А настоящий остров Робинзона Крузо вовсе не тропический и находится намного южнее. Вернувшись с необитаемого острова, Робинзон Крузо женился, завёл детей и стал состоятельным человеком. Robinson Crusoe. Робинзон Крузо стал для миллионов читателей символом несгибаемого мужества, находчивости, силы воли.
Также по теме
- Робинзон Крузо - слушать аудиокнигу онлайн бесплатно
- Лучший маркетинговый ход
- Лучший ответ:
- Рекомендации
ТАЙНА РОБИНЗОНА КРУЗО
Краткое содержание романа Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» по главам является своего рода вымышленной автобиографией главного героя, но тем не менее основанной на вполне реальном персонаже коим являлся Александр Селкирк. У Робинзона Крузо есть реальный прототип — Александр Селькирк, боцман судна «Сэнк Пор», отличавшийся крайне неуживчивым и склочным характером. Принято считать, что прототипом фигуры Робинзона Крузо послужила фигура шотландского моряка Александра Селькирка.
Робинзону Крузо, самому известному «выживальщику», исполняется 350 лет!
Посетив Китай и Россию, Робинзон вернулся домой в Англию, тихо и спокойно доживая свой век. Реклама Серьезные размышления Робинзона Крузо До Робинзона Крузо дошли слухи недоброжелателей о том, что всё, описанное в предыдущих книгах, — вымысел и небывальщина. Возмущённый мужчина поспешил опровергнуть это, а также поделиться своими размышлениями на серьёзные темы. Я утверждаю, что мой рассказ, хотя и аллегоричен, всё же достаточно историчен, и что он является прекрасным примером жизни, полной беспрецедентных несчастий… В назидательной форме Робинзон делится своими умозаключениями, затрагивающими такие аспекты как одиночество, свобода слова, религия… Эти рассуждения отражают противоречивый дух современной автору эпохи. Пересказал Сергей Симиненко. За основу пересказа взяты издания романов в переводе М. Шишмарёвой и З. Журавской, а также работы В. Высоковой и А. Нашли ошибку?
Пожалуйста, отредактируйте этот пересказ в Народном Брифли. Понравился ли пересказ? Ваши оценки помогают понять, какие пересказы написаны хорошо, а какие надо улучшить. Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Именно столько лет назад впервые была опубликована книга Даниеля Дефо «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб; с изложением его неожиданного освобождения пиратами. Написано им самим» именно таково полное название.
Селькирк же пробыл на острове 4 года, да и попал он туда не в результате кораблекрушения, а после ссоры с капитаном. И никакого вам друга Пятницы, и, конечно, каннибалов. Однако Александру удалось выжить в суровых условиях, он питался моллюсками, приручил одичавших коз и построил две хижины. В 1709 году моряка обнаружили английские корабли. Когда Селькирк вернулся в Лондон, то он рассказал свою удивительную историю писателю Ричарду Стилу, а тот опубликовал ее в газете. Путешественник Даниэль Фосс Прожил на необитаемом острове: 5 лет Фосс в конце XVIII века путешествовал на корабле «Негоциант» вместе с командой по северным морям, где они охотились на тюленей. Судно столкнулось с айсбергом, и 21 человеку удалось спастись, выбравшись на лодке. Полтора месяца они плавали по волнам, пока в живых не осталось двое человек. Вскоре шлюпку выбросило на берег, где Фосс лишился последнего товарища. А остров этот оказался далеко не райским: небольшой каменистый клочок суши, где ничего не было, кроме лежбища тюленей. Собственно, мясо тюленей и помогло Даниэлю выжить, а пил он дождевую воду.
Наличие коз, крыс и одичавших кошек говорило о том, что этот остров когда-то был обитаем, но следов других людей Селькирк так и не нашел. Чтобы не забыть человеческую речь, он разговаривал сам с собой и читал вслух Библию. Несмотря на то, что боцман был не самым праведным человеком, именно Библия, как он сам потом признавался, помогла ему остаться человеком в диком окружении. Однажды на остров, вероятно в поисках пресной воды, прибыли два испанских судна, но Селькирк, который был британским капером, побоялся к ним выйти так как испанцы его наверняка бы повесили на реях за пиратство. Корабли ушли, а боцман вновь остался наедине с козами и кошками. Спасение Робинзона и конец истории Но он все-таки был спасен. Спустя четыре года после его попадания на остров, 1 февраля 1709 года, за Селькирком вернулась его же флотилия под руководством Дампьера. Впрочем, состав её был уже другим, и судна «Сэнк Пор» там не было. Примечательно, что Вудс Роджерс, капитан судна «Герцог», занимавшегося непосредственно эвакуацией «Робинзона», в своем судовом журнале указал, что спасал «губернатора острова». Оказавшись на цивилизованной суше, Александр Селькирк стал завсегдатаем трактиров, где за кружкой пива рассказывал истории своих приключений на необитаемом острове. Вероятно, одним из свидетелей его хмельных выступлений стал и Даниэль Дефо. Сам же шотландец недолго пробыл на суше. Спустя некоторое время он вновь вернулся к каперскому ремеслу, однако через десять лет, у берегов Западной Африки, скончался от желтой лихорадки и был «похоронен в море» то есть выброшен за борт со всеми почестями. Так завершилась история настоящего «Робинзона».
Подлинная история Робинзона Крузо. Чьи приключения пересказаны в знаменитом романе?
Многие с школьных времён помнят приключенческий роман Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Титульный лист первого издания романа «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо. Робинзон Крузо-главный герой сказки,,Приключения Робинзона Крузо", которую написал Даниель Дефо Он потерпел кораблекрушение и таким образом попал на необитаемый остров.
Краткое содержание «Робинзон Крузо»
Мало кто знает, что во второй части книги о Робинзоне («Дальнейшие приключения Робинзона Крузо») герой Даниэля Дэфо, пресытившись тихой, мирной жизнью на родине, отправляется в новое путешествие (горбатого могила исправит, ага) и, в частности. Принято считать, что прототипом фигуры Робинзона Крузо послужила фигура шотландского моряка Александра Селькирка. «Робинзон Крузо» – яркий пример литературной классики в жанре приключений. Cуществуют и другие гипотезы о том, кто был истинным прототипом Робинзона Крузо. Robinson Crusoe. Выясним, кто послужил прототипом для образа Робинзона Крузо. Попытаемся выяснить, о чём написан роман «Робинзон Крузо».
Краткое содержание романа «Робинзон Крузо»
Также это видео рекомендуется всем, кто никогда не читал «Робинзона Крузо», но кто хотел бы прочитать. Идут годы, а они всё никак не решатся это сделать. Итак, «Робинзон Крузо» - быстрая и легкая подача материала. Коротко и по существу.
И что прототипом Робинзона является вовсе не благородный шотландский искатель приключений Александр Селкирк, как считалось до сей поры, а португальский злодей и проходимец Фернао Лопес, заклейменный в этих самых исторических хрониках позором и нехорошими словами. Что же навело португальского историка на столь крамольные открытия? Две вещи: тщеславие и исследовательский зуд. Первое толкает португальцев, некогда владык океанов и морей, к тому, чтобы напомнить всему остальному миру, что две трети этого самого мира были открыты и нанесены на карту именно португальскими первопроходцами.
Второе зуд! Судите сами. Этот самый плохой человек Лопес, предавший соотечественников во время осады неприятелем португальской колонии Гоа, должен был помереть, как собака, от ударов камнями.
