Возраст Софии Гурченко во время съемок фильма. А вот в "Вокзале для двоих" Гурченко уже пришлось исполнить более мелодраматическую роль.
Интересные факты
- Сколько лет было Гурченко, когда снимали «Вокзал для двоих»
- Знак зодиака
- Эльдар Рязанов на съемочных площадках своих легендарных фильмов
- «Героине было 18»: как ради Людмилы Гурченко изменили сюжет «Вокзала для двоих»
- «Героине было 18»: как ради Людмилы Гурченко изменили сюжет «Вокзала для двоих»
Гурченко, Людмила Марковна
А вот в "Вокзале для двоих" Гурченко уже пришлось исполнить более мелодраматическую роль. Мой любимый фильм уже многие годы лучшая игра лучшие артисты. 7. Показать список оценивших. Сколько лет было Гурченко, когда снимали «Вокзал для двоих».
Любовь, ирония и Гурченко. Как Эльдар Рязанов делал «Вокзал для двоих»
Падали на скользкой и неровной трассе актёры по-настоящему, и после этой сцены Гурченко долго лечила разбитые колени. Рязанов Олег Басилашвили месяц фактически прожил в колонии для несовершеннолетних в Икше, где снимали тюремные сцены. Заключённые долгое время переодетого в зека актёра не любили, постоянно старались как-то задеть и даже ударить, ждали от его присутствия неприятностей. Басилашвили пытался наладить отношения, потихоньку делился «пайкой» с арестантами из массовки, и вскоре враждебность прошла. У актёра даже появился консультант из числа заключённых — учил, как выглядят и ведут себя люди на зоне, но взамен попросил увековечить его в фильме. Басилашвили выполнил просьбу, и в сцене, когда героиня Людмилы Гурченко пытается разбудить Платона, он сквозь сон говорит: «Онофренков, кончай! Это была фамилия его «наставника». Рязанов «Вокзал для двоих» участвовал в основном конкурсе Каннского кинофестиваля. Показ проходил во время разворачивающегося шпионского скандала между Францией и СССР, поэтому надежды на призы не было.
Позднее Гурченко с обидой вспоминала, как она вернулась в столицу с мамой и полуторамесячным ребенком, а на вокзале их никто не встретил. Так начался «распад», который актриса переживала болезненно и тяжело. Ей, бесконечно любящей и любимой дочери своего отца, было крайне трудно смириться с тем, что ее ребенок будет расти в неполной семье. Брак с Андроникашвили продлился 3 года. Материнство залечивало первые раны молодости. Оно меня смягчило и внешне, и внутренне. Но вдруг — откуда ни возьмись — на меня тянуло легким кладбищенским ветерком. Успокоившийся человек, ищущий покоя артист — это мертвый человек. Это мертвый артист. Долгое страдание вызвало вдруг внутри протест к себе такой. Говорят, время залечивает все раны. Нужно начинать жить. Передышка была. Передышка непростая. На свет появилась девочка. Она должна гордиться своей мамой, как я горжусь своими родителями. Решение принято — надо работать. Под лежачий камень вода не течет. Так продолжалось, пока ребенку не исполнилось три года. После развода нам с дочерью досталась тринадцатиметровая комната в общей квартире на первом этаже высокого московского дома на большом проспекте. Был 1962 год. Ей уже было три года. И настала пора забрать ее у родителей. Как им это ни было тяжело они понимали, что ребенок должен жить вместе с матерью. Молчала, не спала несколько ночей подряд, даже пыталась сбежать назад в Харьков к любимой бабушке, но потом смирилась. Слава богу, думала — не выдержу. И я сразу же окунула ее в свою жизнь, свои гастроли, концерты. Пусть познает жизнь своей мамы горячим, недетским способом. И пойдут потом укрощения и притирки и ощущение страха уже не только за себя, но и за родное существо рядом. И новое ощущение материнства. И выработка личных методов воспитания, соединяющих и «море», и муштру. Это все потом. Работа в «Современнике» и Театре-студии киноактера также не принесла актрисе каких-то знаковых ролей. Итак, в один прекрасный день я вдруг подала заявление об уходе из театра по собственному желанию. Тихо и спокойно. Как будто это было давно решено. Хотя еще утром, идя на репетицию, об этом даже не думала. Я просто представила, что сейчас, на репетиции новой пьесы, я буду долго сидеть в ожидании своих двух реплик... Не было ни одного выступления, где бы зрители не интересовались причинами моего ухода из «Современника». Почему же я все-таки ушла из лучшего театра? Уязвленное самолюбие? Непризнанный талант? О, как же я изо всех сил подавляла в себе все негативное и подавила в конце концов. Тогда и стало легче. Но прежде мне нужно было научиться терпеть. А порой я думала так: первый успех пришел «вдруг», без вклада. Без труда выловила рыбку из пруда. А после была неминуемая расплата. Научиться терпеть и воспитать в себе волю. На этот раз за Александра Фадеева, приемного сына писателя Александра Фадеева. Саша Фадеев очень напоминал Машиного отца-студента. Был артистом в театре армии. Его беда была в том, что он неверно выбрал профессию. Он многое сумел бы в жизни, если бы не стал актером. Здесь кроется причина и нашего разрыва. Меня все тянуло в музыку, в кино... Куда-то в мечту... А приходилось сидеть на земле. Хоть человеком он был очень добрым. Он, очевидно, переживал свои неудачи и горько их заливал. Моя интуиция и здоровый дух опять выбросили меня в одиночное плаванье. В них заключены начала, которым потом суждено вылиться на экране в ролях женщин, прошедших испытания жизнью. Зато теперь я знаю, что, пройдя сквозь самое невозможное, можно перенести все. И, все перенеся, человек может быть даже счастлив! Главное — суметь не растерять остатков доброты, человечности и душевного тепла. После выхода музыкальных фильмов «Табачный капитан» 1971 , «Соломенная шляпка» 1974 , «Небесные ласточки» 1976 , «Мама» 1976 она вновь стала одной из ведущих советских актрис. На съемках картины «Мама» Гурченко вновь столкнулась с серьезными испытаниями — клоун Олег Попов случайно упал на льду и сломал актрисе правую ногу. После катастрофы на съемке, когда чуть не потеряла ногу, позвонили из родного профсоюза маме: «Мы можем выделить триста рублей. Ну, что она? Жаль было маму. И моральная травма, и физическая очень похожи. Обе хочешь забыть поскорее, как тяжелый сон. Обе вынуждают вести себя и жить по-другому. Обе оставляют рубцы.
