Катерина Гордеева — на странице писателя вы найдёте биографию, список книг и экранизаций, интересные факты из жизни, рецензии читателей и цитаты из книг. Родилась журналист Катерина Гордеева 23 марта 1977 года. Биография. Катерина Гордеева — российская журналистка, писательница, телеведущая, блогер, кинорежиссер. Лошак – как оставаться журналистом / Loshak – how to stay a journalist. Российский журналист и писатель. О российской фигуристке читайте у Екатерины Гордеевой.
Катерина Гордеева - Katerina Gordeeva
Биография Катерины Гордеевой: личная жизнь, муж Николай Солодовников, дети. Журналистская деятельность, публикация книг «Время колоть лед», «Человек раздетый», документальные фильмы. Последние новости в 2022 году на 24СМИ. Журналист Катерина Гордеева (признана иноагентом) — о компетентной эмпатии, поиске «своей» темы в журналистике и том, почему фандрайзинг — враг социальной журналистики. В этом году лауреатом премии «Камертон» имени овской стала журналист Катерина Гордеева (признана иноагентом), автор YouTube-канала «Скажи Гордеевой». Родилась журналист Катерина Гордеева 23 марта 1977 года. «Мы делаем все не так, как делали наши родители»: 12 цитат журналистки Катерины Гордеевой* о материнстве и воспитании детей.
Екатерина Гордеева: «Жертвуем свободой и беспечностью ради слабых»
Лошак – как оставаться журналистом / Loshak – how to stay a journalist. Журналист Екатерина Гордеева и политолог Федор Крашенинников включены в список иноагентов. Катерина Гордеева на встрече «» в Алматы / Фото: Андрей Игнатченко. Будучи опытным журналистом, Екатерина Гордеева, скорее всего, продолжит свою работу в новой стране. Подключилась к разбирательствам и юриста Екатерина Гордон, которая заявила, что ждала, когда блогер пойдет на блогер – и вот пара барышень намекнула, что Гордеева снимает «явно на чье-то бабло этот контент».
Гордеева, Катерина Владимировна
С января 2016 года Катерина Гордеева сотрудничала с изданием « Meduza » [28] , затем — с порталом colta. Изданием « Правмир » среди самых заметных её работ как интервьюера было отмечено интервью с вдовой Сергея Бодрова-младшего Светланой, записанное спустя пятнадцать лет после трагической гибели актёра. В фильме рассказывается о нескольких девушках, столкнувшихся с раком груди , и о том, как важна ранняя диагностика этой болезни. Летом 2018 года состоялась премьера тревел-шоу « Орёл и решка. Семья » телеканала « Пятница! В октябре 2019 года передача стала лауреатом премии ТЭФИ [29]. В августе 2018 года в соавторстве с журналистом Романом Супером сняла документальный фильм «Театральное дело» о деле Седьмой студии и Кирилле Серебренникове. В конце 2018 года в соавторстве с актрисой и соучредителем фонда « Подари жизнь » Чулпан Хаматовой выпустила книгу «Время колоть лёд». С сентября 2020 года — ведущая шоу на YouTube «Скажи Гордеевой» издания «Meduza», с которым сотрудничала прежде. В мае 2021 «Скажи Гордеевой» становится самостоятельным шоу, из-за признания издания «Meduza» « иностранным агентом ».
В то же время снялась камео в сериале «Номинация». Является попечителем благотворительных фондов « Подари жизнь », АдВита и «МойМио», членом правления детского хосписа «Дом с маяком». Владеет английским , французским и итальянским языками. Личная жизнь В 2014 году Катерина Гордеева вышла замуж за основателя проекта «Открытая библиотека» Николая Солодникова , в октябре 2018 года запустившего YouTube-канал « ещенепознер».
Незадолго до ухода из редакции она приняла участие в съемках документального проекта «Победить рак», где излечившиеся знаменитости и специалисты-онкологи рассказали об этой болезни, развеяв множество популярных мифов и стереотипов. Проект удостоился национальной премии «Лавровая ветвь» как лучший просветительский фильм. После его трансформации в государственное агентство «Россия сегодня» она сделала два документальных фильма для «Первого канала», а также выпустила авторское ток-шоу «Жизнь как чудо» на телеканале ТВ-3. В 2014 году Катерина вышла замуж за Николая Солодникова, основателя проекта «Открытая библиотека», а позже — автора популярного YouTube-канала « ещенепознер». Супруги воспитывают четверых детей.
В 2015 году журналистка получила вид на жительство в Латвии. В 2017-2018 годах Катерина выпустила документальный фильм о девушках, которые пережили рак груди « ЯПРОШЛА», а также документальный фильм «Театральное дело» о следствии по делу Седьмой студии. Вместе с мужем и детьми журналистка приняла участие в съемках шоу «Орел и решка. Гордеева — попечитель благотворительных фондов «Подари жизнь» и «МойМио», входит в состав правления детского хосписа «Дом с маяком».
Книга выходит тиражом 10 тысяч экземпляров. Ее подзаголовок: «Как справиться с отчаянием и найти в себе силы бороться с болезнью» [33]. В декабре 2013 года, в связи с ликвидацией «РИА Новости» и его трансформацией в государственное агентство « Россия сегодня », Гордеева увольняется из агентства.
В январе 2014 года на « Первом канале » вышел двухсерийный документальный фильм «Голоса» [35] [36] — подробное и точное погружение, пронзительный и достоверный рассказ о детях блокадного Ленинграда [37] , который Катерина Гордеева сделала в соавторстве с режиссером Сергеем Нурмамедом. В феврале того же года в эфир выходит её авторское ток-шоу «Жизнь как чудо» на телеканале ТВ-3 [38]. В 2015 году по заказу «Первого канала», в соавторстве с режиссерами Сергеем Нурмамедом и Дмитрием Альтшулером-Курчатовым, Гордеева снимает фильм «Дети Иосифа» [39] , который должен был выйти в эфир к юбилею поэта Иосифа Бродского. Однако в эфире фильм показан не был. В 2015 году Катерина Гордеева получила вид на жительство в Латвии на основании покупки участка земли в Аматциемсе , где собирается поставить дом [41]. С января по декабрь 2016 года Катерина Гордеева сотрудничала с изданием « Meduza » [42]. В настоящее время сотрудничает с порталом colta.
В августе 2017 года вместе с рядом других деятелей российской культуры подписала поручительства за своего бывшего коллегу Кирилла Серебренникова, находящегося под следствием [44]. В фильме рассказывается о нескольких девушках, столкнувшихся с раком груди, и о том, как важна ранняя диагностика этой болезни [45]. Катерина Гордеева является попечителем благотворительных фондов « Подари жизнь » и «МойМио», членом правления детского хосписа «Дом с маяком». Владеет английским, французским и итальянским языками.
Детство и юность Катерина появилась на свет 23 марта 1977 года. Ее родным городом остается красавец Ростов-на-Дону. С ранних лет девушка отличалась активной жизненной и гражданской позицией, она стремилась к развитию по пути творчества и пробовала себя в самых разных стезях. Гордеева подчеркивает: называть ее Екатериной в корне неправильно. Дело в том, что члены семьи выбрали имя чаду, вдохновляясь романом А. Толстого «Хождение по мукам». Школу Катерина Гордеева окончила с золотой медалью Начало карьеры О том, чтобы стать журналистом, Катерина не задумывалась — до 13 лет ее душа лежала к медицине. Девушка настолько вдохновлялась этой тематикой, что уже в 12 пробовала силы в санитарной практике на летних каникулах. Именно там Гордеева нашла тему первой статьи. Новорожденные, от которых отказались родители, сильно впечатлили Катерину, и она решила рассказать об этом миру. В местной газете «Вечерний Ростов» была опубликована первая проба пера Катерины.
Муж Екатерины Гордеевой
| Не дать совести сломаться | 20 декабря того же года Гордеева стала ведущей «Последнего шоу на Земле» на тему предстоящего конца света, вышедшего в эфир на телеканале ТВ-3. |
| Катерина Гордеева | Катерина Гордеева*. Экс-журналист телеканала НТВ. С 2015 года имеет вид на жительство в Латвии, проживает вместе с семьёй в Риге. |
| Катерина Гордеева: биография, личная жизнь, семья, фото — Топ Биограф | Российский журналист и писатель. О российской фигуристке читайте у Екатерины Гордеевой. |
| Екатерина Гордеева: биография журналистки, личная жизнь, муж, дети, фото, где живет | российский журналист. |
| Как фигуристка Гордеева выбралась из депрессии после потери мужа в 24 года | Катерина Гордеева – неординарный, яркий журналист, смело показывающий проблемы общества. |
Екатерина Гордеева: журналистка и ее нынешнее место жительства
биография екатерины гордеевой журналистки Катерина Гордеева на проекте «Орел и Решка. Гордеева Екатерина журналист подкаст паллиатив. Екатерина Гордеева как профессиональный журналист и общественный деятель также уделяет внимание своей семье и личной жизни. Журналистка Катерина Гордеева, участвующая в работе пяти известных благотворительных фондов, может произвести впечатление благочестивой православной христианки.
Екатерина Гордеева: взлет журналиста на пути к успеху
Однако в 1928 году прадеда расстреляли за контрреволюционные настроения. Его друг, приняв на себя обещание заботиться о его супруге-пианистке, впоследствии женился на ней, что не уберегло ее от самоубийства застрелилась. Ее дед по матери женился на внучке раввина Розе Соломоновне Раскиной, дочери сапожника. После Второй мировой бабушка с дедушкой работали в передвижных строительных трестах, затем осели в Ростове-на-Дону. В детстве Катерина к слову, именно так она записана в паспорте - это имя было выбрано потому, что в ее семье любили читать «Хождение по мукам» Алексея Толстого жила по соседству с Кириллом Серебренниковым , училась с ним в одной школе. В 13 лет Катерина устроилась санитаркой в отделение патологии новорожденных.
Она вспоминала: «В большом боксе лежали дети-отказники. Им всячески демонстрировали, насколько они ничтожны. Нянечка швыряли бутылочки с питанием на подушки, не заботясь, чтобы малыши дотянулись, медсестры изгалялись в сочинениях жутких имен, мне, 13-летней девочке, поручали ставить на ночь катетеры... Все это произвело сильнейшее впечатление. В итоге, написала в газету заметку.
Резонанс вышел мощнейший - все зашевелились, а у меня появилось ощущение, что слово может изменить мир. На дворе был 1991 год». Так она стала работать в местной газете «Вечерний Ростов», делала свои первые телесюжеты в Молодежной артели Ростовского ТВ, которой руководил тогда Кирилл Серебренников на его первый спектакль она написала рецензию. Была корреспондентом первого в Ростове-на-Дону частного издания - делового еженедельника «Город N». Через некоторое время она перебралась в Москву и стала делать сюжеты для легендарной телекомпании ВИД.
Катерина вспоминала: «Тогда мы были действительно уверены, что помогаем делать страну самой свободной, самой счастливой и самой богатой. Казалось, еще немного - и мы будем жить в такой же Европе, как и все, но говорить по-русски и гордиться своей родиной». Хотела учиться в Париже, окончила литературные курсы для иностранцев Сорбонны, но, по ее словам, «перемены, происходящие на Родине, заставили вернуться». Практически в тот самый день, когда Катерина стала автором и редактором программы «Тема», убили Владислава Листьева. Ведущие стали меняться, она перешла на канал ТВЦ в итоговую программу «День седьмой», которую закрыли после кризиса 1998 года.
В 1994-м училась в Ростовском государственном университете на факультете филологии и журналистики. В 1999 году окончила факультет журналистики МГУ. Позже, в 2005 году, дополнительно получила диплом специалиста истории искусств Школы Леонардо да Винчи Италия.
Ее рост и достижения в медиа сфере свидетельствует о ее неограниченном потенциале и жажде знания. Она призывает других журналистов стремиться к непрерывному росту и развитию, чтобы лучше служить обществу и расширять горизонты суждений.