В это время несколько мелких грузовых судов, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Заметив их, когда они проходили мимо, капитан приказал выпалить из пушки, чтобы дать знать о нашем бедственном положении. Не понимая значения этого выстрела, я вообразил, что судно наше разбилось или вообще случилось что-нибудь ужасное, словом, я так испугался, что упал в обморок. Но так как каждому было в пору заботиться лишь о спасении собственной жизни, то на меня не обратили внимания и не поинтересовались узнать, что приключилось со мной. Другой матрос стал к помпе на мое место, оттолкнув меня ногой и оставив лежать, в полной уверенности, что я упал замертво; прошло немало времени, пока я очнулся. Мы продолжали работать, но вода поднималась в трюме все выше. Было очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако не было надежды, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдем в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи.
Наконец, одно мелкое судно, стоявшее впереди нас, рискнуло спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. С большой опасностью шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли подойти к ней, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей. Наши матросы бросили им канат с буйком, вытравив его на большую длину. После долгих напрасных усилий тем удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились к ним в шлюпку. Нечего было и думать добраться в ней до их судна; поэтому с общего согласия было решено грести по ветру, стараясь только держать по возможности к берегу. Наш капитан пообещал чужим матросам, что, если лодка их разобьется о берег, он заплатит за нее их хозяину. Таким образом, частью на веслах, частью подгоняемые ветром, мы направились к северу в сторону Винтертон-Несса, постепенно заворачивая к земле. Не прошло и четверти часа с той минуты, когда мы отчалили от корабля, как он стал погружаться на наших глазах. И тут-то впервые я понял, что значит «захлестнет» Должен однако, сознаться, что я почти не имел силы взглянуть на корабль, услышав крики матросов, что он тонет, ибо с момента, когда я сошел или, лучше оказать, когда меня сняли в лодку, во мне словно все умерло частью от страха, частью от мыслей о еще предстоящих мне злоключениях. Покуда люди усиленно работали веслами, чтобы направить лодку к берегу, мы могли видеть ибо всякий раз, как лодку подбрасывало волной, нам виден был берег — мы могли видеть, что там собралась большая толпа: все суетились и бегали, готовясь подать нам помощь, когда мы подойдем ближе.
Но мы подвигались очень медленно и добрались до земли, только пройдя Винтертонский маяк, где между Винтертоном и Кромером береговая линия загибается к западу и где поэтому ее выступы немного умеряли силу ветра. Здесь мы пристали и, с великим трудом, но все-таки благополучно выбравшись на сушу, пошли пешком в Ярмут. В Ярмуте, благодаря постигшему нас бедствию, к нам отнеслись весьма участливо: город отвел нам хорошие помещения, а частные лица — купцы и судохозяева — снабдили нас деньгами в достаточном количестве, чтобы доехать до Лондона или до Гулля, как мы захотим. О, почему мне не пришло тогда в голову вернуться в Гулль в родительский дом! Как бы я был счастлив! Наверно, отец мой, как в Евангельской притче, заколол бы для меня откормленного теленка, ибо он узнал о моем спасении лишь через много времени после того, как до него дошла весть, что судно, на котором я вышел из Гулля, погибло на ярмутском рейде. Но моя злая судьба толкала меня все на тот же гибельный путь с упорством, которому невозможно было противиться; и хотя в моей душе, неоднократно раздавался трезвый голос рассудка, звавший меня вернуться домой, но у меня не хватило для этого сил. Не знаю, как это назвать, и потому не буду настаивать, что нас побуждает быть орудиями собственной своей гибели, даже когда мы видим ее перед собой и идем к ней с открытыми глазами, тайное веление всесильного рока; но несомненно, что только моя злосчастная судьба, которой я был не в силах избежать, заставила меня пойти наперекор трезвым доводам и внушениям лучшей части моего существа и пренебречь двумя столь наглядными уроками, которые я получил при первой же попытке вступить на новый путь. Сын нашего судохозяина, мой приятель, помогший мне укрепиться в моем пагубном решении, присмирел теперь больше меня: в первый раз» как он заговорил со мной в Ярмуте что случилось только через два или три дня, так как нам отвели разные помещения , я заметил, что тон его изменился. Весьма сумрачно настроенный он спросил меня, покачивая головой, как я себя чувствую.
Объяснив своему отцу, кто я такой, он рассказал, что я предпринял эту поездку в виде опыта, в будущем же намереваюсь объездить весь свет. Тогда его отец, обратившись ко мне, сказал серьезным и озабоченным тоном: «Молодой человек! Вам больше никогда не следует пускаться в море; случившееся с нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть мореплавателем». Но вы-то ведь пустились в море в виде опыта. Так вот небеса и дали вам отведать то, чего вы должны ожидать, если будете упорствовать в своем решении. Быть может, все то, что с нами случилось, случилось из-за вас: быть может, вы были Ионой на нашем корабле… Пожалуйста, — прибавил он, — объясните мне толком, кто вы такой и что побудило вас предпринять это плавание? Как только я кончил, он разразился страшным гневом. Никогда больше, ни за тысячу фунтов не соглашусь я плыть на одном судне с тобой! Но у меня был с ним потом спокойный разговор, в котором он серьезно убеждал меня не искушать на свою погибель Провидения и воротиться к отцу, говоря, что во всем случившемся я должен видеть перст Божий. Вскоре после того мы расстались, я не нашелся возразить ему и больше его не видел.
Куда он уехал из Ярмута — не знаю; у меня же было немного денег, и я отправился в Лондон сухим путем. И в Лондоне и по дороге туда на меня часто находили минуты сомнения и раздумья насчет того, какой род жизни мне избрать и воротиться ли домой, или пуститься в новое плавание. Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной будут смеяться все наши соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, до чего нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости; отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди стыдятся не греха, а раскаяния, стыдятся не поступков, за которые их можно по справедливости назвать безумцами, а исправления, за которое только и можно почитать их разумными. В таком состоянии я пребывал довольно долго, не зная, что предпринять и какое избрать поприще жизни. Я не мог побороть нежелания вернуться домой, а пока я откладывал, воспоминание о перенесенных бедствиях мало по малу изглаживалось, вместе с ним ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться к отцу, и кончилось тем, что я отложил всякую мысль о возвращении и стал мечтать о новом путешествии. Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить себе состояние, рыская по свету, и так крепко забила мне в голову эти бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к запрету отца, — эта самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода, толкнула меня на самое несчастное предприятие, какое только можно вообразить: я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки или, как выражаются наши моряки на своем языке, — в Гвинею, и вновь пустился странствовать. Большим моим несчастьем было то, что во всех этих приключениях я не нанялся простым матросом; хотя мне пришлось бы работать немного больше, чем я привык, но зато я научился бы обязанностям и работе моряка и мог бы со временем сделаться штурманом или помощником капитана, если не самим капитаном. Но уж такая была моя судьба-из всех путей выбрал самый худший. Так поступил я и в этом случае: в кошельке у меня водились деньги, на плечах было приличное платье, и я всегда являлся на судно заправским барином, поэтому я ничего там не делал и ничему не научился.
В Лондоне мне посчастливилось попасть с первых же шагов в хорошую компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не зевает и немедленно расставляет им какую-нибудь ловушку. Но не так было со мной. Я познакомился с одним капитаном, который незадолго перед тем ходил к берегам Гвинеи, и так как этот рейс был для него очень удачен, то он решил еще раз отправиться туда. Он полюбил мое общество — я мог быть в то время приятным собеседником — и, узнав от меня, что я мечтаю повидать свет, предложил мне ехать с ним, говоря, что мне это ничего не будет стоить, что я буду его сотрапезником и другом. Если же у меня есть возможность набрать с собой товаров, то мне, может быть, повезет, и я получу целиком всю вырученную от торговли прибыль. Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором, благодаря полной бескорыстности моего друга капитана, сделал весьма выгодный оборот: по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделушек. Эти сорок фунтов я насбирал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я предполагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моем предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и честности моего друга капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрел изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку. Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться. Одним словом, в это путешествие я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который, по возвращении в Лондон, получил без малого триста фунтов стерлингов.
Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, которые впоследствии довершили мою гибель. Но даже и в это путешествие на мою долю выпало немало невзгод, и главное я все время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором. Итак, я сделался купцом, ведущим торговлю с Гвинеей. Так как, на мое несчастье, мой друг капитан вскоре по прибытии своем на родину умер, то я решил снова съездить, в Гвинею самостоятельно. Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана. Это было самое злополучное путешествие, какое когда либо предпринимал человек. Правда, я не взял с собой и ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, которая распорядилась ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким корсаром из Салеха, который погнался за нами на всех парусах. Мы тоже подняли паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать. Около трех часов пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того, чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошел с борта.
Мы навели на него восемь пушек и дали по нем залп, после чего он отошел немного подальше, ответив предварительно на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на нем было до двухсот человек. Впрочем, у нас никого не задело: ряды наши остались сомкнутыми. Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя к нам на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти. Мы встретили их ружейной пальбой, копьями и ручными гранатами и дважды очищали от них нашу палубу. Тем не менее, так как корабль наш был приведен в негодность и трое наших людей было убито, а восемь ранено, то в заключение я сокращаю эту печальную часть моего рассказа мы принуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Салех, морской порт, принадлежащий маврам. Участь моя оказалась менее ужасной, чем я опасался в первый момент. Меня не увели, как остальных наших людей, в глубь страны ко двору султана; капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, ловок и подходил для него. Эта разительная перемена судьбы, превратившей меня из купца в жалкого раба, буквально раздавила меня, и тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придет время, когда некому будет выручить меня из беды и утешить, — слова, которые, думалось мне, так точно сбывались теперь, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно. Так как мой новый хозяин или точнее, господин взял меня к себе в дом, то я надеялся, что, отправляясь в следующее плавание, он захватит с собой меня.
Я был уверен, что рано или поздно его изловит какой-нибудь испанский или португальский корабль, и тогда мне будет возвращена свобода. Но надежда моя скоро рассеялась, ибо, выйдя в море, он оставил меня присматривать за его садиком и вообще исполнять по хозяйству черную работу, возлагаемую на рабов; по возвращении же с крейсировки он приказал мне расположиться на судне, в каюте, чтобы присматривать за ним. С того дня я ни о чем не думал, кроме побега, измышляя способы осуществить мою мечту, но не находил ни одного, который давал бы хоть малейшую надежду на успех. Да и трудно было предположить вероятность успеха в подобном предприятии, ибо мне некому было довериться, не у кого искать помощи — не было ни одного подобного мне невольника. Но по прошествии двух лет представился один необыкновенный случай, ожививший в моей душе давнишнюю мою мысль о побеге, и я вновь решил сделать попытку вырваться на волю. Как-то мой хозяин сидел дома дольше обыкновенного и не снаряжал свой корабль по случаю нужды в деньгах, как я слышал. В этот период он постоянно, раз или два в неделю, а в хорошую погоду и чаще, выходил в корабельном катере на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал гребцами меня и молоденького мавра, и мы развлекали его по мере сил. А так как я, кроме того, оказался весьма искусным рыболовом, то иногда он посылал за рыбой меня с мальчиком — Мареско, как они называли его — под присмотром одного взрослого мавра, своего родственника. И вот как-то тихим утром мы вышли на взморье.
Когда мы отплыли, поднялся такой густой туман, что мы потеряли берег из вида, хотя до него от нас не было и полуторы мили. Мы стали грести наобум; поработав веслами весь день и всю ночь, мы с наступлением утра увидели кругом открытое море, так как вместо того, чтобы взять к берегу, мы отплыли от него по меньшей мере на шесть миль. В конце концов мы добрались до дому, хотя не без труда и с некоторой опасностью, так как с утра задул довольно свежий ветер; все мы сильно проголодались. Наученный этим приключением, мой хозяин решил быть осмотрительнее на будущее время и объявил, что больше никогда не выедет на рыбную ловлю без компаса и без запаса провизии. После захвата нашего корабля он оставил себе наш баркас и теперь приказал своему корабельному плотнику, тоже невольнику-англичанину, построить на этом баркасе в средней его части небольшую рубку или каюту, как на барже, позади которой оставить место для одного человека, который будет править рулем и управлять гротом, а впереди — для двоих, чтобы крепить и убирать остальные паруса, из коих кливер приходился над крышей каютки. Каютка была низенькая и очень уютная, настолько просторная, что в ней было можно спать троим и поместить стол и шкапчики для провизии, в которых мой хозяин держал для себя хлеб, рис, кофе и бутылки с теми напитками, какие он предполагал распивать в пути. Мы часто ходили за рыбой на этом баркасе, и так как я был наиболее искусный рыболов, то хозяин никогда не выезжал без меня. Однажды он собрался в путь за рыбой или просто прокатиться — уж не могу сказать с двумя-тремя важными маврами, заготовив для этой поездки провизии больше обыкновенного и еще с вечера отослав ее на баркас. Кроме того, он приказал мне взять у него на судне три ружья с необходимым количеством пороху и зарядов, так как, помимо ловли рыбы, им хотелось еще поохотиться. Я сделал все, как он велел, и на другой день с утра ждал на баркасе, начисто вымытом и совершенно готовом к приему гостей, с поднятыми вымпелами и флагом.
Однако хозяин пришел один и сказал, что его гости отложили поездку из-за какого-то неожиданно повернувшегося дела. Затем он приказал нам троим — мне, мальчику и мавру — идти, как всегда, на взморье за рыбой, так как его друзья будут у него ужинать, и потому, как только мы наловим рыбы, я должен принести ее к нему домой. Я повиновался. Вот тут-то у меня блеснула опять моя давнишняя мысль об освобождении. Теперь в моем распоряжении было маленькое судно, и, как только хозяин ушел, я стал готовиться — но не для рыбной ловли, а в дальнюю дорогу, хотя не только не знал, но даже и не думал о том, куда я направлю свой путь: всякая дорога была мне хороша, лишь бы уйти из неволи. Первым моим ухищрением было внушить мавру, что нам необходимо запастись едой, так как мы не в праве рассчитывать на угощение с хозяйского стола. Он отвечал, что это правда, и притащил на баркас большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды. Я знал, где стоят у хозяина ящик с винами захваченными, как это показывали ярлычки на бутылках, с какого-нибудь английского корабля , и, покуда мавр был на берегу, я переправил их все на баркас и поставил в шкапчик, как будто они были еще раньше приготовлены для хозяина. Кроме того, я принес большой кусок воску, фунтов в пятьдесят весом, да прихватил моток пряжи, топор, пилу и молоток. Все это очень нам пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи.
Я пустил в ход еще и другую хитрость, на которую мавр тоже попался по простоте своей души. Его имя было Измаил, а все звали его Моли или Мули. Вот я и сказал ему: «Моли, у нас на баркасе есть хозяйские ружья. Что, кабы ты добыл немножко пороху и зарядов? Может быть, нам удалось бы подстрелить себе на обед штуки две-три альками птица в роде нашего кулика. Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю». Он захватил также и пуль. Все это мы сложили в баркас. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось еще немного пороху, который я пересыпал в одну из бывших в ящике больших бутылок, перелив из нее предварительно остатки вина. Запасшись таким образом всем необходимым для дороги, мы вышли из гавани на рыбную ловлю.