Потом, уже много лет спустя, я узнал, что кинопроба совпала с трудным периодом жизни артистки и именно в эти дни ей было особенно тяжело. Но она, как человек гордый, не сказала мне об этом ни слова, а я расценил ее неудачу по-своему. Должно быть, я проявил тогда определенную нечуткость. Я решил, что она оказалась актрисой лишь одной роли. И в глубине души поставил на ней крест. Судьба развела нас на долгий срок. Следующая наша несостоявшаяся совместная работа — «Ирония судьбы». Здесь соединилось несколько фатальных факторов, в результате которых Гурченко так и не сыграла роль Нади Шевелевой, хотя, без сомнения, могла бы это сделать блистательно. К этому времени за ее спиной были прекрасные работы в фильмах «Старые стены», «Соломенная шляпка» и немало других. Жребий свел Гурченко на кинопробе с Андреем Мироновым. И то, что она играла прежде в паре с Мироновым в «Соломенной шляпке», оказало в данной ситуации дурную услугу обоим исполнителям. Они, как давно и хорошо сыгранный эстрадный дуэт, понеслись в лихой комедийной манере, очень далекой от моих режиссерских намерений. Перед камерой играли два комедийных «зубра», которые не могли соскочить с манеры и интонации «Соломенной шляпки». На экране действовали жизнерадостные и смешные персонажи, но «из другой оперы». Это был период, когда я сам прощался с условной комедийной легкостью, искал новую стилистику, другую интонацию. Поэтому и отверг эту уверенную актерскую пару. Боялся, что они собьют меня с толку. Я еще сам только-только нащупывал что-то новое для себя, сам еще не был достаточно тверд. Поработав над «Вокзалом для двоих» целый год с Гурченко, общаясь ежедневно, я хорошо изучил ее характер. Я знаю, что она стеснительна, застенчива, уязвима. Она много натерпелась в жизни и частенько ставит эдакий заслон между собой и человеком, которого не хочет пустить в свой внутренний мир. В этих случаях она прибегает к маске, а так как артистка она превосходная, у нее это получается очень убедительно. Я же принял ее защитные приспособления за чистую монету, и это в очередной раз оттолкнуло меня. Сейчас я убежден, что если бы мы к тому времени были более близко знакомы, я разобрался бы в ее человеческих особенностях и смог бы отделить шелуху, наносное от тонкой душевной сущности. Однако этого не случилось, и я своим отказом нанес актрисе еще одну, весьма глубокую психологическую рану. После этого, казалось, уже ничто не смогло бы нас сблизить. Наши пути разошлись. Но жизнь — забавная штука, и она выделывает иной раз самые неожиданные фортели... Когда на творческих встречах Людмилу Гурченко спрашивали в записках: «Почему вы не снимаетесь в фильмах Рязанова? Как же так? Публике Гурченко нравится, а Рязанову, видите ли, нет! Когда в прессе появились заметки о том, что мы снова работаем вместе, я тоже стал получать на встречах со зрителями записки такого рода: «Почему вы так долго не снимали в своих фильмах Гурченко, а теперь снимаете? На первую половину вопроса — почему не снимал — я уже ответил. Постараюсь ответить на вторую — почему стал снимать. Наш обратный ход друг к другу сопровождался также цепью случайностей. Может быть, так распорядилась судьба. Где-то в конце восьмидесятого года мы с Гурченко неожиданно друг для друга оказались за одним столиком на вечере «При свечах» в Доме актера. Моя жена и Людмила Марковна они были до этого незнакомы сидели рядом, плечом к плечу — в помещении было очень тесно. Они очень понравились друг другу и как-то сразу нашли общий язык. Напряженности, которая могла бы возникнуть за нашим столиком, благодаря этому не произошло. Наоборот, говорились какие-то добрые, любезные слова, причем они были искренни. Незадолго до того вышла картина «Пять вечеров», где Людмила Марковна сыграла главную роль по самому высшему актерскому пилотажу. Следующая встреча была, если так можно выразиться, односторонней. Я болел, отлеживался дома и в этот вечер устроился перед телевизором. Показывали премьеру передачи «Песни военных лет» в исполнении Людмилы Гурченко. Я немного побаивался этого. Помнил телевизионный «Бенефис» Гурченко, где, с моей точки зрения, рядом с великолепными номерами были некоторые излишества, и опасался как бы не случилось подобного здесь. Песни войны — это песни моего детства и юности, я их знал все наизусть, они были драгоценным куском моей биографии как и многих других людей. В их исполнении была невозможна даже малейшая бестактность. А когда пошла передача и в начале ее потекли хроникальные кадры войны, я подумал, что это — ошибка. Ведь соперничать артистке с документальным материалом невозможно, эти кадры обязательно усугубят любую неточность исполнительницы, проявят, подчеркнут, что то — настоящее, а это — нет. Но ничего подобного не случилось! Актриса вложила в песни военных лет всю горечь своего «взрослого детства», проведенного в оккупированном фашистами Харькове. Это была очень личная передача, исполненная с тонкостью, ностальгией, душевной нежностью, с безупречным вкусом. Во время исполнения этих песен Людмилой Марковной у меня то подступал комок к горлу; то появлялись на глазах слезы. Я испытал подлинное потрясение и был бесконечно благодарен актрисе. Разыскал ее телефон и позвонил. Но она находилась в это время в Венгрии, и я обрушил на ее мужа взволнованный поток своей горячей признательности. А позже, в начале 1981 года, на телевидении задумали снять передачу о песнях и музыке в моих фильмах. Делать такую передачу без фрагментов из «Карнавальной ночи» и без участия Гурченко казалось обидным. Но я не стал ей звонить сам, опасаясь нарваться на отказ, а попросил сделать это редактора передачи Тамару Якжину. Гурченко сразу же согласилась. Как будто не было обид, горечи, унижений. Наступил день съемки. Мы не встречались заранее, не обсуждали, о чем будем толковать, не сговаривались ни о чем. Мы оба оказались перед телекамерами, а между нами пролегло больше двадцати лет отдаленности. И вот начался разговор — мы оба нервничали, забыли о том, что нас снимают. Это было выяснение отношений перед стомиллионной аудиторией. Вернее, не совсем так. Просто мы говорили друг другу то, что думали, откинув в сторону мелочное и несущественное. Этот эпизод, если только можно так назвать кусок нашей жизни, стал, как мне многие говорили, украшением передачи, но он сделал большее — окончательно сломал барьер, разделявший нас долгие годы. А дальше судьба продолжала свое дело — она свела нас вместе во время отпуска, и мы — моя жена, я и Гурченко — провели две недели в Пицунде. За эти годы каждый из нас изменился, и, встретившись снова, мы как бы открывали друг друга. Во всяком случае, о своем новом открытии Гурченко я могу сказать с уверенностью. Она оказалась замечательным рассказчиком, наблюдательным, метким, язвительным, одновременно веселым и серьезным. Я узнал о многом, что ей пришлось пережить. Жизнь не жалела ее, у нее были тяжелые длинные годы забвения и безработицы. Но об этом она написала сама. Прочтите ее самобытную, искреннюю, исповедальную повесть «Мое взрослое детство» и книгу «Аплодисменты, аплодисменты», и вы убедитесь, что здесь открылось еще одно богатство ее поистине неисчерпаемой творческой натуры — литературный дар. Действительно, «если человек талантлив, он талантлив во всем». Я же могу говорить об этих годах только, как выражаются, «со своей колокольни»... В «Карнавальной ночи» в роли Леночки Крыловой впервые раскрылись комедийность, легкость, пластичность актрисы, ее вокальное и танцевальное искусство. Гурченко, как мне кажется, прекрасно справилась с ролью молодежной заводилы, эдакого темпераментного чертенка в юбке, которая становится мягкой и женственной под влиянием любви. Она лихо сыграла, но это не было результатом накопленного мастерства, не являлось итогом осознанного построения роли. Это была, скорее, стихия юности, рвущаяся наружу. Композитор, оператор, художники по гриму и костюму, режиссер, балетмейстер вводили ее в нужное русло, направляли, отсекали излишества, подсказывали, помогали. А дальше случилось неожиданное: мы — я и она, как говорят, «проснулись знаменитыми». Причем проснулись порознь. Представьте, на двадцатилетнюю студентку, приехавшую в Москву из провинции, свалилась всесоюзная, поистине оглушительная слава. После «Карнавальной ночи» ее имя сразу стало известно всему народу. Тысячи лестных писем. Заграничные поездки. Творческие встречи. Ее рвут на части. А ей, повторяю, всего двадцать лет. В подобной ситуации очень трудно удержаться от того, чтобы не «закружилась головка». Немедленно со всех киностудий полетело множество предложений. И, как водится, в основном приглашали играть более бледные копии героини «Карнавальной ночи». Силы воли, а может, и понимания, что надо отказываться от подобных ролей, не хватало. И на экранах стали появляться персонажи Гурченко, напоминающие клише с ею же созданного оригинала. Творческая репутация актрисы от роли к роли падала. Наступило время, когда ее почти не приглашали сниматься или же предлагали нечто очень убогое. И она была вынуждена соглашаться.