Также работала в программе «Взгляд». Сначала писала подводки, снимала новостные сюжеты, редактировала программы. Катерина работает на телеканале НТВ и узнаёт о благотворительном концерте «Подари мне жизнь», который организовали для сбора средств на аппарат по облучению крови перед трансплантацией. Сделать новостной сюжет об этом? Одна из организаторов концерта, Чулпан Хаматова, рассказывала, что телеканалы или отказывались их снимать, или игнорировали обращения. Но Катерина пришла в качестве зрителя. Вместе с Оксаной Пушкиной, Владимиром Познером и другими звёздами того времени. Рак — табуированная тема. Благотворительный концерт тогда не был обычной, принятой формой привлечения общественного внимания. Подобное мероприятие вызывало скорее осторожное сомнение в чистоте помыслов организаторов. Никто ещё не умел рассказывать о смерти. Все только осваивали жанр рассказа о разводе, измене и о чём-то, что у звёзд под юбкой. Сложных тем продюсеры боялись, потому что чёрт его знает, как это будут смотреть. А если не будут, значит отвалится рекламодатель, утекут деньги. Гуманитарная и интеллектуальная революция для телевидения — дорогое дело». Катерина Гордеева в совместной с Чулпан Хаматовой книге «Время колоть лёд» Журналистка к 2006 году успешно выпускает сюжеты в программе «Профессия — репортёр». Её имя уже на слуху. Внезапно очень настойчиво Катерину ищет какой-то бандит через секретарей телеканала НТВ. Представляется Максом. Выйти с ним на связь?
Ситуация там ровно такая же, только к ним Путин не приехал. Они точно так же стоят на грани голодной смерти, градообразующая фабрика — спичечная — закрылась. Они тоже вышли и перекрыли трассу. И ничего. Если бы журналистика в нашей стране была на должном уровне, вот сейчас надо было бы ехать в Пикалево и смотреть, что же там произошло после столь шумного визита премьера. А там ничего не изменилось. Просто был бунт большой, который ни к чему не привел. Это художники. С годами у них сформировалась девиз «Мы — не овощи! Занимался им отдел по борьбе с экстремизмом. На суд они попытались придти в костюмах овощей и пронести с собой капусту. Их не пустили, был большой скандал. Это очень показательно на самом деле. Люди, которые говорят: «Мы — не овощи! Есть еще одна женщина в Хабаровске. Она вышла на пикет со стихами, написанными якобы от имени олигархов и обращенными к народу. Наизусть не вспомню, но смысл — олигархи говорят народу что-то типа: «Пейте водку, умирайте, а мы продадим все ресурсы и на эти деньги устроим свою жизнь на Западе». Ее сейчас судят за разжигание межнациональной розни. Еще одна женщина из Астрахани, когда туда приехал президент и все говорили, как вокруг все замечательно и круто, сказала совершенно другое. Говорит, вот плитку к вашему приезду положили, улицы побелили... Зайдите, говорит, во дворы... Ее стали оттеснять, а позже попытались отправить в сумасшедший дом. Интересно, чем это закончится... Но еще раз повторяю: нельзя у человека отнимать право жить и гордиться своей страной. О том, как вы покорили Москву. С 13 лет я работала, работала, в том числе в газете «Город N», за что огромное спасибо тем, кто создавал эту газету, тянул на себе и до сих пор продолжает это делать. Большое спасибо факультету журналистики РГУ. Я там практически не училась, но очень много и со многими интересными людьми там общалась. Когда я собралась уезжать, все мне говорили: «Сделай так, чтобы мы тобой гордились». Долгое время в Москве у меня ничего не получалось, и я три года не приезжала в Ростов, потому что мне было стыдно.
Катерина гордеева
Он появился в моей жизни двумя фотографиями десять дней тому назад. Их, я думаю, многие видели в интернете. На первой - молодой парень весело смотрит в камеру, все хорошо, все, скажем так, - обычно. На второй - Юра худой, желтый и страшный. Потом по электронной почте пришли выписки из чрезвычайно короткой истории Юриной болезни. В финале этой истории было написано: рак головки поджелудочной железы. Я не врач. У меня нет медицинского образования. И мы не будем сейчас обсуждать, отчего история его болезни казалась такой стремительной и страшной. На обследовании выяснится, что это не просто перелом, а метастазы. Юриному раку уже много дней и месяцев.
Около трех лет Можно также не обсуждать, отчего так силен страх людей перед медициной и неверие в нее, удивительным образом разбавленные фантастической безграмотностью и неуважением к собственному здоровью. Первым симптомом Юриного рака стал перелом позвоночника. Около трех лет. А Юре, напомню, всего 32. В выписке, подводящей под Юриной жизнью черту, доктор медицинских наук , профессор, заведующий кафедрой общей хирургии Новосибирского Государственного Медицинского Университета Сергей Григорьевич Штофин пишет: «Больной не курабилен. Показано симптоматическое лечение на дому или в хосписе». Знает ли при этом профессор Штофин, что в Новосибирске, городе с населением около полутора миллиона человек, нет ни одного муниципального хосписа, ни одного хосписа с лицензией на хранение наркотических обезболивающих средств? Думаю, знает. Юра - не знал. Я - не знала.
Знал ли профессор, что Юрина мама не может ухаживать за сыном по состоянию собственного здоровья? Думаю, ему было все равно. Понимал ли профессор Штофин, что выводя «не курабилен, рекомендовано симптоматическое лечение на дому или в хосписе», он обрекает Юру на муки? Понимал ли профессор, что выводя «не курабилен, рекомендовано симптоматическое лечение на дому или в хосписе», он обрекает Юру на муки? Трудно сказать. Профессор ведь не Дон Кихот, он - часть системы, он работает по законам, принятым в этой системе. Согласно этим законам, профессор не может лечить инкурабельного больного. Он должен его выписать, даже зная, как тяжело пациенту будет реализовать свое право на безболезненную и достойную смерть. Вот цитата из закрытого врачебного форума. Неравнодушные доктора обсуждают вопросы с обезболиванием в нашей стране.
Если для онколога это только лишь написание бумажки с указанием, что такому-то пациенту показаны наркотические анальгетики, то для меня весь процесс оформления этих препаратов ритуал почище чайной церемонии. Сначала я почерком едва различимым под лупой должен заполнить рецепт размером с спичечных коробка , где при этом необходимо оч. В результате отнимается непонятно зачем около ЧАСА моего рабочего времени, родственники теряют и того больше и так с достаточной регулярностью и это наименее болезненный вариант если препарат таблетированный. Юрин случай был «тушите свет». Но Юра был активным пользователем социальных сетей. И у него оказалось много друзей по всей стране Понятно, что Юрин случай был «тушите свет». И у него оказалось много друзей по всей стране. Много друзей в Москве. И да, очень важно, в четверг 29 ноября Юре еще не было больно. А многие, беспокоящиеся о нем люди, все еще надеялись: он выкарабкается.
В соцсетях и на работе, через звонки, письма и странички в фейсбуке и лайвджорнале собирались деньги на возможное спасение. Никто не знал, как спасать, но все были готовы помочь. Ценой нечеловеческих усилий и личного авторитета доктору Елене Малышевой в пятницу 30-гоноября удается положить Юру Паршуткина в 12-ю муниципальную клиническую больницу, в хирургическое отделение. Это - все, что можно сделать. Остальные медицинские учреждения города наотрез отказываются иметь в выходные дело с инкурабильным онкологическим больным. В пятницу вечером у Юры сломался компьютер. А в субботу - кончились силы. Ему стало больно. Тогда я впервые заговорила с ним о хосписе. Какое-то время он колебался.
Потом - быстро согласился. Боль становилась сильнее страха. В интернете отыскиваются сразу несколько хосписов. Первый Новосибирский Хоспис выглядит внушительно. Даже заповеди хосписа, придуманные основателем и первым главным врачом Первого Московского Хосписа Верой Миллионщиковой есть на главной странице. Правда, из них куда-то улетучился пункт о том, что помощь в хосписе должна быть бесплатной. Но в Новосибирске многое иначе. Мы найдем деньги, было бы обезболивание. У Новосибирского Хосписа три телефона. Всю субботу, всю ночь субботы и все воскресенье все три телефона молчат.
Всю субботу, всю ночь субботы, утро воскресенья телефоны молчат. Ближе к вечеру трубку берет охранник. С трудом уговариваю его позвать дежурную сестру врачей нет. Сейчас выходной. Звоните в понедельник после обеда, когда начальство будет» - «Понимаете, человек, о котором я хочу с вами поговорить, очень плохо себя чувствует. И я совершенно не уверена на счет понедельника, хотелось бы понять, у вас есть возможность обезболивания больных? Позже выяснится, что Дом Милосердия относится и вовсе к соцзащите. Что там нет ни обезболивания, ни свободных мест. Мне потом много чего еще расскажут про этот Дом милосердия. Но писать об этом нельзя: своими глазами я не видела.
С Юриного телефона сильно реже, но еще идут смски. Ему больно. Рядом с ним никого из близких. Вроде бы в больницу выехала мама, но понять что-то трудно. Непонятно, где его друзья, почему никто не может починить и привезти ему компьютер, посидеть рядом. Им так страшно, что он смертельно болен? Ему так страшно кого-то позвать? Я звоню знакомым, знакомым знакомых, знакомым тех, кто может иметь знакомых, чтобы просто удостовериться в том, что в полуторамиллионом городе действительно нет хосписа. Это же одни сплошные страдания » В отчаянии я даже позвонила в отделение, где лежал Юра. Я спросила дежурную: «Чем вы его обезболиваете?
Мы делаем то, что можем. Мы больше ничего не можем и это не к нам вопросы». А потом она помолчала и сказала: «Я вообще не понимаю, зачем вы так стараетесь продлить его жизнь? Это же одни сплошные страдания». Я как-то пробормотала: «Извините ». Сил спорить - не было. Тем более, что в каком-то смысле она была права. Если жизнь такая, как сейчас Юрина, то умирать - не страшно. В середине дня в воскресенье я звоню уже вообще всем. Что-то ведь можно сделать, чтобы ему было полегче?
Через знакомых знакомых Татьяны Лазаревой находим в Новосибирске женщину по имени Алла. У нее выездная коммерческая служба помощи паллиативным больным. По телефону нельзя многое обсуждать, но Алла вызывается помочь, на рассвете в понедельник она приедет к Юре, привезет сиделку, попробует, чем сможет, помочь. Я говорю с другими врачами других больниц Новосибирска. Они все повторяют одно и то же: «Как ужасно, что сейчас выходные ». И молчат. Я понимаю, о чем они: обезболивающие расписаны, врач уходит домой. Средний и младший медперсонал не может принять решение об обезболивании. Сейф с морфием, если он есть в отделении, закрыт. Дать команду открыть может только завотделением или главный врач.
А у них выходной. Они же - тоже люди. За использованием наркотических обезболивающих пуще всех следит Госнаркоконтроль. В отличие от врачей, его представители не слышат как кричат от боли больные и не только онкологические люди. И никогда не бывали в шкуре медсестер, которые все видят, но ничего сделать не могут. Его представители не слышат, как кричат от боли больные Одна доктор из Новосибирска рассказывала, как работая в реанимации а реанимация имеет больше полномочий использовать наркотические обезболивающие, по сравнению с обыкновенными отделениями , она шла на преступление, узнав, что в отделении кто-то мучается от боли. Обезболивающее выписывали на какого-то из пациентов реанимации, шприц передавали доктору обыкновенного отделения под честное слово, потом пустой шприц - возвращали в реанимацию. За что? Приехавшая в 7 утра в больницу Алла написала, что несколько часов назад в отделении реанимации 12-й больницы Юра ушел. Я не хочу даже пытаться себе представить, как это было.