В сторожевой башне, что стоит у входа в гавань, знали, кто мы такие, и наше судно не привлекло внимания. Отойдя от берега не больше как на милю, мы убрали парус и стали готовиться к ловле. Ветер был северо-северо-восточный, что не отвечало моим планам, потому что, дуй он с юга, я мог бы наверняка доплыть до испанских берегов, по крайней мере до Кадикса; но откуда бы ни дул теперь ветер, одно я твердо решил: убраться подальше от этого ужасного места, а остальное предоставить судьбе. Поудив некоторое время и ничего не поймав, — я нарочно не вытаскивал удочки, когда у меня рыба клевала, чтобы мавр ничего не видел, — я сказал ему: «Тут, у нас дело не пойдет; хозяин не поблагодарит нас за такой улов. Надо отойти подальше». Не подозревая подвоха с моей стороны, мавр согласился, и так как он был на носу баркаса, — поставил паруса. Я сел на руль, и когда баркас отошел еще миля на три в открытое море, я лег в дрейф как будто затем, чтобы приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я подошел к мавру сзади, нагнулся, словно рассматривая что-то, и вдруг схватил его за туловище и бросил за борт. Он сейчас же вынырнул, потому что плавал, как пробка, и криками стал умолять, чтобы я взял его на баркас, обещая, что поедет со мной хоть на край света. Он так быстро плыл, что догнал бы меня очень скоро, так как ветра почти не было.
Тогда я пошел в каюту, взял там ружье и прицелился в него, говоря, что не желаю ему зла и не сделаю ему ничего дурного, если он оставит меня в покое. Тогда он поворотил к берегу и, я уверен, доплыл до него без всякого затруднения, так как был отличным пловцом. Конечно, я мог бы бросить в море мальчика и взять с собою этого мавра, но на последнего нельзя было положиться. Когда он отплыл достаточно далеко, я повернулся к мальчику его звали Ксури и сказал ему: «Ксури! Если ты будешь мне верен, я сделаю тебя большим человеком, но если ты не погладишь своего лица в знак того, что не изменишь мне то есть не поклянешься бородой Магомета и его отца , я и тебя брошу в море». Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и отвечал так чистосердечно, что я не мог не поверить ему. Он поклялся, что будет мне верен и поедет со мной на край света. Покуда плывущий мавр не скрылся из вида, я держал прямо в открытое море, лавируя против ветра. Я делал это нарочно, чтобы показать, будто мы идем к Гибралтарскому проливу как, очевидно, и подумал бы каждый здравомыслящий человек. В самом деле: можно ли было предположить, что мы намерены направиться на юг, к тем поистине варварским берегам, где целые полчища негров со своими челноками окружили бы и убили бы нас, где стоило нам ступить на землю, и нас растерзали бы хищные звери или еще более безжалостные дикие существа в человеческом образе?
Но как только стало смеркаться, я изменил курс и стал править на юг, уклоняясь слегка к востоку, чтобы не слишком удаляться от берегов. Благодаря довольно свежему ветерку а отсутствию волнения на море, мы шли таким хорошим ходом, что на другой день в три часа пополудни, когда впереди в первый раз показалась земля, мы были не менее как на полтораста миль южнее Салеха, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из тамошних владык; по крайней мере, мы не видели ни одного человека. Но я набрался такого страху у мавров и так боялся снова попасться им в руки, что, пользуясь благоприятным ветром, целых пять дней плыл, не останавливаясь, не приставая к берегу и не бросая якоря. Через пять дней ветер переменился на южный, и так как, по моим соображениям, если за нами и была погоня, то, не догнав нас до сих пор, наши преследователи должны уже были от нее отказаться, — я решился подойти к берегу и стал на якорь в устье какой-то маленькой речки. Какая это была речка и где она протекает, в какой стране, у какого народа и под какой широтой — я не имею понятия. Я не видал людей на берегу, да и не желал увидеть; мне нужно было только запастись пресной водой. Мы вошли в эту бухточку под вечер и решили, когда смеркнется, добраться вплавь до берега и осмотреть местность. Но как только стемнело, мы услыхали с берега такие ужасные звуки — такой неистовый рев, лай и вой неведомых диких зверей, что бедный мальчик чуть не умер со страху и стал упрашивать меня не сходить на берег до наступления дня. От невольников-англичан Ксури научился говорить на ломаном английском языке. Я был рад, что мальчик так весел, и, чтобы поддержать в нем эту бодрость духа, дал ему стакан вина из хозяйских запасов.
Совет его, в сущности, был недурен, и я последовал ему. Мы бросили якорь и простояли всю ночь притаившись. Я говорю: притаившись, потому что мы ей минуты не спали. Часа через два-три после того, как мы бросили якорь, мы увидали на берегу огромных животных каких мы и сами не знали : они подходили к самому берегу, бросались в воду, плескались и барахтались, желая, очевидно, освежиться, и при этом так отвратительно визжали, ревели и выли, как я в жизни никогда не слыхал. Ксури был страшно напуган, да, правду сказать, и я тоже. Но еще больше испугались мы оба, когда услыхали, что одно из этих страшилищ плывет к нашему баркасу; мы не видели его, но по тому, как оно отдувалось и фыркало, могли заключить, что это было свирепое животное чудовищных размеров. Ксури утверждал, что это лев быть может, так оно и было, — по крайней мере, я не уверен в противном , и кричал, чтобы мы подняли якорь и удалились отсюда. Но не успел я это сказать, как увидал неизвестного зверя на расстоянии каких-нибудь двух весел от баркаса. Признаюсь, я немного оторопел, однако сейчас же схватил в каюте ружье, и как только я выстрелил, животное повернуло назад и поплыло к берегу. Невозможно описать, что за адский рев и вой поднялись на берегу и дальше, в глубине материка, когда раздался мой выстрел.
Это давало мне некоторое основание предположить, что здешние звери никогда не слыхали этого звука. Я окончательно убедился, что нам и думать нечего о высадке в этих местах в течение ночи, но можно ли будет рискнуть высадиться днем — был тоже вопрос: попасть в руки какого-нибудь дикаря не лучше, чем попасться в когти льву или тигру; по крайней мере, эта опасность пугала нас нисколько не меньше. Но так или иначе, здесь или в другом месте, а нам необходимо было сойти на берег, так как у нас не оставалось ни пинты воды. Но опять таки вопрос: где и как высадиться? Ксури объявил, что если я его пущу на берег с кувшином, то он постарается раздобыть пресной воды и принесет ее мне. А когда я спросил его, отчего же идти ему, а не мне, и отчего ему не остаться в лодке, в ответе мальчика было столько глубокого чувства, что он подкупил меня навеки. Я дал мальчику поесть сухарей и выпить глоток вина из хозяйского запаса, о котором я уже говорил; затем мы подтянулись поближе к земле и, соскочив в воду, направились к берегу в брод, не взяв с собой ничего, кроме оружия да двух кувшинов для воды. Я не хотел удаляться от берега, чтобы не терять из виду баркаса, опасаясь, как бы вниз по реке к нам не спустились дикари в своих пирогах; но Ксури, заметив низинку на расстоянии приблизительно одной мили от берега, побрел туда с кувшином. Вдруг я увидел, что он бежит назад ко мне. Подумав, не погнались ли за ним дикари или не испугался ли он хищного зверя, я бросился к нему на помощь, но, подбежав ближе, увидел, что через плечо у него висит что-то большое.