Откуда это? Это была я, но в новом качестве. Между тем, в отношениях с мужем, жившим в Москве «свободным художником», появилась трещина. Позднее Гурченко с обидой вспоминала, как она вернулась в столицу с мамой и полуторамесячным ребенком, а на вокзале их никто не встретил. Так начался «распад», который актриса переживала болезненно и тяжело. Ей, бесконечно любящей и любимой дочери своего отца, было крайне трудно смириться с тем, что ее ребенок будет расти в неполной семье. Брак с Андроникашвили продлился 3 года. Материнство залечивало первые раны молодости. Оно меня смягчило и внешне, и внутренне. Но вдруг — откуда ни возьмись — на меня тянуло легким кладбищенским ветерком. Успокоившийся человек, ищущий покоя артист — это мертвый человек. Это мертвый артист. Долгое страдание вызвало вдруг внутри протест к себе такой. Говорят, время залечивает все раны. Нужно начинать жить. Передышка была. Передышка непростая. На свет появилась девочка. Она должна гордиться своей мамой, как я горжусь своими родителями. Решение принято — надо работать. Под лежачий камень вода не течет. Так продолжалось, пока ребенку не исполнилось три года. После развода нам с дочерью досталась тринадцатиметровая комната в общей квартире на первом этаже высокого московского дома на большом проспекте. Был 1962 год. Ей уже было три года. И настала пора забрать ее у родителей. Как им это ни было тяжело они понимали, что ребенок должен жить вместе с матерью. Молчала, не спала несколько ночей подряд, даже пыталась сбежать назад в Харьков к любимой бабушке, но потом смирилась. Слава богу, думала — не выдержу. И я сразу же окунула ее в свою жизнь, свои гастроли, концерты. Пусть познает жизнь своей мамы горячим, недетским способом. И пойдут потом укрощения и притирки и ощущение страха уже не только за себя, но и за родное существо рядом. И новое ощущение материнства. И выработка личных методов воспитания, соединяющих и «море», и муштру. Это все потом. Работа в «Современнике» и Театре-студии киноактера также не принесла актрисе каких-то знаковых ролей. Итак, в один прекрасный день я вдруг подала заявление об уходе из театра по собственному желанию. Тихо и спокойно. Как будто это было давно решено. Хотя еще утром, идя на репетицию, об этом даже не думала. Я просто представила, что сейчас, на репетиции новой пьесы, я буду долго сидеть в ожидании своих двух реплик... Не было ни одного выступления, где бы зрители не интересовались причинами моего ухода из «Современника». Почему же я все-таки ушла из лучшего театра? Уязвленное самолюбие? Непризнанный талант? О, как же я изо всех сил подавляла в себе все негативное и подавила в конце концов. Тогда и стало легче. Но прежде мне нужно было научиться терпеть. А порой я думала так: первый успех пришел «вдруг», без вклада. Без труда выловила рыбку из пруда. А после была неминуемая расплата. Научиться терпеть и воспитать в себе волю. На этот раз за Александра Фадеева, приемного сына писателя Александра Фадеева. Саша Фадеев очень напоминал Машиного отца-студента. Был артистом в театре армии. Его беда была в том, что он неверно выбрал профессию. Он многое сумел бы в жизни, если бы не стал актером. Здесь кроется причина и нашего разрыва. Меня все тянуло в музыку, в кино... Куда-то в мечту... А приходилось сидеть на земле. Хоть человеком он был очень добрым. Он, очевидно, переживал свои неудачи и горько их заливал. Моя интуиция и здоровый дух опять выбросили меня в одиночное плаванье. В них заключены начала, которым потом суждено вылиться на экране в ролях женщин, прошедших испытания жизнью. Зато теперь я знаю, что, пройдя сквозь самое невозможное, можно перенести все. И, все перенеся, человек может быть даже счастлив! Главное — суметь не растерять остатков доброты, человечности и душевного тепла. После выхода музыкальных фильмов «Табачный капитан» 1971 , «Соломенная шляпка» 1974 , «Небесные ласточки» 1976 , «Мама» 1976 она вновь стала одной из ведущих советских актрис. На съемках картины «Мама» Гурченко вновь столкнулась с серьезными испытаниями — клоун Олег Попов случайно упал на льду и сломал актрисе правую ногу. После катастрофы на съемке, когда чуть не потеряла ногу, позвонили из родного профсоюза маме: «Мы можем выделить триста рублей. Ну, что она? Жаль было маму. И моральная травма, и физическая очень похожи.