И никак не могу перестать пытаться себе это представить. И мне больно. На днях, отмечая свой первый год в эфире, телеканал 24DOC устроил предпремьерный показ фильма «Я дышу» о последних месяцах и днях жизни молодого парня по имени Нил Платт. Нил молод, ему около тридцати. У него есть жена и маленький сын. А еще у него есть БАС боковой амиотрофический склероз - тяжелая генетическая болезнь , физически убивающая пациента в довольно сжатые сроки. Болезнь Нила на сегодняшний день не имеет никакого лечения. Жизнь пациента может быть на какое-то время продлена с помощью аппарата искусственной вентиляции легких, правильного ухода и любви близких. В жизни Нила было всё: любящая и заботливая жена, ребенок, настоящие бесстрашные друзья, ночующие с ним на приставной раскладушке, распивающие, как прежде, пиво Все это в жизни Нила есть: любящая и заботливая жена, ребенок, почти до последних минут жизни сидящий у неподвижного папы на коленях, настоящие бесстрашные друзья, не просто навещающие Нила, ночующие с ним на приставной раскладушке, распивающие, как прежде, пиво только теперь Нил пьет через соломинку , болтающие о новостях. В финале фильма Нил умер.
Так логично устроена жизнь. Так нелогично и отвратительно устроена любая смертельная болезнь , уносящая жизни молодых. Смерть Нила была светлой. В кругу самых дорогих людей, рядом с держащей за руку женой. Без боли, грязи и унижения. Зал кинотеатра «Художественный » плакал. Смерть - это всегда больно. Они очень отважные женщины, решившиеся показать фильм о смерти в день рождения канала. Об этом многие, кстати, говорили: тяжелый фильм, как же они решились вот так отважно показать его благополучным людям российской столицы. Я слышала даже, многие побаивались идти на этот показ: там ведь про смерть...
А потом плакали. А я злилась. Хотя, если честно, мне тоже хотелось плакать. Но не о Ниле, чья смерть была, безусловно, нелогичной и неправильной, но спокойной и светлой. А о Юре, про чью смерть я все это время пытаюсь не думать, не представлять, но не получается. Юрина смерть была страшной: он был один, он ни на что не надеялся, ему было больно. Ведь она не только помогает несчастным и обездоленным, но и публикуется на сайте портала «Православие и мир», который многие считают православным СМИ. Однако на самом деле Гордеева даже на сайте этого портала продвигает совершенно аморальные вещи. Ее высказывания в «Фейсбуке» - не лучше. А уж к православию эта женщина не имеет абсолютно никакого отношения.
На фото: Катерина Гордеева Защита права сильного на убийство слабого Катерина Гордеева, мать четырех детей, один из которых является приемным, принимает участие в работе фонда помощи хосписам «Вера» Нюты Федермессер, фонда «Дом с маяком» Лидии Мониавы и Нюты Федермессер, фонда «Подари жизнь», фонда «Дети-бабочки» и фонда «Мой Мио». С незапамятных времен Гордеева пиарит в нашей стране такую зловещую область медицины, как трансплантология. В апреле 2003 года сотрудники МУРа вошли в перевязочную 20-й московской больницы в тот момент, когда хирург-трансплантолог занес скальпель над живым человеком, чтобы изъять у него почки. После этого возбудили уголовное дело против врачей. К нему были приобщены распечатки прослушек телефонных разговоров людей, которые были причастны к забору органов в московских больницах. Часть этих распечаток попала в СМИ. В частности, журналистка Лариса Кислинская опубликовала их в своей статье «Люди на органы» эта статья находится. Из распечаток следует, что московские трансплантологии очень часто брали органы у живых людей. Это называлось на профессиональном жаргоне «работа на кровотоке». Вот, например, отрывок из одного телефонного разговора врачей: Б.
Медсестры называли в своих телефонных разговорах руководительницу центра трансплантологии Марину Минину убийцей. Одна медсестра сказала своей матери, что не может больше работать в этом центре: «Я решила, что не буду больше здесь работать из-за того, что… не могу убийством заниматься по воле врачей. Все равно вот из всех заборов настоящих… были, это которые со смертью мозга. А их раз-два и обчелся». А так медсестра отозвалась в телефонном разговоре со своей коллегой о хирурге, которого МУРовцы задержали в перевязочной 20-й больницы: «Ну, Петя - вообще сволота, уж кто б говорил, сколько он взял живых! Он позвонил сотрудникам ФСБ и сказал, что если они не выгородят врачей, никаких пересадок органов им больше делать не будут. Позвонил он и Московский городской суд, где слушалось дело трансплантологов, а также в столичный Департамент здравоохранения. Итог был предсказуем - Мосгорсуд никаких преступлений в действиях врачей не обнаружил, их выпустили, и с тех пор трансплантологи орудуют в нашей стране без скандалов и уголовных дел. А в области общественного мнения в то время происходило вот что. Аркадий Мамонтов в 2003 году снял фильм «Презумпция согласия» о том, что органы вырезали у живых людей.
А в газетах защищали трансплантологов и очерняли МУРовцев. Медики, у которых журналисты брали комментарии, кричали через разные газеты: пациент 20-й больницы умер до того, как у него собрались взять органы, уголовное дело шито белыми нитками, а из-за него встала трансплантология, и теперь начали умирать пациенты. Но что может сделать даже множество газет по сравнению с телевидением? У них ведь гораздо меньший объем аудитории. И тогда в дело вступила Катерина Гордеева. В 2005 году она сделала телевизионный документальный фильм «Жизнь взаймы» о том, какая хорошая область медицины - трансплантология. И с пути пропаганды трансплантологии Гордеева не свернула до сих пор. В 2016 году она опубликовала на сайте «Правмира» интервью с профессором Михаилом Каабаком, который занимается трансплантологией. В этом материале Гордеева с Каабаком развенчивают «мифы» об этой зловещей области медицины и при этом нагло врут. Каабак говорит о том, что трансплантологов никто не подпускает к пациентам, им дают только органы, поэтому пациентов не могут убить.
Хотя уголовное дело 2003-го года показало, что врачи больниц вызывали трансплантологов, те приезжали, изымали органы и увозили их с собой. Кто же тогда теперь изымает эти органы? Обычные хирурги? И почему была изменена эта технология, если в 2003 году трансплантологам все сошло с рук, а сотрудников МУРа публично смешали с грязью? А если даже теперь этим занимаются обычные хирурги, то почему мы должны верить в то, что они не вырезают органы из живых людей? В декабре 2017 года Гордеева опубликовала на сайте «Правмира» свое интервью с главным трансплантологом Минздрава Сергеем Готье. В этом интервью журналистка сетует на то, что во всем мире происходит популяризация трансплантологии, а в России вместо популяризации мы видим неприязнь россиян к этой отрасли медицины. При этом надо сказать, что безусловное легковерие всегда было присуще только провинциальным журналистам. Им что говорят, тому они и верят. В федеральных СМИ до зачистки, проведенной в этой отрасли Путиным, было совсем иначе.
Эти журналисты в большинстве своем все понимали, им лапшу на уши не вешали, а с ними договаривались. А Гордеева работала в передачах федеральных каналов еще с 90-х годов - то есть в те годы начальники должны были научить ее фильтровать информацию и вытаскивать правду даже из большого потока лжи. И если Гордеева, несмотря на это, так упорно доказывает, что в транплантологии нет никаких убийств, это может говорить о том, что она принадлежит к числу сознательных лоббистов этой отрасли медицины. А о том, что такое лобби существует, написала в 2016 году православная активистка Людмила Рябиченко в своей статье «Режут живых людей. В России многократно нарастает натиск лоббистов так называемого «посмертного» донорства» она находится здес ь. Человек при этом ещё чувствует боль, у него продолжают функционировать органы, железы выделяют секрет, сохраняются рефлексы. В Германии некоторые врачи, не желая сталкиваться с попытками отбиться, с судорогами так называемого «трупа» во время изъятия у него его органов, всё-таки дают ему наркоз или вводят обезболивающие. Цивилизация подошла к этапу, когда те, кто сильней, режут живых людей, которые не могут за себя постоять, не могут дать сдачи, не могут отбиться, не могут защититься». А о том, что людей похищают на улицах и вырезают у них органы, можно узнать из той же статьи Ларисы Кислинской о деле 2003-года - при этом журналистка ссылается на слова своих знакомых оперативников. Хотя, конечно, чужая душа - потемки.
Может быть, Гордеева за столько лет так и не избавилась от провинциальной наивности она приехала в Москву из Ростова-на-Дону и сама верит в то, что никаких злоупотреблений в трансплантологии нет. Про аборты По сравнению с многолетним пиаром убийств больных людей однократная завуалированная пропаганда уничтожения нерожденных детей в «Правмире» кажется ерундой. Вот что сказала Катерина Гордеева в 2016 году об абортах в интервью «Правмиру»: «В целом я всё понимаю. И полагаю, что это право женщины решать. И никогда ни за что не осужу ни одну женщину, решившую сделать аборт». Потом, правда, Гордеева говорит: «Но я глубоко убеждена: относиться к аборту как к медицинской операции может только женщина, никогда не имевшая детей. Для любой другой это невероятная драма». Однако ею уже произнесена фраза о том, что любая женщина имеет право выбрать - убить своего ребенка или нет. Между тем, известно, что абортированные дети уходят в ад, а их матери страшно наказываются Богом или в этой жизни, или в следующей. Любовь к гей-парадам Также, как и две другие любимые «Правмиром» благотворительницы - Лидия Мониава и Нюта Федермессер - Катерина Гордеева хорошо относится к сексуальным извращенцам.
Вот что она написала в «Фейсбуке» в своем комментарии к своему же посту 30 июня 2013 года: «Я как мать признаю за своими детьми право на свободу выбора. И я не думаю, что гей-парад или радужный флаг способен качнуть маятник выбора в ту или другую строну». Здесь Гордеева сообщает, что если ее сыновья станут гомосексуалистами, а дочери - лесбиянками, она разрешит им вести такой образ жизни, а также то, что гей-парад, по ее мнению, не может являться пропагандой гомосексуализма среди детей и подростков. Чуть ниже Гордеева написала, что она против закона о запрете пропаганды гомосексуализма и что ей нравятся гей-парады: «Вся история с якобы напоказом началась, когда Госдума полезла ко всем в постель. Тогда начались акции протеста. Если же вы оставляете за гетеро право на восьмое там марта или 23 февраля, то почему нельзя порадоваться раз в году гей-параду? Как минимум, это красиво». В частности, она на своей странице в «Фейсбуке» публикует снимок со страницы гомосексуалиста Антона Красовского, на котором изображены священники во время крестного хода. Судя по всему, и Красовскому, и Гордеевой это фото кажется смешным, хотя нормальный человек ничего смешного там не замечает. А в одном посте благотворительницы встречается даже такое словосочетание, как «церковные хапуги».
Судя по контексту, таким образом она обзывает священников и архиереев Христовой Церкви. На достигнутом Катерине Гордеевой останавливаться не хотелось, и потому в этом году она пригласила на публичное обсуждение, а, вернее, на публичное смешивание с грязью Церкви главного редактора антицерковного портала «Православие и мир» Анну Данилову и протоиерея Георгия Митрофанова. Причем, Гордеева во время этого публичного интервью в «Открытой библиотеке» своими дикими нападками на Церковь умудрилась разозлить даже протоиерея Георгия Митрофанова, который и сам не прочь облить Церковь грязью в своих интервью «Правмиру». Это ж сколько надо иметь ненависти к Церкви, чтобы даже такого человека довести до того, что он вскричал: «Хватит! Если Гордеева на самом деле не понимает, почему наша поместная Церковь сейчас не вступается за заключенных, то я не совсем понимаю, что она делает в журналистике, если не разбирается в политике. А уж что касается поучений в адрес Церкви, главой которой является Христос, то на Страшном суде благотворительнице самой скажут, как она должна была вести себя в этой жизни - и скажут раз и навсегда. Вообще, по манере разговора Гордеевой видно, что она высокого о себе мнения. Видимо, поэтому она и считает для себя возможным поучать Церковь. Кстати говоря, это какое-то новое и интересное явление - когда аморальные люди, работающие сатане, пытаются с позиций служителей добра учить членов Церкви, то есть сынов и дщерей Бога, как им себя вести, ставя себя морально выше их. Мне на днях одна журналистка-оккультистка, занимающаяся медитациями и принимающая участие в «фейсбучной» травле тех, с кем раньше дружила, менторским тоном объяснила в «Фейсбуке», что я распространяю зло через свою страницу.