В августе 1719 года Дефо выпустил продолжение — «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», а ещё год спустя — «Серьёзные размышления Робинзона Крузо», но в сокровищницу мировой литературы вошла лишь первая книга и именно с ней связано новое жанровое понятие — «Робинзонада». Роман «Робинзон Крузо» дал начало классическому английскому роману и породил моду на псевдодокументальную художественную прозу; его нередко называют первым «подлинным» романом на английском языке. Роман, однако, переменил круг читателей и стал детской книгой. По количеству вышедших в свет экземпляров долго занимал исключительное место не только среди сочинений Даниэля Дефо, но и в книжном мире вообще.
Кратко «Робинзон Крузо» Д. Дефо
Он прожил на острове четыре года и четыре месяца. Это был шотландец по имени Александр Селькирк ». Вернувшись на родину, Селькирк заявил: «Теперь у меня капитал, но никогда больше не буду я так счастлив, как в те дни... Родился в 1711 году. Родился в 1632 году. Родился в Ларго Шотландия. Родился в Йорке Англия.
После пленения пиратами сам стал пиратом. После пленения пиратами был продан в рабство, бежал через несколько лет. Отправился в плавание боцманом за золотом. Отправился в плавание совладельцем судна за невольниками. На остров попал по своей воле из-за вражды с капитаном корабля. На остров попал после кораблекрушения.
Прожил на острове 4,5 года. Прожил на острове 28 лет. Был спасен случайно зашедшим кораблем. Был спасен кораблем, захваченным пиратами помог капитану вновь овладеть своим кораблем. Через несколько лет вновь поступил на службу и погиб. Стал богатым человеком, принял решение остаться жить в Англии.
Робинзон попал в плен к капитану разбойничьего судна, где пробыл почти три года. Наконец ему представился шанс бежать — разбойник отправил Крузо, мальчика Ксури и мавра рыбачить в море. Робинзон взял с собой все необходимое для долгого плавания и по дороге сбросил мавра в море. Робинзон держал путь на Зеленый мыс, надеясь встретить европейский корабль. Глава 4 Через много дней плавания Робинзону пришлось сойти на берег и попросить у дикарей еды.
Мужчина отблагодарил их тем, что убил из ружья леопарда. Дикари отдали ему шкуру животного. Вскоре путешественникам встретился португальский корабль. На нем Робинзон добрался в Бразилию. Глава 5 Капитан португальского корабля оставил Ксури у себя, пообещав сделать его моряком.
Робинзон четыре года прожил в Бразилии, занимаясь выращиванием сахарного тростника и производством сахара. Как-то знакомые купцы предложили Робинзону снова совершить путешествие в Гвинею. На двенадцатый день на корабль налетел сильный шквал. Непогода длилась двенадцать дней, их судно плыло туда, куда его гнали волны. Когда корабль сел на мель, матросам пришлось пересесть на шлюпку.
Однако через четыре мили «разъяренный вал» перевернул их судно. Робинзона волной выбросило на берег. Он, единственный из экипажа, остался в живых. Ночь герой провел на высоком дереве. Глава 6 Утром Робинзон увидел, что их корабль прибило ближе к берегу.
Используя запасные мачты, стеньги и реи, герой сделал плот, на котором переправил на берег доски, сундуки, съестные припасы, ящик с плотничьими инструментами, оружие, порох и другие необходимые вещи. Вернувшись на сушу, Робинзон понял, что находится на необитаемом острове. Он построил себе палатку из паруса и жердей, окружив ее пустыми ящиками и сундуками для защиты от диких зверей. Каждый день Робинзон плавал к кораблю, забирая вещи, которые могут ему понадобиться. Найденные деньги Крузо сначала хотел выбросить, но затем, подумав, оставил.
После того как Робинзон посетил корабль двенадцатый раз, буря унесла судно в море. Вскоре Крузо нашел удобное место для жилья — на небольшой гладкой полянке на скате высокого холма. Здесь герой поставил палатку, окружив ее оградой из высоких кольев, преодолеть которую можно было только с помощью лестницы. Глава 7 За палаткой Робинзон выкопал в холме пещеру, которая служила ему погребом. Как-то во время сильной грозы герой испугался, что один удар молнии может уничтожить весь его порох, и после этого разложил его по разным мешочкам и хранил отдельно.
Робинзон обнаруживает, что на острове водятся козы и начал на них охотиться. Глава 8 Чтобы не потерять счет времени, Крузо создал имитированный календарь — вбил в песок большое бревно, на котором отмечал зарубками дни. Вместе с вещами герой с корабля перевез двух кошек и собаку, которые жили с ним. Кроме всего прочего, Робинзон нашел чернила и бумагу и некоторое время делал записи. Со временем Крузо вырыл в холме черный ход, смастерил себе мебель.
Глава 9 С 30 сентября 1659 года Робинзон вел дневник, описывая все, что случилось с ним на острове после кораблекрушения. Для копания погреба герой сделал из «железного» дерева лопату.
Чтобы продолжить успешную торговлю с Гвинеей, Крузо снова совершил путешествие, но оно было для него несчастным. Он попал в плен к пиратам, стал рабом капитана пиратского судна и 2 года провёл в плену на севере Африки.
Затем ему удалось бежать из плена, его шлюпку подобрал португальский корабль, идущий в Бразилию. Крузо прожил в Бразилии 4 года, став плантатором — он выращивал сахарный тростник. Однажды соседи-плантаторы и купцы из ближайшего города предложили ему поехать в Гвинею за золотым песком, так как он часто им рассказывал о двух своих путешествиях к Гвинейскому берегу. Крузо согласился, его компаньоны нагрузили корабль товаром, и 1 сентября 1659 года корабль отплыл от берегов Бразилии.
Началось путешествие Робинзона Крузо хорошо, но затем в сильный ураган судно село на мель. Могучие волны могли его расколоть надвое, поэтому все люди с корабля вошли в шлюпку и стали грести к берегу, но набежавший вал перевернул её. Из всех людей спасся только Робинзон Крузо, достигнув берега. Так Робинзон Крузо попал на необитаемый остров и провёл на нём 28 лет своей жизни.
Жизнь на острове Робинзон Крузо оказался на острове в полном одиночестве. Он знал, что этот остров находится около Южной Америки, но вдалеке от торговых путей. Надежды выбраться отсюда у него не было, поэтому он стал сооружать себе жильё. Жилище Робинзона Крузо было пещерой, которую он выкопал в отвесной стене холма.
Через некоторое время он нашёл на острове среди леса чудесную долину и устроил в ней себе второе жилище — шалаш за крепким частоколом. После своего спасения герой, пока ещё корабль был цел, решил на него пробраться и запастись едой и нужными вещами. Приплыв к кораблю, Робинзон поднялся в кубрик по канату и 3 сундука наполнил вещами и провизией. Затем он сделал плот и перевёз сундуки на остров.
В последние дни Крузо ещё несколько раз плавал на корабль за вещами. На острове Робинзон Крузо занимался охотой, разведением коз, которых он приручил, выращиванием ячменя и риса. Из животных, кроме коз, у него была ещё собака и две кошки, которых он перевёз с корабля. Был у Робинзона ещё попугай, которого звали Попка.