«К мечте я шла прямо»: 12 ноября родилась актриса Людмила Гурченко
Со дня рождения и до начала ВОВ Людмила проживала вместе с родителями в Харькове, в однокомнатной полуподвальной квартире в Мордвиновском переулке. Счастливое детство Людмилы Гурченко было прервано военными действиями. Отец Марк Гаврилович, которого всю свою жизнь нежно любила и уважала актриса, отправился на войну. Он был не призывного возраста и к тому же имел инвалидность, однако решил воевать. Девочка осталась в оккупированном Харькове вместе с мамой. А осенью 1944-го она поступила в музыкальную школу имени Бетховена — родители приняли решение развивать немалые музыкальные способности дочери. С 1953 года начинается столичная страница биографии Людмилы Гурченко. Она была наиболее эффектной и многогранной на своем курсе, одинаково хорошо танцевала, пела и играла.
В этих 2-х ролях Гурченко и пела, и танцевала, и играла на рояле. ВГИК она закончила в 1958 году. После окончания вуза играла сперва в Театре-студии киноактера, а с 1964 года Гурченко 2 сезона проработала в «Современнике», сыграв в постановках режиссера Олега Ефремова «Без креста», «Старшая сестра», «Сирано де Бержерак», «Голый король» и «Вечно живые». Затем Людмила Гурченко по нескольку лет посвятила работе в театре Антона Чехова и Московском театре сатиры. В кино Людмила Гурченко дебютировала еще будучи студенткой. Ее первым фильмом была лента «Дорога правды» Яна Фрида, вышедшая на экраны в 1956 году. Фильм был замечен, как и молодая актриса, рост известности которой начался с первой же ленты.
Очень популярной Гурченко стала после появления на экранах новогодней комедии Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь». Людмила Гурченко в одно мгновенье стала всенародной любимицей и кумиром. Кинокартина побила все рекорды проката, на неё было продано практически 50 миллионов билетов. А песня «Пять минут» в исполнении главной героини Леночки Крыловой стала гимном Нового Года, и по сей день вся Россия на этот праздник рассуждает вместе с Леночкой много ли это, пять минут, или все-таки мало. За «Карнавальной ночью» вышел фильм «Девушка с гитарой», который был придуман специально для Гурченко и в котором артистка опять получила главную роль, очень похожую с предыдущей: тоже в легком, танцевальном жанре. Эта картина стала менее удачной, хотя по инерции и собрала полные кинозалы страны. Но успех этих 2-х кинолент имел и другую сторону медали: за Гурченко закрепилось амплуа некоторой легкости и беззаботности.
Онлайн турнира Bellator в Японии Следующие события были темной полосой в киноактерской биографии Людмилы Гурченко. Из-за непростого финансового положения Гурченко пришлось параллельно со съемками подрабатывать, выступать с концертами на заводах и устраивать творческие вечера со зрителями. Эти актерские «халтуры» вызвали порицание в СМИ. Официально именно это и вызвало трудности в карьере. Но есть версия, что отказы звезде в новых ролях были направлены «сверху». В 1957 году, во время съемок «Девушки с гитарой», актрису пригласил к себе министр культуры СССР Николай Михайлов и, согласно слухам, предложил сотрудничать с КГБ во время VI международного фестиваля молодёжи и студентов. Гурченко не согласилась.
Говорят, именно это было причиной травли и некоторого забвения. Долгие десять лет артистку не брали на главные роли. Несмотря на это, актриса снималась как минимум в одной, а иногда и в 3-х картинах за год. Людмила даже исполнила нескольких главных героинь, но в проходных фильмах, не имевших особого успеха у зрителей. В это время Людмила Марковна попробовала себя в драматическом амплуа.
Вторая наша встреча с Л. Гурченко произошла во время съемок «Человека ниоткуда». Но в этой картине доминировали три мужские роли, а женская, хоть и считалась главной, на самом деле была очень даже второстепенной. И не только по степени присутствия героини на экране. Роль была не выписана, лишь едва обозначена.
Зацепиться за какую-нибудь черту характера, развить, обогатить эту схему оказалось не по плечу ни артистке, ни мне. Эта работа прошла для нашего творческого дуэта бесследно. Жизнь разводила нас в разные стороны. Однако я помнил наш общий успех в первой комедии, помнил, как славно и дружно мы тогда работали. Приступая к постановке «Гусарской баллады», я, конечно же, наметил Л. Гурченко как одну из кандидаток на главную роль. Правда, меня смущало, что ее хрупкая, субтильная фигурка будет выглядеть не совсем убедительно в воинских эпизодах, в кавалерийских погонях, в фехтовальных схватках, но я верил в талант артистки и надеялся, что это удастся преодолеть. Однако кинопроба получилась неудачной. Актриса оказалась не готова к съемке, путала текст, играла вяло, неуверенно. Это огорчило меня.
Я считал, что ради такой роли надо выложиться до конца, подготовиться изо всех своих сил и возможностей. Подобная мобилизация подразумевалась сама собой. Потом, уже много лет спустя, я узнал, что кинопроба совпала с трудным периодом жизни артистки и именно в эти дни ей было особенно тяжело. Но она, как человек гордый, не сказала мне об этом ни слова, а я расценил ее неудачу по-своему. Должно быть, я проявил тогда определенную нечуткость. Я решил, что она оказалась актрисой лишь одной роли. И в глубине души поставил на ней крест. Судьба развела нас на долгий срок. Следующая наша несостоявшаяся совместная работа — «Ирония судьбы». Здесь соединилось несколько фатальных факторов, в результате которых Гурченко так и не сыграла роль Нади Шевелевой, хотя, без сомнения, могла бы это сделать блистательно.