Биография Екатерины Гордеевой Екатерина получила образование в Московском государственном университете журналистики, где проявила большой интерес к политической и социальной жизни. Она активно участвовала в университетских проектах и публикациях, что позволило ей набраться опыта и знаний в своей области. После окончания университета Екатерина начала работать в одной из крупнейших российских газет.
Здесь она проявила себя как отличный репортер и аналитик, способная докладывать о последних событиях точно и корректно. Ее умение писать интересные и информативные статьи быстро привлекли внимание широкой аудитории, и ее работы стали публиковаться во многих известных изданиях. Однако, Гордеева не ограничивалась только печатью.
Она участвовала в различных телевизионных проектах, где показала свой профессионализм и харизму. В настоящее время Екатерина Гордеева продолжает активно заниматься своей профессией, публикуя статьи и принимая участие в медиа-проектах. Она является одним из ведущих журналистов своего поколения и получила множество наград и признания в своей области.
Журналистская деятельность Екатерина Гордеева начала свою журналистскую карьеру сотрудником газеты «Коммерсантъ», где она писала статьи о политической и экономической ситуации в России. С течением времени она приобрела репутацию опытного и расследовательского журналиста, способного погружаться в сложные темы и давать глубокие аналитические материалы. Благодаря своему профессионализму и уникальному подходу к журналистскому ремеслу, Екатерина Гордеева получила несколько престижных наград, включая премию «Золотое перо».
Естественно, в стихотворных переводах всегда многое теряется, я сама как переводчик могу это только подтвердить. Но в нашем переводе и в западном теряются разные вещи. У нас есть такие требования к переводу, которых нет в современной Европе. По нашей традиции, необходимо передавать и внешнюю форму стиха: ритм, метр, рифму. В Европе так не делают. Там всегда переводят верлибром. Ведь в облике текста многое теряется.
Бродский с этим воевал; чтобы дать своим переводчикам образец, сам переводил свои стихи на английский - с рифмой и метром. Ему-то это нравилось, а вот носителям языка не очень. Потому что в каждой традиции есть свой исторический момент. Регулярный стих теперь звучит архаично по-итальянски или по-английски. Или же он принадлежит определённым - лёгким - жанрам: в рифму пишут для детей или тексты популярных песен, а серьёзные стихи вроде бы в рифму уже писать не принято. Впрочем, теперь возвращаются строгие формы, регулярный стих - есть такие движения в современной европейской поэзии. Но переводят всё-таки верлибром.
И мастерство перевода состоит не в том, чтобы, как у нас, соблюсти и внешнюю форму, и более-менее «содержание». Но у нас переводчик жертвует прежде всего стилистикой. Переводческий стиль - это что-то невозможное, так никто никогда не напишет, он возникает из-за необходимости подогнать под рифму. В переводах этот чудовищный стиль сходит, причём под именем Малларме или других самых изощрённых авторов. Ради обязательного соблюдения формы жертвуют и смыслом - тонкими оттенками смысла. В целом в нашем переводе всё выходит куда проще, банальнее и глупей. А западные переводчики больше всего заботятся именно о выборе слов, о тонкостях смысла.
А на месте регулярного стиха они создают что-то своё - это всё-таки не подстрочник, это каким-то образом организованный стих. У меня было такое представление, что разные языки по-разному восприимчивы к смыслам друг друга. Скажем, русский текст может быть передан на разных языках с разной степенью приближения. Не было ли у вас такого впечатления? Здесь дело не только в языке, но и в традиции. Русская поэтическая традиция, сама классическая русская версификация куда ближе германской, чем французской или английской. Кроме того, очень важный момент в переводе - личность переводчика.
Она может быть важнее, чем язык. Заинтересованный и чувствующий человек может передать стихи и на том языке, который к русской поэзии не привык. У меня самыми счастливыми случаями перевода были такие, когда переводили поэты. Притом даже такие, которые русского не знали совсем или знали очень поверхностно. С человеком, который не только делал для них подстрочник, но мог бы ещё многое объяснить. Так меня переводил немецкий поэт Вальтер Тюмлер. Так переводила прекрасная американская поэтесса Эмили Гроссхольц.
Лариса замечательно образована и удивительно чувствует стихи. Эмили сначала услышала моё чтение по-русски и сравнила с наличными переводами. Она почувствовала, что нечто существенное в них упущено, и решила попробовать передать это упущенное, не зная русского. Вместе с Ларисой Певеар они долго работали над переводом. Это редкая удача. Судя по восприятию читателей, удалась моя книжка по-албански. Её переводил поэт Агрон Туфа, прекрасно владеющий русским.
Говорят, очень хорошей получилась датская книжка. Её переводчица, Мете Дальсгард, не поэт. Она лучший в Дании переводчик русской литературы. Когда-то в интервью Дмитрию Бавильскому вы отказали поэзии в законности её претензий на близость к сакральному опыту, настаивая на том, что это - другого рода творчество. Меня это тогда удивило, потому что мне казалось, что поэзия вообще, а ваша в частности и, может быть, в особенности, касается сакрального, просто своими средствами. Так какого же рода опыт - поэтический, если это - не касание основ бытия? В этом случае я имела в виду распространённую путаницу, когда стихи на религиозные темы автор считает «религиозными» или даже «духовными», и всяческие претензии и амбиции вроде «я пишу духовную поэзию».
Так что это ответ на такие недоразумения. Конечно, поэтический опыт для меня не что иное, как род духовной жизни. Известный немецкий критик Иоахим Сарториус написал даже, что мои сочинения - не «стихи, как мы привыкли это понимать: это род духовных упражнений». Самой мне рассуждать об этом неловко. На религиозные сюжеты можно писать такие стихи, которые всей своей плотью выражают только грубость или пустоту. Элиот в своё время ввёл такое разграничение: devotional poetry и religious poetry. Devotional - это стихи, которые у нас сочиняли авторы второй руки и которые печатались в журналах душеполезного чтения.
Это прикладная, иллюстративная поэзия. Не то чтобы непременно плохая, но почти непременно заурядная. Она и не хочет быть другой, потому что дело не в ней. Автор излагает - с педагогической или ещё какой-то благой целью - уже готовые смыслы. А то, что Элиот называет religious, вовсе не обязательно имеет отчётливый религиозный сюжет. Но стихи несут на себе печать непосредственного опыта встречи с «последними вещами». В этом смысле «Гамлет» которого Элиот, впрочем, не любил - глубоко религиозная вещь.
Однажды вы сказали, что вам никогда не казалось, будто от поэзии вообще что-то зависит. Видимо, это тоже было какое-то ситуативное высказывание? Что всё-таки означает присутствие поэзии в культурном поле, к чему оно приводит? И понимать это обобщённо не стоит. Бибихин однажды сказал: «Поэзия пишет в генах». Даже если стихотворение - настоящее стихотворение - никто не услышал, даже если автор его и не записал, важно, что оно произошло. Оно сделало свою работу.
И оно, так или иначе, входит в состав воздуха и создаёт те возможности, в которых живёт человек. Мы не можем представить, что было бы с нами, кем были бы мы, если бы не были написаны стихи Пушкина. Если представить себе, что прекратится создание лучше сказать: появление стихов, вылавливание их из космического шума, мне кажется, это будет опасно для жизни цивилизации. Поэзия очищает воздух, как гроза. Она противостоит хаосу, загрязнению, заваливанию человеческого пространства какими-то лишними вещами. Но ведь не сводится же всё к лжи и фальши. Есть ли что-то, происходящее сейчас, что кажется вам важным, таким, на что можно надеяться в смысле культурных перспектив?
В четырёхтомнике большая часть эссе будет как раз об этом: о положении, в котором сейчас находится художественное творчество. О том, какие новые возможности заключает в себе наше время. Что нового оно несёт - нового после всех великих достижений минувшего века. Может быть, это будет видно позже, когда время пройдёт, когда наша эпоха отодвинется от нас как цельное образование? И я чувствую, что благодаря нашему времени я могу кое-что увидеть такого, чего, скажем, Борис Леонидович Пастернак не мог. Не потому, что я гениальнее, а потому, что время другое. Мы сегодня знаем что-то, чего не знали тогда.
Таких всегда немного. Люди отстают не только от «своего времени», но от всех времён вообще, они охотно поселяются в вечном безвременье. Особенно те, кто любят рассуждать о «современности». Ещё Лев Толстой писал, что посредственные люди всегда говорят о «нашем времени», как будто оно им совершенно понятно. В каждом времени есть какой-то творческий порядок, но его нелегко различить, потому что он скрыт. К нему надо прислушиваться. Какое же у нас новое приобретение после всех великих открытий ХХ века?
Я бы сказала, что в каких-то отношениях у нас больше свободы. Свободы в ритмике, например. Свободы от «реализма». Свободы от «лирического я». Что ещё? То движение, теневой стороны которого касаются, когда говорят о глобализме, о планетарной цивилизации. О глобализме как характернейшем и всем открытом знаке нашего времени обычно не говорят ничего доброго.
Смешение и утрата традиций, выравнивание всего на свете по низкому уровню, упрощение, гомогенизация и т. Но это - теневая сторона происходящего. А сердцевина его: ощущение связности мира, явное, как никогда. Конкретное явление общечеловеческого. Это что-то значит и чего-то требует. Мы принадлежим «мировой литературе» не в том смысле, как это видел Гёте, а в самом непосредственном. Удавшуюся вещь через месяц читают на других языках.
История Вавилона всегда пессимистична. А вот о том, что такое история града Божия, на самом деле почти не задумывались. И пока я не прочитала Августина внимательнее, думала, что это просто противопоставление временного и вневременного. Град Божий - вне времени, это вечность, бессмертие «после всего». Но августиновская идея не так проста. И у Града на земле есть своя творческая, нарастающая история. Статистически, количественно, её почти не заметишь.
Это история малых величин. Малых величин, заряженных огромной потенцией будущего. Как знаменитое горчичное зерно. Или крупицы соли: «вы - соль земли». Соли не должно быть много, никто не ест соль вместо хлеба, но без соли всё погибнет. И эта «другая» история всегда идёт с каким-то приращением, а не путём деградации, как языческая смена веков: золотой - серебряный - железный. Наши современники не смогут, скорее всего, написать такую драму, как Шекспир и тем более Эсхил, такой роман, как Достоевский, но они могут кое-что, чего ни Достоевский, ни Шекспир не знали.
Что-то прибавляется и открывается. В связи с назойливой темой современности в пошлом смысле Александр Величанский написал: «Нет на свете тебя! Человек современен лишь Богу». Вот это - настоящая современность. И в каждый момент человек по-новому современен. Беседовала Ольга Балла Специальный корреспондент НТВ, автор цикла программ об онкологических заболеваниях Екатерина Гордеева написала в своем блоге на «Эхо Москвы » о болезненной смерти от поздно диагностированного рака поджелудочной железы 32-летнего новосибирца Юрия Паршуткина. Из-за метастазов у него отказали практически все внутренние органы , врачи признали его «не курабильным».