Зритель повалил в кинотеатры толпами, ведь режиссером новой ленты стал невероятно популярный в то время Станислав Говорухин, творивший свои шедевры на Одесской киностудии. Первую экранизацию "Робинзона" отечественный зритель увидел еще до революции, в 1913 году. Хотя, конечно, в начале 70-х, тех, кто её помнил, оставалось уже крайне мало. Советский зритель увидел новую экранизацию бессмертного романа Даниэля Дефо, снятую Тбилисской киностудией в 1947 году, причём это был первый советский стерео-фильм сейчас бы сказали 3D кино с мегаизвестным после "Подвига разведчика" 1947 Павлом Кадочниковым в роли Робинзона и Юрием Любимовым будущим легендарным режиссёром "Таганки" в роли Пятницы. Фильм в СССР был широко известен и любим. Как же решиться после такого успеха делать повторную экранизацию? Но не было в 70-е таких вершин, который не мог бы взять Станислав Говорухин, и он подал в Госкино заявку. Книга Даниэля Дэфо была любимой книгой Говорухина с самого его детства:"Эта книга — самое большое потрясение в моём детстве. Я всегда считал "Робинзона Крузо" великой, может быть, самой великой книгой, но стеснялся об этом говорить вслух. Пока однажды не прочёл у Жан-Жака Руссо: "Эта книга будет мерилом нашего суждения; и пока не испортится наш вкус, чтение её всегда будет нам нравиться.
Что же это за чудесная книга? Это "Робинзон Крузо""... Уже тогда, в начале семидесятых, я понимал, что наши дети обделены, в какой-то степени ущербны. Они перестали читать, у них нет любви к книге. А значит, в их воспитании перестали участвовать великие духовные педагоги. Что ж, надо вернуть им эти книги хотя бы с экрана. Хотя бы мои самые любимые книжки. Позже я экранизирую и "Тома Сойера" и "Дети капитана Гранта". А пока — "Робинзон Крузо". Полное название книги, которую впервые опубликовали в 1719 году, звучит так: "Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами; написанные им самим".
Согласитесь — невероятно лаконичное название. Даниэль Дэфо написал "Робинзона", узнав историю реального отшельника, штурмана галеры "Cinque Ports" "Сэнк Пор" шотландца Александра Селькрейга, которого при записи в корабельный журнал ошибочно записали Селькирком. В 1704 году "Сэнк Пор" с 28-летним боцманом на борту отправился в экспедицию известного британского капера Уильяма Дампира к побережью Южной Америки.
Гениальный пиар через века: Робинзон Крузо как идеальный господин мира
| Истории реальных робинзонов | «Робинзон Крузо» положил начало классическому английскому роману, а также такому популярнейшему поджанру как «робинзонада». |
| Робинзон Крузо. *** (Даниэль Дефо, 1710) | Краткое содержание «Робинзона Крузо» помогает понять основные перипетии сюжета. |
| Краткое содержание: «Робинзон Крузо» - ReadRate | «Робинзон Крузо» – яркий пример литературной классики в жанре приключений. |
| «Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра | Пересказав роман «Робинзон Крузо» кратко, мы специально опустили ряд деталей, которые, может, не так важны для сюжета. |
Краткое содержание романа «Робинзон Крузо»
К ним относится, например, история Робинзона Крузо, созданная великим хитрецом и мистификатором Даниэлем Дефо. Им был шотландец Александр Селкирк, реальный прототип Робинзона Крузо, который почти пять лет прожил на необитаемом острове, сумев наладить быт и сохранив рассудок. Дефо Д. Робинзон Крузо после долгих и опасных приключений оказался на необитаемом острове и пробыл там 28 лет. Титульный лист первого издания романа «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо. Принято считать, что прототипом фигуры Робинзона Крузо послужила фигура шотландского моряка Александра Селькирка. Выясним, кто послужил прототипом для образа Робинзона Крузо. Попытаемся выяснить, о чём написан роман «Робинзон Крузо».
Сообщение про робинзона крузо
| Робинзон Крузо (Дефо Даниэль) - слушать аудиокнигу онлайн | Когда вышел роман Даниэля Дефо «Робинзон Крузо», многих интересовал реальный прототип героя. |
| Кто такой Робинзон Крузо (Александр Зиборов) / Проза.ру | Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого ужасного, злополучного острова, который я назвал Островом отчаяния. |
| Сообщение про робинзона крузо | Именно столько лет назад впервые была опубликована книга Даниеля Дефо «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка. |
Робинзону Крузо, самому известному «выживальщику», исполняется 350 лет!
Впрочем, мы не простояли бы долго и вошли бы в реку с приливом, если бы ветер не был так свеж, а дней через пять не покрепчал ещё больше. Однако Ярмутский рейд считается такой же хорошей стоянкой, как и гавань, а якоря и якорные канаты были у нас надёжные; поэтому наши люди ничуть не тревожились и даже не помышляли об опасности — по обычаю моряков, они делили свой досуг между отдыхом и развлечениями. Но на восьмой день утром ветер усилился, и пришлось свистать наверх всех матросов, убрать стеньги и плотно закрепить всё, что нужно, чтобы судно могло безопасно держаться на рейде. К полудню на море началось большое волнение, корабль стало сильно раскачивать; он несколько раз зачерпнул бортом, и раза два нам показалось, что нас сорвало с якоря. Тогда капитан скомандовал отдать запасной якорь. Таким образом, мы держались на двух якорях против ветра, вытравив канаты до конца. Тем временем разыгрался жесточайший шторм. Растерянность и страх были теперь даже на лицах матросов. Я несколько раз слышал, как сам капитан, проходя мимо меня из своей каюты, бормотал вполголоса: «Господи, смилуйся над нами, иначе мы погибли, всем нам конец», — что не мешало ему, однако, зорко наблюдать за работами по спасению корабля.
Первые минуты переполоха оглушили меня: я неподвижно лежал в своей каюте рядом со штурвалом и даже не знаю хорошенько, что я чувствовал. Мне было трудно вернуть прежнее покаянное настроение после того, как я сам его презрел и ожесточил свою душу: мне казалось, что смертный ужас раз и навсегда миновал и что эта буря пройдёт бесследно, как и первая. Но повторяю, когда сам капитан, проходя мимо, обмолвился о грозящей нам гибели, я неимоверно испугался. Я выбежал из каюты на палубу; никогда в жизни не приходилось мне видеть такой зловещей картины: на море вздымались валы вышиной с гору, и такая гора опрокидывалась на нас каждые три-четыре минуты. Когда, собравшись с духом, я огляделся вокруг, то увидел тяжкие бедствия. На двух тяжело нагруженных судах, стоявших неподалёку от нас на якоре, были обрублены все мачты. Кто-то из наших матросов крикнул, что корабль, стоявший в полумиле от нас впереди, пошёл ко дну. Ещё два судна сорвало с якорей и унесло в открытое море на произвол судьбы, ибо ни на том, ни на другом не оставалось ни одной мачты.
Мелкие суда держались лучше других — им было легче маневрировать; но два или три из них тоже унесло в море, и они промчались борт о борт мимо нас, убрав все паруса, кроме одного кормового кливера. В конце дня штурман и боцман стали упрашивать капитана позволить им срубить фок-мачту. Капитан долго упирался, но боцман принялся доказывать, что, если фок-мачту оставить, судно непременно затонет, и он согласился, а когда снесли фок-мачту, грот-мачта начала так шататься и так сильно раскачивать судно, что пришлось снести и её и таким образом освободить палубу. Судите сами, что должен был испытывать всё это время я — юнец и новичок, незадолго перед тем испугавшийся небольшого волнения. Но если после стольких лет память меня не обманывает, не смерть была мне страшна тогда; во сто крат сильнее ужасала меня мысль о том, что я изменил своему решению прийти с повинной к отцу и вернулся к прежним химерическим стремлениям, и мысли эти, усугублённые ужасом перед бурей, приводили меня в состояние, которого не передать никакими словами. Но самое худшее было ещё впереди. Буря продолжала свирепствовать с такой силой, что, по признанию самих моряков, им никогда не случалось видеть подобной. Судно у нас было крепкое, но от тяжёлого груза глубоко сидело в воде, и его так качало, что на палубе поминутно слышалось: «Кренит!