К этому времени за ее спиной были прекрасные работы в фильмах «Старые стены», «Соломенная шляпка» и немало других. Жребий свел Гурченко на кинопробе с Андреем Мироновым. И то, что она играла прежде в паре с Мироновым в «Соломенной шляпке», оказало в данной ситуации дурную услугу обоим исполнителям. Они, как давно и хорошо сыгранный эстрадный дуэт, понеслись в лихой комедийной манере, очень далекой от моих режиссерских намерений. Перед камерой играли два комедийных «зубра», которые не могли соскочить с манеры и интонации «Соломенной шляпки». На экране действовали жизнерадостные и смешные персонажи, но «из другой оперы». Это был период, когда я сам прощался с условной комедийной легкостью, искал новую стилистику, другую интонацию. Поэтому и отверг эту уверенную актерскую пару. Боялся, что они собьют меня с толку. Я еще сам только-только нащупывал что-то новое для себя, сам еще не был достаточно тверд.
Поработав над «Вокзалом для двоих» целый год с Гурченко, общаясь ежедневно, я хорошо изучил ее характер. Я знаю, что она стеснительна, застенчива, уязвима. Она много натерпелась в жизни и частенько ставит эдакий заслон между собой и человеком, которого не хочет пустить в свой внутренний мир. В этих случаях она прибегает к маске, а так как артистка она превосходная, у нее это получается очень убедительно. Я же принял ее защитные приспособления за чистую монету, и это в очередной раз оттолкнуло меня. Сейчас я убежден, что если бы мы к тому времени были более близко знакомы, я разобрался бы в ее человеческих особенностях и смог бы отделить шелуху, наносное от тонкой душевной сущности. Однако этого не случилось, и я своим отказом нанес актрисе еще одну, весьма глубокую психологическую рану. После этого, казалось, уже ничто не смогло бы нас сблизить. Наши пути разошлись. Но жизнь — забавная штука, и она выделывает иной раз самые неожиданные фортели...
Когда на творческих встречах Людмилу Гурченко спрашивали в записках: «Почему вы не снимаетесь в фильмах Рязанова? Как же так? Публике Гурченко нравится, а Рязанову, видите ли, нет! Когда в прессе появились заметки о том, что мы снова работаем вместе, я тоже стал получать на встречах со зрителями записки такого рода: «Почему вы так долго не снимали в своих фильмах Гурченко, а теперь снимаете? На первую половину вопроса — почему не снимал — я уже ответил. Постараюсь ответить на вторую — почему стал снимать. Наш обратный ход друг к другу сопровождался также цепью случайностей. Может быть, так распорядилась судьба. Где-то в конце восьмидесятого года мы с Гурченко неожиданно друг для друга оказались за одним столиком на вечере «При свечах» в Доме актера. Моя жена и Людмила Марковна они были до этого незнакомы сидели рядом, плечом к плечу — в помещении было очень тесно.
Они очень понравились друг другу и как-то сразу нашли общий язык. Напряженности, которая могла бы возникнуть за нашим столиком, благодаря этому не произошло. Наоборот, говорились какие-то добрые, любезные слова, причем они были искренни. Незадолго до того вышла картина «Пять вечеров», где Людмила Марковна сыграла главную роль по самому высшему актерскому пилотажу. Следующая встреча была, если так можно выразиться, односторонней. Я болел, отлеживался дома и в этот вечер устроился перед телевизором. Показывали премьеру передачи «Песни военных лет» в исполнении Людмилы Гурченко. Я немного побаивался этого. Помнил телевизионный «Бенефис» Гурченко, где, с моей точки зрения, рядом с великолепными номерами были некоторые излишества, и опасался как бы не случилось подобного здесь. Песни войны — это песни моего детства и юности, я их знал все наизусть, они были драгоценным куском моей биографии как и многих других людей.
В их исполнении была невозможна даже малейшая бестактность. А когда пошла передача и в начале ее потекли хроникальные кадры войны, я подумал, что это — ошибка. Ведь соперничать артистке с документальным материалом невозможно, эти кадры обязательно усугубят любую неточность исполнительницы, проявят, подчеркнут, что то — настоящее, а это — нет. Но ничего подобного не случилось! Актриса вложила в песни военных лет всю горечь своего «взрослого детства», проведенного в оккупированном фашистами Харькове. Это была очень личная передача, исполненная с тонкостью, ностальгией, душевной нежностью, с безупречным вкусом. Во время исполнения этих песен Людмилой Марковной у меня то подступал комок к горлу; то появлялись на глазах слезы. Я испытал подлинное потрясение и был бесконечно благодарен актрисе. Разыскал ее телефон и позвонил. Но она находилась в это время в Венгрии, и я обрушил на ее мужа взволнованный поток своей горячей признательности.