Однако получить квалифицированную помощь в больнице или хосписе Юрий так и не смог. В моем телефоне остались четыре неотвеченные смски: «Катя, а есть ли возможность найти какую-то сиделку? Я быстро слабею и сегодня уже совсем не могу подняться сам», «Мне очень больно, никто ничего не делает, я совсем уже никакой, всем пофиг», «Помогите, пожалуйста, больно ». И «Юрий скончался сегодня ночью в реанимации. Простите, я не успела», - уже с другого номера. Юрию Паршуткину было 32 года. Я не была с ним знакома.
Я никогда даже его не видела. Он появился в моей жизни двумя фотографиями десять дней тому назад. Их, я думаю, многие видели в интернете. На первой - молодой парень весело смотрит в камеру, все хорошо, все, скажем так, - обычно. На второй - Юра худой, желтый и страшный. Потом по электронной почте пришли выписки из чрезвычайно короткой истории Юриной болезни. В финале этой истории было написано: рак головки поджелудочной железы.
Я не врач. У меня нет медицинского образования. И мы не будем сейчас обсуждать, отчего история его болезни казалась такой стремительной и страшной. На обследовании выяснится, что это не просто перелом, а метастазы. Юриному раку уже много дней и месяцев. Около трех лет Можно также не обсуждать, отчего так силен страх людей перед медициной и неверие в нее, удивительным образом разбавленные фантастической безграмотностью и неуважением к собственному здоровью. Первым симптомом Юриного рака стал перелом позвоночника.
Около трех лет. А Юре, напомню, всего 32. В выписке, подводящей под Юриной жизнью черту, доктор медицинских наук , профессор, заведующий кафедрой общей хирургии Новосибирского Государственного Медицинского Университета Сергей Григорьевич Штофин пишет: «Больной не курабилен. Показано симптоматическое лечение на дому или в хосписе». Знает ли при этом профессор Штофин, что в Новосибирске, городе с населением около полутора миллиона человек, нет ни одного муниципального хосписа, ни одного хосписа с лицензией на хранение наркотических обезболивающих средств? Думаю, знает. Юра - не знал.
Я - не знала. Знал ли профессор, что Юрина мама не может ухаживать за сыном по состоянию собственного здоровья? Думаю, ему было все равно. Понимал ли профессор Штофин, что выводя «не курабилен, рекомендовано симптоматическое лечение на дому или в хосписе», он обрекает Юру на муки? Понимал ли профессор, что выводя «не курабилен, рекомендовано симптоматическое лечение на дому или в хосписе», он обрекает Юру на муки? Трудно сказать. Профессор ведь не Дон Кихот, он - часть системы, он работает по законам, принятым в этой системе.
Согласно этим законам, профессор не может лечить инкурабельного больного. Он должен его выписать, даже зная, как тяжело пациенту будет реализовать свое право на безболезненную и достойную смерть. Вот цитата из закрытого врачебного форума. Неравнодушные доктора обсуждают вопросы с обезболиванием в нашей стране. Если для онколога это только лишь написание бумажки с указанием, что такому-то пациенту показаны наркотические анальгетики, то для меня весь процесс оформления этих препаратов ритуал почище чайной церемонии. Сначала я почерком едва различимым под лупой должен заполнить рецепт размером с спичечных коробка , где при этом необходимо оч. В результате отнимается непонятно зачем около ЧАСА моего рабочего времени, родственники теряют и того больше и так с достаточной регулярностью и это наименее болезненный вариант если препарат таблетированный.
Юрин случай был «тушите свет». Но Юра был активным пользователем социальных сетей. И у него оказалось много друзей по всей стране Понятно, что Юрин случай был «тушите свет». И у него оказалось много друзей по всей стране. Много друзей в Москве. И да, очень важно, в четверг 29 ноября Юре еще не было больно. А многие, беспокоящиеся о нем люди, все еще надеялись: он выкарабкается.
В соцсетях и на работе, через звонки, письма и странички в фейсбуке и лайвджорнале собирались деньги на возможное спасение. Никто не знал, как спасать, но все были готовы помочь. Ценой нечеловеческих усилий и личного авторитета доктору Елене Малышевой в пятницу 30-гоноября удается положить Юру Паршуткина в 12-ю муниципальную клиническую больницу, в хирургическое отделение. Это - все, что можно сделать. Остальные медицинские учреждения города наотрез отказываются иметь в выходные дело с инкурабильным онкологическим больным. В пятницу вечером у Юры сломался компьютер. А в субботу - кончились силы.
Ему стало больно. Тогда я впервые заговорила с ним о хосписе. Какое-то время он колебался. Потом - быстро согласился. Боль становилась сильнее страха. В интернете отыскиваются сразу несколько хосписов. Первый Новосибирский Хоспис выглядит внушительно.
Даже заповеди хосписа, придуманные основателем и первым главным врачом Первого Московского Хосписа Верой Миллионщиковой есть на главной странице. Правда, из них куда-то улетучился пункт о том, что помощь в хосписе должна быть бесплатной. Но в Новосибирске многое иначе. Мы найдем деньги, было бы обезболивание. У Новосибирского Хосписа три телефона. Всю субботу, всю ночь субботы и все воскресенье все три телефона молчат. Всю субботу, всю ночь субботы, утро воскресенья телефоны молчат.
Ближе к вечеру трубку берет охранник. С трудом уговариваю его позвать дежурную сестру врачей нет. Сейчас выходной. Звоните в понедельник после обеда, когда начальство будет» - «Понимаете, человек, о котором я хочу с вами поговорить, очень плохо себя чувствует. И я совершенно не уверена на счет понедельника, хотелось бы понять, у вас есть возможность обезболивания больных? Позже выяснится, что Дом Милосердия относится и вовсе к соцзащите. Что там нет ни обезболивания, ни свободных мест.
Мне потом много чего еще расскажут про этот Дом милосердия. Но писать об этом нельзя: своими глазами я не видела. С Юриного телефона сильно реже, но еще идут смски. Ему больно. Рядом с ним никого из близких. Вроде бы в больницу выехала мама, но понять что-то трудно. Непонятно, где его друзья, почему никто не может починить и привезти ему компьютер, посидеть рядом.
Им так страшно, что он смертельно болен? Ему так страшно кого-то позвать? Я звоню знакомым, знакомым знакомых, знакомым тех, кто может иметь знакомых, чтобы просто удостовериться в том, что в полуторамиллионом городе действительно нет хосписа. Это же одни сплошные страдания » В отчаянии я даже позвонила в отделение, где лежал Юра. Я спросила дежурную: «Чем вы его обезболиваете? Мы делаем то, что можем. Мы больше ничего не можем и это не к нам вопросы».
А потом она помолчала и сказала: «Я вообще не понимаю, зачем вы так стараетесь продлить его жизнь? Это же одни сплошные страдания». Я как-то пробормотала: «Извините ». Сил спорить - не было.
Катерина Гордеева в детстве Еще во время учебы в средней школе Катя твердо решила стать врачом — она грезила о профессии кардиохирурга, и непременно детского, чтобы помогать малышам. Гордеева попала в отделение патологии беременности и узнала многое о трагичных женских судьбах и огромном горе. Но настоящее испытание ждало ее впереди — на следующий год 13-летняя Катя работала уже в патологии новорожденных Института акушерства и педиатрии Ростова-на-Дону. Те летние месяцы, в которые она ставила детям катетеры для капельниц, она вспоминала в каждом интервью. Девочку поразило равнодушие медсестер, которые давали малышам-отказникам оскорбительные имена, не утруждались вовремя их кормить и в ее присутствии смаковать возможные отклонения маленьких пациентов. В 1991 году Катерина решила обобщить свой печальный опыт в большую статью и, не надеясь на удачу, отправила ее в местную газету «Вечерний Ростов».
Материал юного корреспондента не только напечатали — текст привел к большим переменам. Отделением патологии и работой медсестер занялись проверяющие на местах, и условия пребывания пациентов в больнице улучшились в разы. Тогда Гордеева и поняла, что журналист может менять мир и помогать людям не менее эффективно, чем врач. Журналистика и телевидение Уже через год после журналистского дебюта Катерину пригласили писать в качестве корреспондента для газеты «Город N» о бизнесе и жизни в Ростове-на-Дону. Эту работу она совмещала не только с учебой, но и с должностью внештатного корреспондента в Молодежной артели Ростовского телевидения. Там она училась делать телесюжеты вместе с Кириллом Серебренниковым. Катерина Гордеева и Кирилл Серебренников В 1993 году, после окончания школы, Катя решила испытать силы за границей и переехала в Париж. При французской Сорбонне Гордеева год училась на литературных курсах, но из Европы внимательно следила за происходящим в стране. Кризис 90-х и политические перемены заставили ее вернуться в Россию. В 1994 году Катерина поступила на отделение филологии и журналистики в Ростовском государственном университете.
В это время на талант молодой корреспондентки обратили внимание в столице. Катя без сожаления оставила учебу в Ростове, оформив перевод на факультет журналистики МГУ. Катерина Гордеева у Дудя Учебу в престижном вузе студентка совмещала с интенсивным рабочим графиком. В 1995 году она присоединилась к коллективу, выпускавшему на ОРТ программу «Тема», создателем которой был Владислав Листьев. Вскоре Листьев был убит, и ведущие начали меняться каждые несколько месяцев. Катерина терпеливо относилась к переменам, выполняя функции одного из авторов и редакторов шоу. В 1996 году она также работала в команде программы «Взгляд», но через год решилась перейти на другой канал — ТВЦ. На «ТВ Центре» Гордеева занялась созданием телепрограммы «Родом из детства» и трудилась под руководством телеведущего Льва Бруни над выпусками воскресного аналитического шоу «День седьмой».
Катерина гордеева
Попробуйте помочь старикам, которые живут в вашем подъезде — напишите объявление, купите вскладчину продукты. Ну, и очень важно, конечно, оставаться дома, и это не шутки. Я снимала в Чернобыле когда-то, т ам был дядька-проводник, который говорил, что радиации не видно, поэтому она не страшна. Он пил водку и думал, что таким образом обманывает радиацию. Радиацию действительно не видно, но она существует. Вирус не видно, но он существует. Он довольно липучий и довольно противный. Наша система здравоохранения не справляется, и мы должны сделать все возможное, чтобы ей помочь. Мы должны не допустить коллапса. Это то, что мы можем, это тот момент, когда мы должны стать взрослыми и ответственными. Стать новым человеком на карантине просто Самое главное — не жалеть об упущенных возможностях, о том, что было бы, что на этот день было запланировано это и так далее.
Живите каждым сегодняшним днем, используйте это время, чтобы решить какие-то проблемы, которые вы не могли решить. Вот я, например, худею, делаю зарядку и пересматриваю фильмы, которые хотела посмотреть, у меня намечен план. Не могу сказать, что я прям сажусь и смотрю, но некоторые длинные фильмы растягиваются в сериалы, потому что я по 20-30 минут на ночь смотрю. Мы ж не знаем, сколько будем сидеть — месяц, полтора. Можно похудеть, можно отрастить волосы. Можно вылечить какую-то болячку, можно выучить английский. Опять же не в смысле сесть и учить, а как-то потихонечку. Можно приучить себя к чему-то, что вы никогда не делали, но хотели бы. Например, хотели отказаться от мяса. Это сейчас вообще супер легко, главное, очень бюджетно.
Или хотели научиться играть в карты. Каждый из нас все время ныл, что мало времени проводим со своими детьми. Понимаю, что время с детьми на карантине — это не то время, о котором мы мечтали. Но можно придумать те десять минут, которые вы будете проводить так, как мечтали. Можно в конце концов попытаться взять и стать новым человеком. Вчера ходила на первую в своей жизни зум-вечеринку. Это было смешно.
В какой из частей нашей сегодняшней жизни ни начни копать глубже, везде наткнёшься на эти «неразобранные кости»: в истории, медицине, образовании, отношении к людям, в информационном пространстве. Именно из-за общего с Россией информационного пространства имя и лицо Катерины хорошо известно казахстанцам.