Дело — табак! Однако буря бушевала всё яростнее, и я увидел — а это не часто увидишь, — как капитан, боцман и ещё несколько человек, более разумных, чем остальные, молились, ожидая, что корабль вот-вот пойдёт ко дну. В довершение ко всему вдруг среди ночи один из матросов, спустившись в трюм поглядеть, всё ли там в порядке, закричал, что судно дало течь; другой посланный донёс, что вода поднялась уже на четыре фута. Тогда раздалась команда: «Все к насосам! Но матросы растолкали меня, заявив, что если до сих пор я был бесполезен, то теперь могу работать, как и всякий другой. Тогда я встал, подошёл к насосу и усердно принялся качать. В это время несколько мелких судов, гружённых углем, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Когда они проходили мимо, наш капитан приказал подать сигнал бедствия, то есть выстрелить из пушки.
Не понимая, что это значит, я пришёл в ужас, вообразив, что судно наше разбилось или случилось нечто другое, не менее страшное, и потрясение было так сильно, что я упал в обморок. Но в такую минуту каждому было впору заботиться лишь о спасении собственной жизни, и никто на меня не обратил внимания и не поинтересовался, что приключилось со мной. Другой матрос, оттолкнув меня ногой, стал к насосу на моё место в полной уверенности, что я уже мёртв; прошло немало времени, пока я очнулся. Работа шла полным ходом, но вода в трюме поднималась всё выше. Было очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако нечего было и надеяться, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдём в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи. Наконец одно лёгкое судёнышко, стоявшее впереди нас, отважилось спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Подвергаясь немалой опасности, шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли добраться до неё, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей. Наконец наши матросы бросили им с кормы канат с буйком, вытравив его на большую длину.
После долгих и тщетных усилий гребцам удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились в шлюпку. О том, чтобы добраться до их судна, нечего было и думать; поэтому мы единодушно решили грести по ветру, стараясь только держать по возможности к берегу. Наш капитан пообещал чужим матросам, что в случае, если лодка разобьётся о берег, он заплатит за неё хозяину. И вот, частью на веслах, частью подгоняемые ветром, мы направились к северу в сторону Уинтертон-Несса, постепенно приближаясь к земле. Не прошло и четверти часа с той минуты, когда мы отчалили от корабля, как он стал погружаться на наших глазах. И тут-то впервые я понял, что значит «дело — табак». Должен, однако, сознаться, что, услышав крики матросов: «Корабль тонет! Но мы двигались очень медленно и добрались до земли, только пройдя уинтертонский маяк, там, где между Уинтертоном и Кромером береговая линия изгибается к западу и где поэтому её выступы немного умеряли силу ветра.
Здесь мы пристали и, с великим трудом, но всё-таки благополучно выбравшись на сушу, пошли пешком в Ярмут, где нас, как потерпевших крушение, встретили с большим участием: городской магистрат отвёл нам хорошие помещения, а местные купцы и судохозяева снабдили нас деньгами в достаточном количестве, чтобы добраться по нашему выбору либо до Лондона, либо до Гулля. Почему мне не пришло тогда в голову вернуться в Гулль, в родительский дом! Как бы я был счастлив! Наверно, отец, как в евангельской притче, заколол бы для меня откормленного тельца; но он узнал о моём спасении лишь много времени спустя после того, как до него дошла весть, что судно, на котором я вышел из Гулля, погибло на Ярмутском рейде. Но моя злая судьба толкала меня всё на тот же гибельный путь с упорством, которому невозможно было противиться; и хотя в моей душе неоднократно раздавался трезвый голос рассудка, звавший меня вернуться домой, у меня не хватило для этого сил. Не знаю, как это назвать, и не стану настаивать, что какое-то тайное веление всесильного рока побуждает нас быть орудием собственной своей гибели, даже когда мы видим её перед собой и бросаемся к ней навстречу с открытыми глазами, но несомненно, что только моя злосчастная судьба, которой я был не в силах избежать, заставила меня пойти наперекор трезвым доводам и внушениям лучшей части моего существа и пренебречь двумя столь наглядными уроками, которые я получил при первой же попытке вступить на новый путь. Сын нашего судохозяина, мой приятель, помогший мне укрепиться в пагубном решении, присмирел теперь больше меня; в первый раз, как он заговорил со мной в Ярмуте что случилось только через два или три дня, так как в этом городе мы все жили порознь , я заметил, что тон его изменился. С унылым видом он покачал головой и спросил, как я себя чувствую.
Объяснив своему отцу, кто я такой, он рассказал, что я предпринял эту поездку в виде опыта, в будущем же намереваюсь объездить весь свет. Тогда его отец, обратившись ко мне, произнес серьёзно и озабоченно: — Молодой человек! Вам больше никогда не следует пускаться в море: случившееся с нами вы должны принять за явное и несомненное знамение, что вам не суждено быть мореплавателем. Но вы-то ведь отправились в плавание ради пробы. Так вот небеса и дали вам отведать то, что вы должны ожидать, если будете упорствовать в своём решении. Быть может, и крушение случилось из-за вас, как корабль фарсийский потерпел крушение из-за Ионы… Прошу вас, — прибавил он, — объясните мне толком, кто вы такой и что побудило вас предпринять это плавание? Тогда я рассказал ему кое-что о себе. Как только я кончил, он неожиданно разразился гневом.
Никогда в жизни, даже за тысячу фунтов, не соглашусь я плыть на одном судне с тобой! Конечно, всё это было сказано в сердцах, человеком, и без того уже огорчённым своей потерей, и в пылу гнева он зашёл дальше, чем следовало. Однако потом он говорил со мной спокойно и весьма серьёзно убеждал меня не искушать на свою погибель провидение и воротиться к отцу, ибо во всём случившемся я должен видеть перст Божий. Вскоре после того мы расстались; мне нечего было возразить ему, и больше я его не видел. Куда он уехал из Ярмута, не знаю; у меня же было немного денег, и я отправился в Лондон по суше. И в Лондоне, и по пути туда мне не раз приходилось выдерживать борьбу с собой относительно того, какой род жизни мне избрать и воротиться ли домой или снова отправиться в плавание. Что касается возвращения в родительский дом, то стыд заглушал самые веские доводы моего разума: мне представлялось, как надо мной будут смеяться соседи и как мне будет стыдно взглянуть не только на отца и на мать, но и на всех наших знакомых. С тех пор я часто замечал, сколь нелогична и непоследовательна человеческая природа, особенно в молодости: отвергая соображения, которыми следовало бы руководствоваться в подобных случаях, люди не стыдятся греха, а стыдятся раскаяния, не стыдятся поступков, за которые их по справедливости должно назвать безумцами, а стыдятся образумиться и жить почтенной и разумной жизнью.