А позже, в начале 1981 года, на телевидении задумали снять передачу о песнях и музыке в моих фильмах. Делать такую передачу без фрагментов из «Карнавальной ночи» и без участия Гурченко казалось обидным. Но я не стал ей звонить сам, опасаясь нарваться на отказ, а попросил сделать это редактора передачи Тамару Якжину. Гурченко сразу же согласилась. Как будто не было обид, горечи, унижений. Наступил день съемки. Мы не встречались заранее, не обсуждали, о чем будем толковать, не сговаривались ни о чем. Мы оба оказались перед телекамерами, а между нами пролегло больше двадцати лет отдаленности. И вот начался разговор — мы оба нервничали, забыли о том, что нас снимают. Это было выяснение отношений перед стомиллионной аудиторией.
Вернее, не совсем так. Просто мы говорили друг другу то, что думали, откинув в сторону мелочное и несущественное. Этот эпизод, если только можно так назвать кусок нашей жизни, стал, как мне многие говорили, украшением передачи, но он сделал большее — окончательно сломал барьер, разделявший нас долгие годы. А дальше судьба продолжала свое дело — она свела нас вместе во время отпуска, и мы — моя жена, я и Гурченко — провели две недели в Пицунде. За эти годы каждый из нас изменился, и, встретившись снова, мы как бы открывали друг друга. Во всяком случае, о своем новом открытии Гурченко я могу сказать с уверенностью. Она оказалась замечательным рассказчиком, наблюдательным, метким, язвительным, одновременно веселым и серьезным. Я узнал о многом, что ей пришлось пережить. Жизнь не жалела ее, у нее были тяжелые длинные годы забвения и безработицы. Но об этом она написала сама.
Прочтите ее самобытную, искреннюю, исповедальную повесть «Мое взрослое детство» и книгу «Аплодисменты, аплодисменты», и вы убедитесь, что здесь открылось еще одно богатство ее поистине неисчерпаемой творческой натуры — литературный дар. Действительно, «если человек талантлив, он талантлив во всем». Я же могу говорить об этих годах только, как выражаются, «со своей колокольни»... В «Карнавальной ночи» в роли Леночки Крыловой впервые раскрылись комедийность, легкость, пластичность актрисы, ее вокальное и танцевальное искусство. Гурченко, как мне кажется, прекрасно справилась с ролью молодежной заводилы, эдакого темпераментного чертенка в юбке, которая становится мягкой и женственной под влиянием любви. Она лихо сыграла, но это не было результатом накопленного мастерства, не являлось итогом осознанного построения роли. Это была, скорее, стихия юности, рвущаяся наружу. Композитор, оператор, художники по гриму и костюму, режиссер, балетмейстер вводили ее в нужное русло, направляли, отсекали излишества, подсказывали, помогали.
Но, когда группа выехала на съемку, неожиданно распогодилось и выглянуло яркое солнце.
И настроение сцены получилось уже совсем другим — внушающим надежду и оптимистичным. Гурченко и Басилашвили бежали по снежной дороге, а перед ними на санях ехал оператор с камерой. Причем, чтобы сани ехали побыстрее, в них впрягалась вся съемочная группа, включая самого Эльдара Рязанова. Дорога была очень скользкой, поэтому падали артисты по-настоящему. По рассказам Гурченко, она еще долго потом лечила разбитые коленки. Первый кадр: зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов. Обоим хочется в уборную. А это ж поле голое, гора. Он с одной стороны пописал, я с другой.
А к концу картины это был родной человек», — вспоминала Людмила Гурченко. Но Рязанов настоял на своем и, как обычно, «попал в яблочко» — никого другого, кроме Михалкова, в этой роли невозможно представить. Интересно, что знаменитая сцена, где Андрей бьет Платона в ресторане, была сплошной импровизацией Михалкова. Но, несмотря на то, что получилась она просто шикарной, Рязанов немного растерялся. Но после нее всем становилось ясно, что Платон — не мужик, а мямля и слабак. А разве такой способен взять на себя преступление жены? Выход снова нашла Людмила Гурченко. Она предложила, чтобы Платон после драки подошел к Вере и тихо спросил: «Тебе очень стыдно за меня, да? А в ответ плачущая женщина прижалась к его плечу.
Передышка была. Передышка непростая. На свет появилась девочка. Она должна гордиться своей мамой, как я горжусь своими родителями. Решение принято — надо работать. Под лежачий камень вода не течет. Так продолжалось, пока ребенку не исполнилось три года.
После развода нам с дочерью досталась тринадцатиметровая комната в общей квартире на первом этаже высокого московского дома на большом проспекте. Был 1962 год. Ей уже было три года. И настала пора забрать ее у родителей. Как им это ни было тяжело они понимали, что ребенок должен жить вместе с матерью. Молчала, не спала несколько ночей подряд, даже пыталась сбежать назад в Харьков к любимой бабушке, но потом смирилась. Слава богу, думала — не выдержу.