Много лет она проработала на телеканале НТВ, была автором когда-то очень популярной и актуальной передачи «Профессия — репортёр». Её называют одним из лучших в России интервьюеров, самым убедительным социальным журналистом — именно она стала говорить с экрана на темы, о которых было не принято или невыгодно вообще говорить вслух: о трансплантологии, поколении «ноль», паллиативной медицине и хосписах, об онкологии. Её трехсерийный фильм «Победить рак» вышел на НТВ в 2012 году и стал сенсацией. Многие из её тем — безнадёга. Но она не из тех, кто говорит «Какой ужас! Она сказала «Какой ужас! А что можно сделать? Марина Михтаева 2 июля 2018 — В принципе мотивы благотворителей мне понятны: есть добрые люди, которые видят кого-то, кому нужна помощь, и готовы поделиться вещами, деньгами, временем своим. Но всё-таки это не та системная помощь, которой мы посвящаем значительную часть своей жизни.
Люди, которые решают, что благотворительность — часть их жизни, и они будут заниматься ею системно и постоянно, особенные, просто добрые, какие они? Было бы здорово, конечно, если бы все люди на свете были добрыми. Но это слово достаточно затасканное. Что значит «добрый»? Добрый, потому что ты делишься? Но все делятся, так или иначе. Вы же налоги свои государству отдаёте. Когда благотворительность становится системной, это как-то систематизирует голову и систематизирует помощь... Я не очень люблю эти слова «доброта», «добрый», «добренький».
В одной школе я видела такую надпись: «Три главные в русском языке приставки «со»: «со-участие, со-страдание и со-причастность». Мне кажется, с точки зрения общего гуманизма люди системно должны участвовать в жизни других людей. Есть государственные организации: собес или паспортный стол — в Москве это называется Многофункциональный центр, не знаю, как это называется в Казахстане, а есть фонды, они приписаны к определённым болезням, к определённым несчастьям, которые часто случаются с людьми, причём случаются не по их вине. Чем дольше я этим занимаюсь, тем больше понимаю, как широк спектр бед, которые могут случиться с человеком. С человеком может случиться такое количество всяких несчастий, что это трудно себе представить. И мне кажется, обязанность людей, которые живут или оказываются рядом с бедой, — минимизировать её последствия. Сейчас эта тема обсуждается, но раньше о ней вообще никто не думал: женщина попадает в тюрьму. Допустим, она беременна. Я не знаю, как в Казахстане, но в России она всё равно садится в тюрьму, даже беременная.
Беременная она носит этого ребёнка за колючей проволокой. Дальше она рожает в присутствии пяти человек конвоя в наручниках. Дальше этот ребёнок видит её по одному или два часа в день, когда она приходит к нему на свидания. А сам он лежит в каком-то загоне. И живя в этом загоне часто без игрушек или без детской площадки , видя свою маму по два часа в день, он дорастает до трёх лет, потом его как бы отпускают на волю: он становится воспитанником в лучшем случае кого-то из родственников, а чаще всего — детского дома. А мама остаётся в тюрьме. Вот это человечно? Ребёнок в чём-то виноват? Но мы, двигаясь по привычным для нас рельсам, ломаем жизнь этому новому ни в чём не виноватому человеку, ребёнку.
Понятно, что он не наобнимался, не налюбился, не наигрался в детстве, системой был лишён матери, и вырастет человеком пострадавшим, человеком с травмой. Я не могу гарантировать, что он вырастет чудовищем. Хотелось бы, чтобы нет. Но он будет человеком с травмой, ему будет тяжело жить, и дальше он может наломать дров. Кому это выгодно? Кому выгодно, чтобы люди в беде оставались в одиночку? Тоже никому. Это не вопрос, добренький ты или нет: «Ой, у меня такое большое сердце, я всем помогаю». Это вопрос какого-то восстановления справедливости и восстановления правильной работы мира.
Фото предоставлено Катериной Гордеевой — Да, от несчастий никто не застрахован. Но, кажется, этим государство вообще-то должно заниматься. Кто этот человек? Как вы себе его представляете? Они живут на ваши вообще-то деньги. Нет какого-то абстрактного государства. Государство — это мы с вами. Эти депутаты, их дети, чиновники и их дети. Не они должны, а мы вместе с ними обязаны это делать.
Вот мы с вами живём, работаем, платим те же самые налоги в государственный карман. Дальше мы голосуем или не голосуем, или позволяем назначаться депутатам, которые голосуют за идиотские законы, согласно которым эти деньги тратятся не на то, на что мы рассчитываем. Мы рассчитываем, что они будут тратиться, допустим, на социальную политику и культуру, а они их тратят — в нашей стране — на боеголовки. Я совершенно не готова оплачивать какие-то детские комплексы больших мужчин и строить ракеты, которые приносят смерть. Мне такие ракеты ни к чему — я не получаю от этого удовольствия. Я бы хотела, чтобы запускали космические корабли, которые стали бы исследовать Вселенную и искали бы там если не разум, то хотя бы какую-то жизнь. Я хотела бы, чтобы на мои деньги оплачивались, например, театральные постановки или кинопроизведения, или усовершенствовалась бы медицинская помощь. И я большую часть жизни посвящаю борьбе за свои права вот в таком виде. Благотворительность — это одна из систем помощи.
Это не оппозиция государству. И не совесть государства. Ни в одной стране мира государство не в состоянии самостоятельно справиться с такой бедой, как рак, например. Это очень дорого. Очень-очень дорого. И нигде в мире государство не лечит онкологические заболевания в одиночку. Везде существуют фонды, они просто по-другому работают. Это мы вынуждены лечить рак и параллельно сражаться с депутатами, с Минздравом, который не хочет меняться, и параллельно ждать, когда прилетят внезапные перемены в правилах игры от какого-нибудь дебила, который решил изменить закон в отместку за что-то там в геополитических разборках. В этом смысле наша жизнь в благотворительности несколько сложнее, чем у коллег на Западе.
Там благотворительные организации часто работают прямо при клиниках, собирают деньги огромные, к слову , которые тратятся на лечение, на исследования, на профилактику. Эти благотворительные сборы и траты сопоставимы с государственными. Это называется партнёрство. И это нормально. Я давно пытаюсь найти ответ на этот вопрос: почему черствеют люди в медицине, которые, вроде, сознательно сделали выбор помогать, лечить, спасать, обезболивать? Это такое наследие Советского Союза. Этого нет больше нигде в мире. Это есть в России и в некоторых странах бывшего Советского Союза. Не знаю, как с этим в Казахстане.
Это есть и в медицине, и в семье. Помните, в детстве, когда сломаешь руку или порежешься, тебе льют в рану зелёнку, ты орёшь, а бабушка или мама говорят: «Ничего, потерпишь. А бегать тебе не больно было? Это очень советская система. Почему она такая? Я не понимаю, но она очень жестокая к людям. В некоторых постсоветских странах это удалось преодолеть. Например, мой сын недавно сломал руку в Латвии, в лесу. Приехала скорая помощь.
Просто был бунт большой, который ни к чему не привел. Это художники. С годами у них сформировалась девиз «Мы — не овощи! Занимался им отдел по борьбе с экстремизмом. На суд они попытались придти в костюмах овощей и пронести с собой капусту. Их не пустили, был большой скандал.
Это очень показательно на самом деле. Люди, которые говорят: «Мы — не овощи! Есть еще одна женщина в Хабаровске. Она вышла на пикет со стихами, написанными якобы от имени олигархов и обращенными к народу. Наизусть не вспомню, но смысл — олигархи говорят народу что-то типа: «Пейте водку, умирайте, а мы продадим все ресурсы и на эти деньги устроим свою жизнь на Западе». Ее сейчас судят за разжигание межнациональной розни.
Еще одна женщина из Астрахани, когда туда приехал президент и все говорили, как вокруг все замечательно и круто, сказала совершенно другое. Говорит, вот плитку к вашему приезду положили, улицы побелили... Зайдите, говорит, во дворы... Ее стали оттеснять, а позже попытались отправить в сумасшедший дом. Интересно, чем это закончится... Но еще раз повторяю: нельзя у человека отнимать право жить и гордиться своей страной.
О том, как вы покорили Москву. С 13 лет я работала, работала, в том числе в газете «Город N», за что огромное спасибо тем, кто создавал эту газету, тянул на себе и до сих пор продолжает это делать. Большое спасибо факультету журналистики РГУ. Я там практически не училась, но очень много и со многими интересными людьми там общалась. Когда я собралась уезжать, все мне говорили: «Сделай так, чтобы мы тобой гордились». Долгое время в Москве у меня ничего не получалось, и я три года не приезжала в Ростов, потому что мне было стыдно.
Ну как так: они меня в Москву отправили, а я возвращаюсь ни с чем. Много раз хотелось вернуться, но было стыдно, потому что здесь жили люди, которые в меня верили. На самом деле это очень сильно подстегивает. Ни жилья, ни работы... Мне очень помогла телекомпания «Вид», куда я попала работать. В Москве жила у тети.
В 2020 году она вышла дополненная и переизданная под названием «Правила ведения боя. В ней журналистка делится актуальной информацией о лечении рака, дает рекомендации для больных и близких им людей. В конце 2018 года в соавторстве с актрисой и соучредителем фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой Катерина Гордеева выпустила документальный роман «Время колоть лед». В основу книги легли разговоры актрисы и журналистки, отрывки из их интервью, фрагменты дневниковых записей и эссе. Женщины делятся историями из жизни, рассказывают о создании фонда, показывают закулисье своей работы, высказывают мнение о происходящих в стране событиях. Читатели называют этот роман «прививкой от равнодушия» и говорят, что такие книги могут помочь расколоть лед общественного равнодушия и сделать жизнь каждого лучше. В 2019 году Катерина Гордеева выпустила сборник «Человек раздетый. Девятнадцать интервью», в который включила беседы с известными людьми. Похожие авторы.
«Читайте Чехова, а не пресс-релизы»: 12 советов начинающему журналисту от Катерины Гордеевой
Гордеева настаивает на том, что она именно Катерина, а не Екатерина, поскольку именно это имя записано у неё в паспорте. Биография. Катерина Гордеева — российская журналистка, писательница, телеведущая, блогер, кинорежиссер. Биография Екатерины Гордеевой. Катерина Гордеева родилась в Ростове-на-Дону, произошло это 23 марта 1977 г. С родителями у нее были непростые отношения. Катерина Гордеева на встрече «» в Алматы / Фото: Андрей Игнатченко. Катерина Гордеева веду свой блог, читать мои публикации вы можете на проекте Сноб. Специальный корреспондент НТВ, автор цикла программ об онкологических заболеваниях Екатерина Гордеева написала в своем блоге на «Эхо Москвы» о болезненной смерти от поздно диагностированного рака поджелудочной железы 32-летнего новосибирца Юрия Паршуткина.
Катерина Гордеева
- Гордеева, Катерина Владимировна - Википедия
- Гордеева, Катерина Владимировна — Википедия Переиздание // WIKI 2
- Минюст признал иноагентом журналистку Катерину Гордееву
- Биография и личная жизнь Екатерины Гордеевой, муж журналистки
- Катерина гордеева
- Персональная жизнь Екатерины Гордеевой
ЕГЭ не должен включать «замудренные» вопросы, считают в Госдуме
- Читайте также
- Екатерина Гордеева: журналист, биография, достижения
- Екатерина Гордеева: журналист, биография, достижения
- Гордеева, Катерина Владимировна — Рувики
- Журналистка Гордеева* приостановила свой проект из-за запрета рекламы у иноагентов
Екатерина Гордеева: «Жертвуем свободой и беспечностью ради слабых»
Там она работала репортером и копирайтером, покрывая различные события и пиша исторические статьи. За свои статьи, она была неоднократно награждена премиями журналистского сообщества. Затем Гордеева перешла на работу в телевизионный канал «Россия 1» где стала ведущей одной из самых популярных программ о культуре и искусстве. Ее профессионализм и яркая внешность помогли ей стать одной из самых узнаваемых и популярных ведущих в стране. На данный момент Екатерина Гордеева продолжает работать в телевидении и является одной из влиятельных фигур в российском журналистском сообществе. Вопрос-ответ: Какие достижения имеет Екатерина Гордеева в журналистике? Екатерина Гордеева является успешным журналистом и имеет впечатляющие достижения в своей карьере. Она работала на таких известных телеканалах, как «Россия 24» и «Первый канал».
