуют здесь и сейчас, в то время как театр всем существом своим обращен в прошлое. Возможно, в этой «магнитной аномалии» — часть тайны, которую так трудно осязать и так мучительно описывать. Они говорят «от себя», но не о себе, в несуществующем для русской грамматики прошедшем продолженном времени. А где он работает? Он музыкант. А там на сцене был громадный круг, а внутри круга еще четверть: один круг вращается, а внутри него круг тоже может вращаться.
Теперь я вам рассказываю такой случай. Мы поехали во Владимир, вернее, на Нерли: есть такая церковь Покрова на Нерли. Изумительное место. Мы поехали туда втроем, приехали во Владимир, и вечер. Гостиниц не было, вернее, была одна, но поскольку гостиницы стоили дешево, они всегда были заполнены. Хотя нам и этих-то денег жалко было. Мы пошли по Владимиру в поисках ночлега, думали найти общежитие.
Зашли в общежитие, которое было довольно далеко от вокзала, нам открыли, а было уже часов 11. Нам разрешили переночевать, только там не было ничего, ни матрасов, ничего. Мы легли спать и поняли, что там клопы. В общем, мы оделись и ушли, примерно полвторого ночи. Тьма абсолютная, и мы не знаем, куда идти. Только слышны гудки, и мы пошли на вокзал. Города мы тогда не знали, а там есть парк.
Ворота открыты, и мы решили пройти через него. Мы идем, разговариваем, и вдруг видим: белая аллея скульптур, и ни одна из скульптур не узнается. Мы не знаем ни одной! Ладно, что ни Аполлона, ни Венеры, но ни девушки с веслом, ни шахтера, ни пионера — никого. Какие-то такие скульптуры — просто ужас. А темень — и они белые. Мы замолчали и долго молча шли мимо них.
Так мы вышли к вокзалу. Мы посидели там, и где-то через полтора часа пришел поезд. Так вот. Кононенко строит сцену, небольшую, как в парках, эстрадка, и она прикрыта от дождя. Лиза Кешишева: Ракушкой? Юрий Погребничко: Ну, не ракушкой, потому что ее технологически было сделать довольно сложно. Чем-то накрыта прямоугольным.
Кононенко поставил сцену на маленький круг, а круг вертится, и когда она поворачивается задом, там мы видим дом Сарафанова. А по большому кругу стоят скульптуры. И еще какое-то количество их — вне круга. Когда круг вращается, они едут и друг с другом встречаются. Откуда декорация? Она имела совершенно сердечный смысл. При этом здесь сохраняется связь с пьесой: Сарафанов — музыкант, играет на танцах и похоронах.
Сами эти фигуры могут быть и памятниками. Жить-то надо. Потом заболел. Подозревали рак, его увезли в больницу брать ткань на анализ, промахнулись, попали куда-то, и он умер прямо на столе. Поехал на анализ. Такая жизнь. Такое описание жизни.
Так что вы выяснили про него? Здесь все один к одному — спектакли и быт, люди и вещи. Если вам действительно интересно, что я выяснила, это то, что чувствовала интуитивно: здесь все сплелось в едином полотне — огромная холодная Россия, ее люди, навек застывшие в картинах Кононенко, и люди этого театра, многие из них — молодые, совсем другие, но обращенные к тем, в чем-то даже обращенные — в них. В одном интервью Погребничко говорит о России, что территория ее образовалась изначально как поражение. Тема поражения, неудачи, неустроенности заполнила все пространство этого места и так обжилась в нем, что утратила свой негативный смысл — стала данностью. Какое-то епиходовское начало есть во всем его устройстве, и смех его не злобен, и жалость к нему — не унизительна. Фойе театра разговаривает со зрителем через вещи: на черном пианино стоит бумажная пирамидка с предупреждением: «Не пытайтесь открыть!
Закрыто на ключ». А прямо над этим текстом — фотография из спектакля «Три сестры» и портрет дочери Погребничко Марии в роли Ирины. Кофейный автомат на удивление многословен: «Если автомат не принимает купюры, попробуйте купить за мелочь. Если автомат не принимает мелочь, попробуйте нажать на кнопку сдачи и вернуть мелочь. Если ничего не получается, оставьте заявку диспетчеру». А между тем в этом театре получилось воплотить одну из главных русских театральных утопий, мечту о театре-доме, театре-семье, где духовное родство создателей удерживает в его стенах художественный дух. Так, во всяком случае, это выглядит со стороны, так изнутри об этом говорит Елена Духан, заведующая бутафорским цехом: Е.
Если бы не было этой атмосферы взаимодействия, то вряд ли люди продержались бы здесь такое время, потому что у нас нет никаких благ, преференций — мы не получаем больших зарплат, у нас трудные условия работы, 14 лет мы играем в малюсеньком помещении, где иногда актерам приходится переодеваться в коридоре, и все равно. Мы все равно здесь. Та атмосфера, которая держит здесь всех, кто пришел в этот театр, создана во многом благодаря Кононенко. Юрий Ильич был вдохновителем Погребничко, его другом, соратником. Сценография, по крайней мере та, которую я наблюдала здесь, была неотделима от режиссуры, это было чем-то единым. Кононенко всегда был рядом. Что осталось от него?