И я сразу же окунула ее в свою жизнь, свои гастроли, концерты. Пусть познает жизнь своей мамы горячим, недетским способом. И пойдут потом укрощения и притирки и ощущение страха уже не только за себя, но и за родное существо рядом. И новое ощущение материнства. И выработка личных методов воспитания, соединяющих и «море», и муштру. Это все потом. Работа в «Современнике» и Театре-студии киноактера также не принесла актрисе каких-то знаковых ролей.
Итак, в один прекрасный день я вдруг подала заявление об уходе из театра по собственному желанию. Тихо и спокойно. Как будто это было давно решено. Хотя еще утром, идя на репетицию, об этом даже не думала. Я просто представила, что сейчас, на репетиции новой пьесы, я буду долго сидеть в ожидании своих двух реплик... Не было ни одного выступления, где бы зрители не интересовались причинами моего ухода из «Современника». Почему же я все-таки ушла из лучшего театра?
Уязвленное самолюбие? Непризнанный талант? О, как же я изо всех сил подавляла в себе все негативное и подавила в конце концов. Тогда и стало легче. Но прежде мне нужно было научиться терпеть. А порой я думала так: первый успех пришел «вдруг», без вклада. Без труда выловила рыбку из пруда.
А после была неминуемая расплата. Научиться терпеть и воспитать в себе волю. На этот раз за Александра Фадеева, приемного сына писателя Александра Фадеева. Саша Фадеев очень напоминал Машиного отца-студента. Был артистом в театре армии. Его беда была в том, что он неверно выбрал профессию. Он многое сумел бы в жизни, если бы не стал актером.
Здесь кроется причина и нашего разрыва. Меня все тянуло в музыку, в кино... Куда-то в мечту... А приходилось сидеть на земле. Хоть человеком он был очень добрым. Он, очевидно, переживал свои неудачи и горько их заливал. Моя интуиция и здоровый дух опять выбросили меня в одиночное плаванье.
В них заключены начала, которым потом суждено вылиться на экране в ролях женщин, прошедших испытания жизнью. Зато теперь я знаю, что, пройдя сквозь самое невозможное, можно перенести все. И, все перенеся, человек может быть даже счастлив! Главное — суметь не растерять остатков доброты, человечности и душевного тепла. После выхода музыкальных фильмов «Табачный капитан» 1971 , «Соломенная шляпка» 1974 , «Небесные ласточки» 1976 , «Мама» 1976 она вновь стала одной из ведущих советских актрис. На съемках картины «Мама» Гурченко вновь столкнулась с серьезными испытаниями — клоун Олег Попов случайно упал на льду и сломал актрисе правую ногу. После катастрофы на съемке, когда чуть не потеряла ногу, позвонили из родного профсоюза маме: «Мы можем выделить триста рублей.
Ну, что она? Жаль было маму. И моральная травма, и физическая очень похожи. Обе хочешь забыть поскорее, как тяжелый сон. Обе вынуждают вести себя и жить по-другому. Обе оставляют рубцы. Обе заставляют постоянно задавать себе вопрос: «болит или не болит?
Травмы заставляют тебя пережить наивысший пик трагедии и счастья! И когда в роли есть хоть намек на подобное — тебе все ясно, потому что у тебя такой «потолок», такой запас перенесенного! Она, наконец, дождалась серьезных, глубоких драматических ролей и смены амплуа. Обломова» 1979 Никиты Михалкова, «Сибириада» 1979 Андрея Кончаловского — эти и другие картины того времени открыли актрису с новой стороны. Интерес к фильму «Сибириада» был большой. Народу полно. Уже до финала были аплодисменты, а перед концом картины и после они не смолкали и превратились в «скандеж» - как на концерте.
И «браво», «браво», «браво»... Мы кланялись вперед, назад, влево, вправо. Никто не уходил, и мы стояли и кланялись, кланялись... А потом стали обнимать и целовать друг друга… Эмигранты кричали по-русски: «Молодцы!
Какой возраст имела Гурченко при съемках «Вокзала для двоих»?
- Возраст и красота: когда Людмила Гурченко снялась в фильме Вокзал для двоих
- Дата рождения
- Смотрите также
- Сколько лет было Гурченко, когда снимали «Вокзал для двоих»
Сегодня исполнилось бы 80 лет Людмиле Гурченко...
Поработав над «Вокзалом для двоих» целый год с Гурченко, общаясь ежедневно, я хорошо изучил ее характер. Узнайте, сколько лет было Людмиле Гурченко и Олегу Басилашвили в фильме Вокзал для двоих, как они сыграли романтическую пару, и какие секреты скрывает этот культовый фильм. За работу в мелодраме «Вокзал для двоих» Людмила Гурченко была удостоена звания народной артистки. Вокзал для двоих. Людмила Гурченко в фильме "Вокзал для двоих".
Сколько лет гурченко в вокзале для двоих
Биография советской актрисы Людмилы Марковны Гурченко: личная жизнь, отношения с мужьями, конфликты с дочерью, рождение внучков. За работу в мелодраме «Вокзал для двоих» Людмила Гурченко была удостоена звания народной артистки. Узнайте, сколько лет было Людмиле Гурченко и Олегу Басилашвили в фильме Вокзал для двоих, как они сыграли романтическую пару, и какие секреты скрывает этот культовый фильм.