Она также была номинирована на престижную телепремию «ТЭФИ». Где Екатерина Гордеева начала свою карьеру журналиста? Екатерина Гордеева начала свою карьеру журналиста на телеканале «Первый канал». Здесь она набрала свой первый опыт в сфере телевидения и смогла проявить свой профессионализм и талант. Какие жанры журналистики предпочитает Екатерина Гордеева? Екатерина Гордеева предпочитает разнообразные жанры журналистики, такие как новости, интервью, репортажи и аналитические программы. Ее стиль работы отличается точностью, глубокими знаниями и умением четко и ясно излагать информацию.
Как долго Екатерина Гордеева работала на телеканале «Россия 24»? Екатерина Гордеева работала на телеканале «Россия 24» около пяти лет. За это время она смогла проявить себя как талантливый и опытный журналист. Ее работа была высоко оценена и признана важным вкладом в развитие канала. Какие награды получила Екатерина Гордеева за свою работу в журналистике? Эта номинация стала признанием ее профессионализма и таланта. Несмотря на то, что она не стала победителем, она по-прежнему продолжает работать в этой сфере и активно развиваться.
Екатерина Гордеева — талантливый журналист с богатым опытом работы.
Ольга Седакова рассуждает о самом главном. Помимо того, что Ольга Седакова самый, может быть, значительный русский поэт нашего времени, она ещё и один из наиболее глубоких мыслителей с очень цельной и в своём роде одинокостоящей - по крайней мере, в России - интеллектуальной позицией. Евгений Клюев о том, что лингвистическая иммиграция - это не географический, а метафизический феномен. В эпоху информационного хаоса и тотальной инфляции слов она не мешает, а даже помогает писателю хранить Язык в чистоте, в том его первозданном дыхании, каким он даётся свыше. Поэтому в разговоре хотелось прояснить некоторые черты цельности, лежащей в основе и поэтической, и аналитической её работы, и принципы, по которым эта цельность строится. Ольга Александровна, то, что вы делаете во всех областях своих занятий, относится к кругу задач философии. Я бы назвала это прояснением отношения человека с основами бытия, а поэзию - разновидностью человекообразующей работы.
В моём понимании этих предметов вы представляете вариант христианской рационалистической традиции, органичный скорее западной мысли, но и там осуществлённый не вполне - в силу торжества, начиная с эпохи Просвещения, узко понятого «инструментального» рационализма, оставившего за пределами многие стороны человеческой цельности. Ближе философов к этой традиции чаще оказывались поэты - Гёте и Данте. У нас эту традицию представлял Аверинцев, культивировавший, по вашим словам, «ту новую древнюю рациональность», восходящую к Аристотелю, которая «одновременно сопротивление дурному иррационализму и дурному рационализму». У нас привычно связывать рационализм с западной традицией и противопоставлять ей русскую, принципиально другую «Умом Россию не понять» и тому подобное. Наши писатели и мыслители последних двух веков столько говорили об этом, что и европейцы им поверили, и тоже привычно воспринимают русскую культуру как нечто иное, как некую альтернативу рациональному. В откликах на итальянское издание моей «Апологии разума» два момента вызывали самое большое удивление: что разум защищает поэт поэзию и разум принято противопоставлять и что разум нашёл себе адвоката в России, где меньше всего этого можно было бы ожидать. Однако и сама по себе эта защита разума была воспринята как необычайное - хотя и долгожданное, по мнению рецензентов, - событие. Рационализм или интеллектуализм , о котором речь идёт в моей книге, - совершенно не то, к чему привык Запад в Новое время.
Дело в том, что классическое выработанное в греческой античности представление об уме, нусе, во многом сходящееся с библейской идеей мудрости, вероятно, в большей степени было характерно как раз для восточной патристической мысли сравните в литургических текстах: «Да буду ум, зрящий Бога». Этот ум, составляющий духовный центр человека, совпадал с духом и сердцем по контрасту с романтическим противопоставлением ума и сердца. Именно этот ум, мудрость и ставит границы техническому, критическому, спекулятивному разуму, не ведающему чувства меры. Современная культура и российская, и западная живёт плоским противопоставлением такого «разума» и бунтующего против него «иррационального». Вот ситуация, которую мне хотелось рассмотреть - и пересмотреть. Я много занималась аналитической работой и герменевтикой, но на себя этого взгляда - аналитического, рефлектирующего, истолковывающего - никогда не обращала. Трудно, конечно, поверить, что человек, который может неделями разбираться, скажем, в версификации «Сказки о рыбаке и рыбке», рисовать схемы её ритма, сам пишет «на слух» и, написав, не выясняет, что это за ритм. Но со мной так.
Граница между «своим» и «другим» проходит резко. Как будто здесь положен необсуждаемый запрет: нельзя разбирать собственные тексты, нельзя строить проекты на будущее… Поэтому мне всегда интересно слышать отзывы других: в них я часто узнаю о своих текстах то, чего сама не замечаю. Например, говоря, что двухтомник не задумывался как единая книга, я имела в виду простую вещь: он не писался целиком, собран постфактум. Как целое я обычно задумываю вещи небольшого объёма, такие как «Китайское путешествие», «Старые песни». Из прозы - «Похвала поэзии» задумана отдельной книгой, также и «Путешествия». Во Франции они так и были изданы. У нас издательская традиция таких малых книг, в общем-то, утеряна а ведь блоковские «Ямбы» выходили как отдельная книга! Это жаль.
Двухтомник был уже запоздалым собранием разных вещей разных лет. Теперь готовится четырёхтомник, с моей стороны он уже подготовлен, осталась издательская работа. Но мне не перестаёт казаться, когда всего слишком много, вещи мешают друг другу. С позиции читателя могу сказать, что такая собранность разного в одно даёт цельность взгляда. Можно видеть, что это одна работа понимания в разных обликах. Со своей стороны я вижу больше различий. И с той и с другой стороны её окружают паузы. Это как бы квант смысла и настроения.
С ним одним нужно побыть какое-то время, забыв о прочем. Но то, что в целом оказывается, что развиваются какие-то общие темы , одни мотивы, одни образы, вообще говоря, не странно. Есть вещи, которые меня занимают всю жизнь. И не то чтобы я их не оставляю - скорее они меня не оставляют. Но назвать эти неуловимые вещи иначе, чем я их называю именно в этой прозе, именно в этих стихах, каждый раз по-разному, я не могу - потому что, повторяю, я не теоретик себя самой. И всё-таки вы - носитель как минимум двух типов взгляда: с одной стороны - поэт, с другой - учёный, старший научный сотрудник Института мировой культуры при МГУ… - …с третьей стороны - переводчик, с четвёртой - эссеист… много сторон. Ещё - какой-никакой, но преподаватель. А преподавание и творчество не без основания считают вещами плохо совместимыми.
Ещё в самом простом смысле церковный человек. А уж традиционная вера, научное исследование и художественное творчество - это, по привычному представлению, и вообще гремучая смесь. Как, по вашему собственному чувству , эти разные ваши стороны связаны? Как соотносятся для вас стихи и проза, которые всегда казались мне организованными у вас едва ли не принципиально различно? Не только «моих», вообще «заморских песен». Изначально я видела в исследовании как бы пропедевтику к пониманию художественных смыслов. Магический реализм по-русски. Маргарита Меклина пишет метафизическую прозу: «Необязательно быть магом, чтобы предсказывать…» Прозаик из Сан-Франциско Маргарита Меклина, лауреат «Русской премии» прошлого года, рассказывает о том, какие впечатления у неё остались от церемонии награждения, и литературных нравах, царящих в Москве, а также о том, каково жить русскому писателю на чужбине и каково это - писать сегодня серьёзную, без каких бы то ни было поддавков прозу.
Но в строгом смысле исследовательской можно назвать только одну мою работу - кандидатскую диссертацию , которая через много лет после защиты вышла в виде книги: «Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян» М. Однако и с ней, написанной на жёстком структуралистском языке, не так просто. Вячеслав Всеволодович Иванов, который был моим научным руководителем, на защите начал свою речь с того, что, хотя в этой работе соблюдены все методологические требования «научности», на самом деле она представляет собой инобытие поэзии. Учёный-этнолог не может таким образом видеть вещи, сказал он. Вероятно, он имел в виду, что вся эта обрядовая реальность описана как бы изнутри, путём приобщения, а не отстранения. Вы правы: смешение поэзии и прозы, поэтика «поверх барьеров» для меня ничуть не привлекательна. Я хочу в каждом жанре соблюдать его законы и в чужой монастырь со своим уставом не ходить.
Для меня невозможно не только написать, но и подумать, как у Цветаевой - «Мой Пушкин». Гёте или Данте, которыми я много занималась, никогда не «мой Гёте» и не «мой Данте»: они не «мои», мне нужен Гёте как он есть, Данте как он есть. Я даже люблю жанровые ограничения - свобода для меня располагается в других местах. Предлагать в прозе вместо мысли эффектную метафору для меня недопустимо. Но родной, изначальный язык для меня - образный. Не язык, само восприятие. Помните, Наташа у Толстого говорит, что Пьер «красный и синий»? Дискурсивному изложению я долго училась, и с большим трудом.
Но все эти формальные ограничения в любом случае возникают уже на следующем шаге: сначала появляется чувство предмета, а уже затем идёт оформление этого чувства. И поэтому, пожалуй, внешние ограничения даже помогают каким-то образом «заземлить» это мерцающее восприятие. Но всё равно каждый раз получается что-то частичное. Один ракурс этого целого. То есть существует некоторая цельность понимания и видения и набор оптических средств, позволяющих по-разному на неё взглянуть… - Конечно, сквозь одни линзы мы увидим одно, сквозь другие - другое. Но я уверена, что эти вещи, занимающие меня, универсальны - настолько универсальны, что могут быть выражены и за пределами словесности. Если бы я занималась музыкой или живописью всерьёз а здесь я дилетант , я работала бы с теми же смысловыми единицами. Они относятся к тому уровню, которого, вероятно, искал Гёте: к чему-то вроде общей морфологии.
Они могут быть переданы и в пластических образах, и в музыкальных, и в словесных. И даже, может быть, в математических. Кстати о переводах. У вас большой и разнообразный опыт: от, условно говоря, Теодульфа Орлеанского до Пауля Целана. Эти переводы тоже складываются в цельную картину. Вы отбираете авторов для перевода по критерию некоторого внутреннего родства? Или скорее собственных задач в «работе понимания»? Задолго до Теодульфа - классическая античная поэзия: я переводила кое-что из Горация, из Катулла и много-много лет думаю о переводе моей любимой Сафо.
А после Целана - Филипп Жакоте, последний живой классик французской поэзии. Кроме того, я переводила не только поэзию, но и философию: например, Пауля Тиллиха, его большую книгу «Мужество быть»; духовные сочинения - проповеди, жития. В огромном, больше тысячи страниц, томе «Истоки францисканства» я перевела треть - всё, что связано с самыми ранними источниками и сочинения самого Франциска. Я никогда не была профессиональным переводчиком, который систематически переводит и живёт этим трудом. Да, вы правы: это работа понимания. И не только понимания того, что написали другие, но ещё, быть может, важнее: понимание возможностей русского языка, своего языка. И расширение речевых возможностей, борьба с собственным косноязычием. Больших поэтов , таких как Рильке, Целан я выбирала не потому, что они были мне «близки», а потому, что они умели делать то, чего я не могла, что я только предчувствовала.