Довольно долго я пребывал в нерешительности, не зная, что предпринять и какой избрать жизненный путь. Я не мог побороть нежелание вернуться домой, а тем временем воспоминание о перенесённых бедствиях мало-помалу изглаживалось из моей памяти; вместе с ним ослабевал и без того слабый голос рассудка, побуждавший меня вернуться к отцу, и кончилось тем, что я отбросил мысли о возвращении и стал мечтать о новом путешествии. Та самая злая сила, которая побудила меня бежать из родительского дома, которая вовлекла меня в нелепую и необдуманную затею составить себе состояние, рыская по свету, и так крепко вбила мне в голову эти бредни, что я остался глух ко всем добрым советам, к увещаниям и даже к запрету отца, та самая сила, говорю я, какого бы ни была она рода, толкнула меня на несчастнейшее предприятие, какое только можно вообразить: я сел на корабль, отправлявшийся к берегам Африки, или, как попросту выражаются наши моряки, «в рейс в Гвинею». Большим моим несчастьем было то, что, пускаясь в эти приключения, я не нанимался простым матросом: вероятно, мне пришлось бы работать немного больше обычного, зато я научился бы обязанностям и работе моряка и со временем мог бы сделаться штурманом или если не капитаном, то его помощником. Но уж такова была моя судьба — из всех возможных путей я всегда выбирал самый худший. Так и тут: в кошельке у меня водились деньги, на мне было приличное платье, и я обычно являлся на судно в обличье джентльмена, поэтому ничего там не делал и ничему не научился. В Лондоне мне посчастливилось сразу же попасть в хорошую компанию, что не часто случается с такими распущенными, сбившимися с пути юнцами, каким я был тогда, ибо дьявол не дремлет и немедленно расставляет им какую-нибудь ловушку. Но не так было со мной.
Я познакомился с одним капитаном, который незадолго перед тем ходил к берегам Гвинеи, и, так как этот рейс был для него очень удачен, он решил ещё раз отправиться туда. Ему полюбилось моё общество — в то время я мог быть приятным собеседником, — и, узнав, что я мечтаю повидать свет, предложил мне ехать с ним, сказав, что мне это ничего не будет стоить, что я буду его сотрапезником и другом. Если же у меня есть возможность взять с собою в Гвинею товары, то мне, может быть, повезёт и я получу целиком всю вырученную от торговли прибыль. Я принял предложение; завязав самые дружеские отношения с этим капитаном, человеком честным и прямодушным, я отправился с ним в путь, захватив с собой небольшой груз, на котором благодаря полной бескорыстности моего друга-капитана сделал весьма выгодный оборот; по его указаниям я закупил на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и безделок. Эти сорок фунтов я собрал с помощью моих родственников, с которыми был в переписке и которые, как я полагаю, убедили моего отца или, вернее, мать помочь мне хоть небольшой суммой в этом первом моём предприятии. Это путешествие было, можно сказать, единственным удачным из всех моих похождений, чем я обязан бескорыстию и чёткости моего друга-капитана, под руководством которого я, кроме того, приобрёл изрядные сведения в математике и навигации, научился вести корабельный журнал, делать наблюдения и вообще узнал много такого, что необходимо знать моряку. Ему доставляло удовольствие заниматься со мной, а мне — учиться. Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов.
Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель.
Стал журналистом. В своих публикациях поднимал злободневные проблемы, был на стороне свободы слова, выступал против несправедливых законов. Даниель Дефо начал писать романы на склоне лет. Первое же произведение имело огромный успех, это был роман «Робинзон Крузо». Писатель работал над его продолжением, но в литературную сокровищницу вошел именно первый роман. Прочитали ли вы роман «Робинзон Крузо» целиком?
Что вы знаете об этом герое? Нравится ли вам его характер? Да, я прочитал роман целиком. Он не начинается с жизни Робинзона на острове, а дается достаточно подробный рассказ о том, что делал Крузо до этого. Мы узнаем, что он сбежал от родителей, был рабом, плантатором. Его характер с годами менялся. Если в начале книги он больше думал о своей выгоде и деньгах, очень часто поступал легкомысленно, то в конце книги перед нами предстает мудрый, терпеливый человек, на которого можно положиться.
Вдвоем робинзоны провели на острове еще 7 лет, пока наконец их не подобрал проходящий мимо корабль. Остров, где робинзонил Педро Серрано, выглядел примерно так История третья Робинзон среди тюленей Следующего нашего героя звали Даниэль Фосс. Остров, как и в истории Педро Серрано, оказался совершенно пустынным, но только не песчаным, а каменистым. Единственными жителями острова были многочисленные тюлени. Их мясом бедному робинзону пришлось питаться несколько лет. А жажду он утолял дождевой водой, которая скапливалась в каменных углублениях острова. Единственным деревянным предметом на острове было старое весло, принесенное сюда волнами. На этом весле Фосс делал зарубки, чтобы не запутаться в счете дней, а заодно мелкими-мелкими буквами вырезал заметки о своем пребывании на острове.
Из тюленьих шкур Фосс смог сшить себе теплую одежду, а из камней построил прочный дом с толщиной стен около метра. Также робинзон соорудил каменный столб высотой 10 метров. Каждый день Фосс взбирался на него и вглядывался вдаль, высматривая спасительный корабль. Только через 3 года пребывания на острове ему удалось увидеть вдали парус, который вскоре скрылся за горизонтом. Этот случай немного обнадежил нашего героя, ведь если неподалеку прошел один корабль, то вполне могут пройти и другие. Удача улыбнулась Фосту только спустя еще два года. Человека, размахивающего веслом, заметили с проходящего мимо судна, но корабль не смог подойти близко к острову из-за опасных каменистых мелей. Тогда робинзон, рискуя жизнью, самостоятельно вплавь добрался до корабля и был наконец спасен.
Примерно так выглядели каменистые берега острова, где провел 5 долгих лет Даниель Фосс История четвертая Русский северный робинзон В России тоже были свои робинзоны. Одним из них стал охотник Яков Миньков, сумевший в одиночестве прожить на острове Беринга один из Командорских островов, недалеко от Камчатки целых семь лет. К сожалению, об этом человеке и подробностях его робинзонады нам известно не очень много.
Когда лодка вышла в море, Робинзон сбросил мавра за борт и приказал плыть к берегу, иначе пристрелит. На судне остался маленький парень, который тоже был слугой. От него не следовало ожидать опасностей и Робинзон взял его с собой. Вместе они поплыли на лодке вдоль африканского побережья в надежде отыскать цивилизацию. Через несколько недель их лодку заметил португальский корабль и капитан принял бывших рабов на борт.
ЕГЭ не должен включать «замудренные» вопросы, считают в Госдуме
- Джельсомино в стране лжецов
- Сообщение про робинзона крузо
- Четыре российские школьницы стали победительницами Европейской математической олимпиады
- Хлебные крошки
- Четыре российские школьницы стали победительницами Европейской математической олимпиады
"Робинзон Крузо" под другим углом: детали, которые читатели упустили из виду
| Робинзон Крузо | Герои вики | Fandom | А настоящий остров Робинзона Крузо вовсе не тропический и находится намного южнее. |
| Александр Балод. Тайна Робинзона Крузо | До Робинзона Крузо дошли слухи недоброжелателей о том, что всё, описанное в предыдущих книгах, — вымысел и небывальщина. |
"Робинзон Крузо" - краткое содержание романа Д. Дефо
Краткое содержание романа Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» по главам является своего рода вымышленной автобиографией главного героя, но тем не менее основанной на вполне реальном персонаже коим являлся Александр Селкирк. Дефо даже нарядил Робинзона в козьи шкуры, которые были уместны на островке у берегов Чили, но вряд ли позволили бы чувствовать себя комфортно в Карибском море, где, по замыслу писателя, оказался Крузо. Робинзон Крузо был третьим сыном в семье и с раннего детства мечтал о морских приключениях. К ним относится, например, история Робинзона Крузо, созданная великим хитрецом и мистификатором Даниэлем Дефо.