Я ловила в них недостающее мне пространство. Почти весь ХХ век, во всяком случае, с 20-х годов, мы были изолированы от мировой культуры. И многое из того, что сделано в ХХ веке, до нас просто не дошло; тем более что «мои» авторы были просто запрещены. Например, Клоделя напечатать было невозможно; Целана до какого-то времени тоже. По разным причинам: кто слишком религиозный, кто - формалистский, кто - заумный и элитарный и так далее. И все явно не «прогрессивные». Мои авторы в это ушко «прогрессивности» никак не проходили. Я не нарочно выбирала «реакционных», почему-то так фатально получалось: опубликовать то, что мне нравилось, было невозможно.
Конечно, в каком-то смысле такие переводы - и ученичество тоже. Особенно в случае Рильке. К Рильке я относилась как к лучшему уроку лирики. Зарубежные читатели сразу улавливают во мне «рильковскую ноту». Рильке вообще, как известно, был учителем наших лучших поэтов ХХ века - Пастернака, Цветаевой. Даже молодая Ахматова переводила Рильке. И эта любовь и ученичество были взаимны. Сам Рильке, по его признанию, нашёл себя в России; и русскую поэзию тянуло к нему, как на родину.
С Клоделем - другое дело: это галльская, очень католическая стихия, для нас далёкая и непривычная. При такой-то чуждости… - Нет. Когда что-то интересно и увлекательно, это совсем не так трудно. Я понимала, что, работая с Клоделем, от некоторых уже автоматических привычек нужно решительно отказаться. Если Рильке можно переводить с русскими стихотворными привычками, то здесь необходимо радикально переменить и тон, и слог. И это тоже своего рода учёба. У Клоделя я не училась ни его версификации, ни вообще чему-либо конкретному: скорее самой возможности более ясного и определённого высказывания, чем это у нас в поэзии обычно принято. Никакого «цветного тумана», всё при свете ясного дня.
И этот свет не обличает предметы, а наоборот, открывает всю их красоту. Мне казалось, что русской поэзии просто трагически не хватает Т. Элиота - самого влиятельного послевоенного поэта Европы. Вот его переводить мне было очень трудно. Эта сухость, эта аскеза по отношению ко всему традиционно «поэтичному». Но при этом - поэзия высокого строя, «новый Данте». И последним таким поучительным для меня новым поэтическим опытом был Пауль Целан. Великий послекатастрофический поэт - кажется, единственный великий поэт этой непоэтической эпохи.
Все они, эти поэты, говорили то, что мне - в разное время жизни - хотелось бы сказать. Вот, думала я, то высказывание, которое мне так хотелось бы произнести: но своими устами я этого сделать не могу. Поэтому пусть скажут через меня Рильке или Целан. Знакомый мне мальчик-музыкант говорил в семь лет: «Мне хотелось бы написать одну музыку: Сороковую симфонию Моцарта. Но она уже написана». Стихи Рильке или Целана по-русски написаны ещё не были. Один - кажется, французский - славист заметил, что между русской классической литературой и литературой советской, среди других различий есть и такое немаловажное: русские классики были людьми не одного языка. А советские писатели одноязычны.
Это сильно сказывается на письме. Конечно, русские литераторы XIX века могли знать европейские языки в разной степени, но если они и не могли писать по-французски, как Пушкин или Тютчев, по крайней мере читали на других языках. И это общение с другими языками, с другой манерой выражать вещи, изменяет отношение к родному языку: оно его освобождает, расширяет. Дело совсем не в том, что из этих языков что-то заимствуется, просто отношения с родным языком становятся свободнее: легче, умелее, можно сказать. У одноязычного человека такого зазора нет. Он не отличает мира, высказанного в языке, от мира внесловесного. Язык послушнее, чем они думают. Между прочим, один из самых частых упрёков мне был и остаётся - «так по-русски не говорят», «это не по-русски».
Смею предположить, что эти защитники правильной грамматики и синтаксиса вряд ли сдали бы мне историю русского языка, если представить такой экзамен. В конце концов, русский язык и его история - это моя лингвистическая профессия. Я читаю достаточно свободно на английском, немецком, французском, итальянском, польском. Я довольно серьёзно занималась классическими языками, особенно латынью, греческим меньше. Благодаря сравнительному славянскому языкознанию, которое мы на филфаке хорошо изучали, и общей лингвистической выучке, я могу, если требуется, читать и на других славянских. В том кругу, где мне довелось с университетских лет оказаться, в кругу тартуской «Семиотики» и московской структурной школы было бы странно, если бы кто-то не читал на основных европейских языках и не знал латыни, «чтоб эпиграфы разбирать». Можно ли сказать, что какой-то из этих языков вам ближе прочих? Насколько я могу судить, с языками складываются такие же личные отношения, как, скажем, с людьми.
И нет такого чувства, что, скажем, какой-то язык холоден и отталкивает, а какой-то - горячий, в нём хочется жить? Я думаю, разница для меня другая: на некоторых языках мне удаётся и писать, и говорить, а не только читать и слушать - это английский и итальянский. Активно владеть немецким мне не удаётся. Отрывать от глагола приставку и ставить её в конец фразы! К этому я не могу привыкнуть. Вообще же когда я изучала языки - а всё это происходило за железным занавесом - у меня была одна задача: как можно скорее достичь того уровня знания, которое позволяет читать любимые вещи в оригинале. Я изучала их, в сущности, как мёртвые языки. И плоды такого изучения налицо: говоря на современном итальянском языке , я могу делать грубые грамматические ошибки, но язык Данте не доставляет мне трудностей, что самих итальянцев немало забавляет.
Для них это почти как для нас читать «Слово о полку Игореве». Интересный опыт: видеть свои слова и мысли в переводе? Это он может сказать, получились эти стихи на его языке или нет. Но он в любом случае носитель другой точки зрения. Я же спрашиваю немного о другом - узнаёте ли вы себя в иноязычном воплощении? С удивлением узнаю. Иногда мне даже больше нравится перевод, чем оригинал. У меня были очень хорошие переводчики.
Естественно, в стихотворных переводах всегда многое теряется, я сама как переводчик могу это только подтвердить. Но в нашем переводе и в западном теряются разные вещи. У нас есть такие требования к переводу, которых нет в современной Европе. По нашей традиции, необходимо передавать и внешнюю форму стиха: ритм, метр, рифму. В Европе так не делают. Там всегда переводят верлибром. Ведь в облике текста многое теряется. Бродский с этим воевал; чтобы дать своим переводчикам образец, сам переводил свои стихи на английский - с рифмой и метром.
Ему-то это нравилось, а вот носителям языка не очень. Потому что в каждой традиции есть свой исторический момент. Регулярный стих теперь звучит архаично по-итальянски или по-английски. Или же он принадлежит определённым - лёгким - жанрам: в рифму пишут для детей или тексты популярных песен, а серьёзные стихи вроде бы в рифму уже писать не принято. Впрочем, теперь возвращаются строгие формы, регулярный стих - есть такие движения в современной европейской поэзии. Но переводят всё-таки верлибром. И мастерство перевода состоит не в том, чтобы, как у нас, соблюсти и внешнюю форму, и более-менее «содержание». Но у нас переводчик жертвует прежде всего стилистикой.
Переводческий стиль - это что-то невозможное, так никто никогда не напишет, он возникает из-за необходимости подогнать под рифму. В переводах этот чудовищный стиль сходит, причём под именем Малларме или других самых изощрённых авторов. Ради обязательного соблюдения формы жертвуют и смыслом - тонкими оттенками смысла. В целом в нашем переводе всё выходит куда проще, банальнее и глупей. А западные переводчики больше всего заботятся именно о выборе слов, о тонкостях смысла. А на месте регулярного стиха они создают что-то своё - это всё-таки не подстрочник, это каким-то образом организованный стих. У меня было такое представление, что разные языки по-разному восприимчивы к смыслам друг друга. Скажем, русский текст может быть передан на разных языках с разной степенью приближения.
Не было ли у вас такого впечатления? Здесь дело не только в языке, но и в традиции. Русская поэтическая традиция, сама классическая русская версификация куда ближе германской, чем французской или английской. Кроме того, очень важный момент в переводе - личность переводчика. Она может быть важнее, чем язык. Заинтересованный и чувствующий человек может передать стихи и на том языке, который к русской поэзии не привык. У меня самыми счастливыми случаями перевода были такие, когда переводили поэты. Притом даже такие, которые русского не знали совсем или знали очень поверхностно.
С человеком, который не только делал для них подстрочник, но мог бы ещё многое объяснить. Так меня переводил немецкий поэт Вальтер Тюмлер. Так переводила прекрасная американская поэтесса Эмили Гроссхольц. Лариса замечательно образована и удивительно чувствует стихи. Эмили сначала услышала моё чтение по-русски и сравнила с наличными переводами. Она почувствовала, что нечто существенное в них упущено, и решила попробовать передать это упущенное, не зная русского. Вместе с Ларисой Певеар они долго работали над переводом. Это редкая удача.
Судя по восприятию читателей, удалась моя книжка по-албански. Её переводил поэт Агрон Туфа, прекрасно владеющий русским. Говорят, очень хорошей получилась датская книжка. Её переводчица, Мете Дальсгард, не поэт. Она лучший в Дании переводчик русской литературы. Когда-то в интервью Дмитрию Бавильскому вы отказали поэзии в законности её претензий на близость к сакральному опыту, настаивая на том, что это - другого рода творчество. Меня это тогда удивило, потому что мне казалось, что поэзия вообще, а ваша в частности и, может быть, в особенности, касается сакрального, просто своими средствами. Так какого же рода опыт - поэтический, если это - не касание основ бытия?
В этом случае я имела в виду распространённую путаницу, когда стихи на религиозные темы автор считает «религиозными» или даже «духовными», и всяческие претензии и амбиции вроде «я пишу духовную поэзию». Так что это ответ на такие недоразумения. Конечно, поэтический опыт для меня не что иное, как род духовной жизни. Известный немецкий критик Иоахим Сарториус написал даже, что мои сочинения - не «стихи, как мы привыкли это понимать: это род духовных упражнений». Самой мне рассуждать об этом неловко. На религиозные сюжеты можно писать такие стихи, которые всей своей плотью выражают только грубость или пустоту.
Это было прогнившее общество, которое на глазах рушилось, а мы при этом могли поменять мир. Я в 12 лет написала заметку в местную газету, из-за которой я стала журналистом, и эта заметка перевернула ситуацию в отделении отказников Ростовского института акушерства и педиатрии! Вот это ощущение, что ты причастен к переменам, оно всех нас достаточно сильно травмировало. Всех, кто родился с 1973 примерно по 1980 год. Предыдущее поколение, люди, которые родились, например, в 50-е, были другими. Они родились в обществе, насквозь пропитанном «советскими идеалами». У родителей, которые уже не помнили ничего другого. И пусть все понимали, что это фальшак чистой воды, но все в этом соучаствовали, они не говорили «нет». А мы сказали. Вот это звучит как раз, как будто ты не про их, а именно про свое поколение говоришь. Про поколение благотворителей. С одной стороны, все понимают, что «фальшак», а с другой стороны, не могут не сказать «нет». В чем же разница? Потому что мы не можем работать по профессии... Я бы с радостью работала, руки у меня чешутся!
В 1997 году работала одним из авторов программы НТВ "Родом из детства". В июле 2002 года она вернулась к своему имени и начала работать на российском телеканале ТВС. Однако этот канал прекратил вещание в 2003 году. С 2004 по 2006 год она работала корреспондентом российской программы НТВ «Сегодня». Ее первый фильм назывался «Жены Рубля».